Добрые люди - Сергей Степанов Страница 32

на «ты»… бж-ж-ж… с тобою на «вы»… Уж уволь-с… Это… как бы тут объяснить… Не из-за того, что «очерствение души», и не для того, чтобы «сбросить с парохода»… Здесь, скорее, выражение какого-то вполне свершившегося факта… Такого, что… Ну, вот не представить же нам, чтобы, желая поделиться чувствами с хорошим знакомым, которого мы искренне уважаем и ценим, а поделившись с ним восприять и его душевные переживания, мы обращались бы к нему на «вы».

Галстуки сброшены, корсеты истлели… Как-то ведь так, правда?

Вот только… Вот только что же нам делать с серьёзным читателем? Как бы нам его-то не оскорбить?.. (А ведь я – и здесь без шуток! – я искренне верю в то, что он ещё существует, что он – никакая не выдумка!) Может быть, для него интересной показалась бы мысль, относящая это, описанное мной ощущение, к прямым следствиям нашего извилистого исторического пути, в результате которого уважительные прямые обращения «господин» и «товарищ» оказались в равной степени дискредитированными, а «сударь», который и прежде того уж покрылся пылью веков – и вовсе…

Но стоп… Стоп-стоп… Не могу!..

Стыдно, но не могу и, видимо, никогда уже не смогу я себя переделать: вот только начал себе представлять серьёзного читателя – такого, довольно-таки уже похмуревшего и покрасневшего лицом от моей болтовни, поверх очков глядящего на этот текст и в напряжённых до дрожи кулаках сжимающего эту книжку, и – расхохотался, ибо воображение моё его тотчас же на унитаз водрузило…

Хотел бы я… Конечно, хотел бы представить серьёзному читателю залог, что был бы подостойнее его возвышенных идей и его нежной, чувствительной души, но… (Тут уже, я надеюсь, и всем стало понятно, что оправдаться перед серьёзным читателем вообще никому не дозволено… (Ну, Quod licet Jovi и т.п…))

Так вот. О чём я…

Опять заболтался. Современному автору язык только отвяжи – до Киева доведёт в два счёта. Хотя теперь, наверное, лучше говорить «до Ашхабада»… Вообще, так, без дела болтать – это с девчонками молодыми хорошо, с серьёзным же читателем следу… но молчу, молчу…

А знаешь, раз уж болтовня наша зашла о болтовне – то стоит всё же упомянуть, что кроме неё, родимой, писателю теперь почти ничего и не осталось. Ну вот поставь себя на моё место. Начинаешь ты что-то рассказывать своему другу, хочешь с ним поделиться, но только не как обычно – парой будничных фраз, а чем-то таким, что дрожит у тебя внутри, что до самых глубин волнует и что, ты хочешь, чтоб было услышано, а главное – понято… И ты отправляешься в путь и поначалу успешно ведёшь свой рассказ… Но с каждой пройденной строчкой, с каждым километром, чувствуешь странный холодок, что понемногу схватывает твой затылок. Прислушиваешься, и начинаешь понимать, что это происходит оттого, что твой голос – вот этот – звучащий от автора, слегка ироничный и пространный, он начинает чуть по чуть затихать. Изменяет свой тембр, высоту… И вот, спустя пять-десять страниц глядишь: а говоришь ты уже и совсем не о том, о чём так мечтал рассказать. И даже, создаётся впечатление, что это уже и не ты говоришь вовсе, а кто-то огромный, кто понемногу затенил тебя, заслонил собою. Кто-то такой черноволосый и носастый, в длинном плаще-накидке, кто уже и давным-давно всю Россию вывел на чистую воду…

Ну, естественно, тебе тут же хочется защититься от этого, растворяющего тебя, убивающего тебя образа!

И ты непроизвольно вскрикиваешь, как в угловатом сне: «Я! Я!», только обращаясь уже не к другу, а к каким-то неуловимо скачущим теням. Что-то доказываешь тем, которые от тебя требуют, что-то разъясняешь тем, которые тебя сравнивают…

И в ужасе просыпаешься в самом начале и идёшь по другому пути.

Погружаешься в себя, со стучащим в возбуждении сердцем описываешь своё, так похожее на ипохондрию, даже какое-то чересчур раздражительное состояние, преследующее тебя, ну, или, скажем, твоего взволнованного героя в скитаниях по удушающему зловонным запахом, полному пьяниц, проституток и болтливых бездельников Петербургу…

… …

Очнувшись и от этого кошмара, бросаешься истерично вперёд, принимаешься за что-то огромное и доброе, за какое-то светлое бу… (Тут мне даже и продолжать не хочется – ещё с прошлого раза ухо болит…)

В общем, в какой-то момент становится очевидным, что литература родная уже и без твоей помощи прямо-таки ломится от скорбящих над миром, а потому идущих, едущих, скачущих в поисках дорог ото зла к добру героев. И лишь только ты это понимаешь – злоба какая-то безысходная охватывает. Потому что кажется, что сколько ни пиши, уже ничто и никогда не поменяется. Природа – будет испещрена кострищами и грудами мусора, во власть – будут попадать одни лишь воры и подонки, а в душах людских на веки вечные воцарились телепузики… И вот тут, если совесть отворачивается ненароком, вот тут-то ты ощущаешь простор! Вот тут-то ты начинаешь!.. Даже дух захватывает, насколько легко рушится то, что тысячу лет создавалось…

Ну а если не отворачивается?.. Тогда и начать даже не получается… Словно, задыхаясь, бежишь… Словно в уходящий автобус пытаешься вскочить на ходу (кстати, тоже было…)

Но если ты не сдаёшься, если всё равно продолжаешь, если, выжимая из себя всё до последней капли и напрягаясь из последних сил, догоняешь и протягиваешь руку… То происходит – чудо! Да! Ты чувствуешь тёплую руку в ответ! Тебе кто-то помогает, подтягивает!.. И вот ты уже на площадке!.. Смотришь с благодарностью…

А перед тобой – серьёзный читатель…

И тут ты уже всё понимаешь совсем. Понимаешь, что куда бы ты ни бежал, как бы ни изнемогал в своём беге – именно он тебя везде и встретит. А встретив, нависнет над тобой и будет глядеть спокойно и серьёзно на лежащую перед тобой рукопись. Молчать…

Вот потому-то я знаешь что думаю: а ну его!.. Хватит с нас литературных мечтаний! Ведь люди общаются не для того, чтобы новизною блистать, а чтобы поддерживать друг друга в минуты душевной невзгоды. Тем более что сколько ни писали великие классики – а переживаний человеческих и впрямь меньше не стало; да и прошло уже давно то краткое время, когда над водой клубился лёгкий романтический туман, когда влажные капли блестели отовсюду солнечными зеркалами и птичьи голоса раздавались робко и отчётливо, словно спрашивали друг у друга, не пора ль начинать. Солнце теперь уже разогрелось и досушивает остатки росы. Стоит полное безветрие, и в нём деловито хозяйничают трели птиц, стрекот кузнечиков, всплески проголодавшихся рыб. Да, уже скоро… Приближается…