Приснись - Юлия Александровна Лавряшина Страница 32

В груди у меня холодеет, как будто я и не сплю вовсе, а проживаю все на самом деле. Неужели ему удалось найти кого-то из тех, кто до смерти избил его брата? И сейчас я не на экране телевизора, а прямо перед собой увижу настоящего убийцу?!

Мысли мои мечутся: «Я что-то пропустила? Он уже встретился с кем-то из ровесников Андрея? Они навели его на след? А я этого не увидела!»

Но через минуту успокаиваюсь и понимаю, что эти сопутствующие встречи были не так уж важны, главное, Макс добыл информацию. Хотя… Лучше б он ничего не выведал! Ведь те мальчишки, пережив потрясение, могли вырасти неплохими людьми. Кто из пацанов не дрался в детстве? Наверняка они не хотели убивать Андрея, и этот кошмар еще долго преследовал их, заставляя кричать по ночам, вскакивать в холодном поту… Не его они убили в тот чудовищный вечер, а себя обрекли на ежедневное умирание — годами!

Только понимает ли это Макс? Или до того ослеплен злобой, что не замечает очевидного? Куда он бежит сейчас?!

А он и вправду бежит: стараясь держаться в тени, перебегает от дерева к пустой беседке с проржавевшими прутьями, затем к двухэтажному дому, каких полно на любой окраине, потом к следующему. Ему явно не хочется быть замеченным, значит, в мыслях у него что-то нехорошее…

— Не делай этого! — пытаюсь докричаться я до него. — Этим брата не вернешь. Да ты и не видел его даже, откуда эта жажда мести?!

И тут я понимаю, что Андрей тут вообще ни при чем. Макс использует его смерть как предлог для совершения того ужасного, в чем сможет оправдать себя, ссылаясь на убитого брата. Хотя бы в собственных глазах… Ему просто невыносимо скучно, вот в чем дело. Макса тошнит от собственной гладенькой, сытой жизни, которую устроил ему папа, а сам он за тридцать лет ничего не предпринял. И хочется совершить нечто по-настоящему крутое, даже если это откровенное зло. О боже… Это еще хуже, чем искреннее желание поквитаться с убийцами родного человека.

— Скажи, что я ошибаюсь, — шепчу я в страхе. — Господи, позволь мне ошибиться!

Но я оказываюсь права. Проскользнув в полутемный сырой подъезд, дверь которого не запирается вообще, Макс опять навостряет уши, потом, убедившись, что все звуки отгорожены от него дверями, ищет взглядом звонок первой квартиры — номер криво выведен зеленой краской. А вместо звонка зияет небольшая дыра с торчащими проводами…

Тогда Макс отрывисто стучит в дверь, из-за которой доносятся телевизионные голоса. Никто не спешит открыть ему, там явно не ждут гостей, и приходится постучать еще.

На этот раз слышится быстрый топот босых ног и доносится испуганное:

— Кто там?

Я замечаю, что «глазка» на двери нет.

— Полиция, открывай! — рявкает Макс так убедительно, что тот парень за дверью должен присесть от страха.

Но если у него и подгибаются коленки, до замка он все же дотягивается. Уже в тот момент, когда поворачивается щеколда, Макс, сгруппировавшись, напрягается всем телом и со всей силы толкает дверь. Щупленький, невысокий хозяин квартиры отлетает в другой конец маленького коридора, ударяется о стену и сползает на пол. А мы с Максом быстро входим и запираем дверь.

— Вставай, — бросает он, глядя на человека у своих ног.

А сам заглядывает в комнату: она пуста, только телевизор бормочет что-то.

Снизу доносится плаксивое:

— Ты кто, а? Тебя Шакал прислал?

Недобро оскалившись, Макс качает головой:

— Нет. Меня Андрей прислал.

— Какой, блин, Андрей?!

— Коновалов.

— Да не знаю я ни…

— Которого ты убил в детдоме. — Макс резко и сильно пинает его в бок. — Вспомнил?

И я понимаю: он не ошибся, нашел того самого человека, потому что хозяин жилища умолкает. Больше не пытается нудеть, мол, никого я не убивал… Он понимает, что Макс знает. И лучше не злить его, ведь сила явно на стороне незваного гостя.

Но что-то ответить ему все же придется, Макс ждет. И парень бормочет, прижимаясь к низкому холодильнику, стоящему в коридоре:

— Да я сам шкетом был… Чего я соображал?

— Ты убил его, Горланов, — голос Макса звучит так спокойно, что мне становится нехорошо.

И впервые за все это время хочется скорее проснуться, прямо сейчас! Но это не получается по желанию.

— Ну как — я?! — восклицает Горланов с отчаянием. — Все били. Я разок ткнул там…

— Все? Сколько вас было?

Он честно силится припомнить:

— Трое. Вроде как…

— Он просил вас не трогать его?

— Ну…

— Плакал?

Узкая небритая физиономия Горланова кривится, совсем как у нашего директора, когда он сообщает, что нашей школе искусств сократили финансирование, но все понимают: врет, гад…

— Слушай, мне это… Очень жаль.

Макс чуть склоняет к плечу голову:

— Правда?

— Ну…

— Это хорошо, что жаль. Собственно, только это мне и было нужно — чтобы ты раскаялся. Помолился за душу мальчика.

— Так я это… Конечно. Завтра же в церковь. У нас тут… Свечку поставлю.

— Спасибо, — с чувством произносит Макс. — Я понимаю, ты сам был ребенком, детдомовцем, обозленным на жизнь. И ты, конечно же, не хотел смерти Андрея, просто стечение обстоятельств.

Он лицемерит. Но понимаю это лишь я, а Горланов проглатывает порции лжи и радостно трясет головой. Неужели он и впрямь верит, что Макс притащился к нему ради слов извинения? Убийцы тоже бывают доверчивыми и наивными? Или Горланов в свою очередь ведет игру, рассчитывая обвести Макса вокруг пальца? Кто кого? Или «волки от испуга скушали друг друга»?

— Это сон, — напоминаю я себе. — Это всего лишь страшный сон.

В этот момент Макс отступает, перекрыв выход:

— Вставай. Напиши-ка мне фамилии и имена тех двоих, что были с тобой тогда. Хочу повидаться и с ними. Надеюсь, они раскаялись.

— Не-не-не, — Горланов испуганно трясет головой, и его жидкие волосы тонкими прядями расползаются по черепу, как змеи. — Ты покажешь им записку, они мой почерк узнают… Потом почки мне отобьют на хрен! Пиши сам.

— Ладно, диктуй.

Макс ловко вбивает в телефон имена и адреса — оба московские. По губам его скользит усмешка: видно, он даже не рассчитывал, что все получится так легко!

— Значит, вы до сих пор кореша? — спрашивает он, пряча телефон.

— С чего это?

— Раз они твой почерк могут узнать.

Понимая, что попался, Горланов виновато шмыгает носом:

— Да так, бухаем вместе, когда в столичку