Отвергнутая - Екатерина Валерьевна Шитова Страница 31

– Больно мне нужен этот дух нечистый! Уходи-ка ты, Мизгириха, прочь прямо сейчас, пока я не рассвирепел!

– Ой, не пугай-ка! Я уж пуганая-перепуганая! – громко ответила старуха, изменившись в лице. – Должок за тобой водится, батюшка Болотник! Или забыл ты, как глаза-то свои ослепшие приходил ко мне лечить? Забыл? Дак я сейчас напомню, быстренько наговор-то начитаю, болото твоё посолю мёртвой солью, слепота и возвернётся к тебе!

Старуха начала яростно шептать молитву, прикрыв глаза, а Болотник закричал:

– Стой! Замолчи, Мизгириха, вредная ты ведьма!

Старуха замолчала, ухмыльнулась довольно:

– Сам ты тогда сказал, что в долгу у меня, вот и возвращай теперь свой долг.

Он свирепо глянул на упрямую старуху, потом на Ваньку и в конце концов его мутный взгляд остановился на Прасковье. Болотная жижа вокруг поднялась столбами и рухнула вниз, окатив всех вокруг грязными брызгами.

– Подавай сюда свою бабёнку! – рявкнул он.

Старуха толкнула Ваньку локтем в бок и прошептала:

– Кидай её в воду.

Ванька выпучил и без того круглые глаза, сдвинул брови и грозно замычал.

– Кидай в воду, говорю! Делай, что велено! – яростно закричала старуха, брызгая слюной.

Ванька насупился, сдвинул брови сильнее – так, что они сошлись в одну линию, крепче прижал к себе Прасковью. Тогда старуха вздохнула разочарованно:

– У, дурак-дураком! Не утопит ведь он её, не боись. Бес её изнутри рвёт, и несчастья к ней тянет тоже он. Если его не прогнать, то пропадут обе – и бабонька твоя, и дитёнок ваш, чью душу нечистый при себе держит. Тельце-то у дитёнка на свет выродилось, а душа-то внутри, у духа злого, в паучьих лапах его осталась. Дух этот только назад, в болото, может выйти, потому я тебя сюда, дурака, притащила.

Лицо старухи напряглось от волнения. Она протянула вперёд руки, в которых лежал маленький, неподвижный ребёнок.

По болоту полз серый туман, и небо здесь было таким же серым и беспросветными. Ванька задумался, тоскливо посмотрел на младенца, потом на Прасковью, замычал и аккуратно опустил её в воду. Окровавленное платье Прасковьи вмиг пропиталось водой, волосы намокли, потянули её вниз, на дно. Когда лицо её скрылось под водой, Ванька схватился за голову и застонал.

– Ну давай, Болотник, не подведи! – прошептала старуха, когда воды болота поглотили Прасковью и на поверхность вышли последние пузыри воздуха.

Вода вдруг стала прибывать, накатывая на берег мутными волнами, затапливая зловонной зелёной жижей окрестный лес. Ванька со старухой вынуждены были отступить на сушу. Болотник же, раскинув длинные руки в разные стороны, рос вместе с водой, возвышался над болотом, точно огромная зелёная гора, истекающая слизью.

– Выходи из тела человеческого, нечистый! Здесь твой дом, я твой хозяин! Освобождай живое тело, а не то изничтожу тебя вместе с ним! – закричал он и изо всех сил ударил по воде ладонями.

Ванька смотрел, как над бурлящим болотом клубится густой туман, и отходил всё дальше от подступающей к ногам воды. Сердце его глухо билось в груди. Он пытался рассмотреть под водой тело Прасковьи, но ничего не видел.

Старуха взглянула на Ваньку, который уже готов был броситься в воду, и торопливо сунула ему в руки свёрток с младенцем. Ванька взял крошечную девочку своими огромными, дрожащими от волнения ручищами и неуклюже прижал к груди. А старуха отвернулась и пошла по воде вперёд. И вдруг туманную тишину болот нарушило пение. Голос старухи был скрипуч, но песня лилась, извиваясь над водой прозрачной атласной лентой. Она заполняла всё вокруг мелодией, похожей на колыбельную. Только это была особая колыбельная – для нечистой силы.

– Ой-ли, зло болотное! Ой-ли, нечистый,

Злой дух, в болотце выродившийся,

Плешивый, паршивый, гнилой да нечистый!

Плакала от тебя девка долго и много, а выплакано мало.

Пусть не катятся больше слёзы её по чистому полю,

Пусть не несётся её вой по топкому болоту,

Не будь ты страшен для девки живой,

Не дам я больше тебе покоища,

Тебе – покоища, а ей – позорища.

Настрадалась девка, наплакалась,

Помрёт и замкнёт тебя в преисподнюю!

Выходи же, злой болотный дух,

Выходи же, злой болотный дух,

Возвращайся в своё болотце,

К батюшке Болотнику, чьё слово крепко и твёрдо.

И моё, ведьмы Мизгирихи, слово крепко и твёрдо век веком…

Пропев так один раз, старуха принялась повторять слова заговора. Она взмахивала руками на каждом новом куплете и рассыпала над болотом заговорённую соль.

– Перестань, Мизгириха! Жжёт огнём твоя соль! – завопил Болотник.

Но старуха пела, не останавливаясь и заходила в воду всё глубже. Воды вокруг неё снова заволновались сильнее, пошли крупными пузырями. А потом вдруг над болотом раздался страшный визг, и всё кругом затянуло чёрным дымом. Ванька подумал, что у него сейчас разорвётся голова от этого пронзительного звука. А когда визг стих и дым рассеялся, он увидел, что посреди болота рядом со старухой стоит странное существо – маленькое, худое, чёрное, с шестью длинными руками, напоминающими паучьи лапы, с круглым, сморщенным лицом, на котором виднелся лишь один-единственный выпученный зелёный глаз.

– Вот ты какой, дух нечистый, – прошептала старуха, – иди же сюда! Давай обнимемся.

Существо повернуло голову в сторону старухи и медленно побрело к ней, размахивая на ходу руками-лапами. Чем ближе паук приближался к ведьме, тем крепче она сжимала кулаки и снова пела. Песня прервалась лишь тогда, когда нечистый, поджав длинные волосатые лапы под себя, оттолкнулся от земли и напрыгнул на Мизгириху, накрыв её лицо своим тощим телом. Вцепившись в губы старухи, он широко раскрыл ей рот длинными острыми пальцами, желая проникнуть в неё. Тогда старуха разжала кулаки, и из них на спину нечистого духа посыпалась крупная заговорённая соль.

Бес зашипел, выгнулся дугой, и тут же худое тельце схватили огромные когтистые лапы – это был Болотник. Он стал рвать и трепать нарушителя его спокойствия, и над болотом снова раздался оглушительный визг. Вырвав нечистому сначала ноги, а потом руки, Болотник одним мощным движением оторвал волосатую круглую голову от тощего туловища.

Подбросив голову в воздух, он поймал её и зашвырнул за ближайшую кочку. Голова беса укатилась в безопасное место и замерла в густой болотной траве, тихо поскуливая. Ванька наблюдал за всем этим и вдруг почувствовал, что в его руках зашевелился, закряхтел ребёнок. Он отогнул край одеяла и увидел, что младенец весь покраснел, сморщился и собрался кричать. Ванька замычал, но никто не взглянул в его