Герай Фазли - Семизвездное небо Страница 35

Меня снова охватило изумление. Девочка Шахназ снова превратилась в умную и зрелую женщину.

- Ты откуда это знаешь, Шахназ? - Потрясенный, я взял ее руки в свои. Дрожь в голосе выдавала меня. - Какая ты умница, Шахназ, какая ты хорошая, ты... ты...

- Вот так... когда ты это произносишь, я верю каждому твоему слову. Вовсе не потому, что ты меня хвалишь, а потому, что тогда я слышу голос твоего сердца.

- Что же ты чувствуешь?

- Когда ты так говоришь, я верю тебе. Когда же ты отрицаешь...

- Что же ты, хочешь сказать, что я отрицанием всегда подтверждаю?..

- Да, тогда в своем сердце царишь только ты один.

- Тогда давай договоримся... Теперь ты можешь быть уверена, что я построил в своем сердце домик, он будет принадлежать только тебе.

- Не верю.

- Почему?

- Потому что я тебя больше люблю. Я люблю тебя с того дня, как появилась на свет.

- А я любил тебя еще тогда, когда ты была в утробе матери. Что ты на это скажешь?

- Скажу, что домик, который ты выстроил в своем сердце, - не надежен.

- Я же сказал, что он принадлежит только тебе.

- Этому-то я верю, это чистая правда, но меня пугает другое, что ты сам захватишь этот домик, и мне в нем не останется места.

- Что ты говоришь, Шахназ?

- А ты вспомни свое письмо!

- Что ты имеешь в виду?

- А я помню каждое слово. Вот одна из фраз: "Знаю, ты меня любишь. Да, любишь..."

- Ну и что? Разве я сказал неправду?

- Нет, ты этим хвастал, хвастал тем, что тебя любят.

- Неправда...

- Нет, правда. Потому что тот, кто по-настоящему любит, не станет хвастать своей любовью. Или, наоборот, хвастливый человек не в состоянии любить. Скажешь, и это неправда?

- Ты говоришь правильные вещи. Но теперь-то ты веришь, что я не хвастун, потому что люблю тебя. Люблю.

- И я... и я... и я...

Это снова была прежняя Шахназ. Всегда и везде преследовавшая меня, следящая за мной огромными черными глазами, которая жила всеми моими радостями и всеми моими печалями.

* * *

Я спешил в село, унося с собой целый мир радости, сердце, переполненное любовью. Я не шел - я летел на крыльях. И в полете видел плывущую за мной, словно мечта, Шахназ. На щеках ее уже не было полосок от слез; ее тонкие пальцы, которые я держал в своей руке, стали теплыми. Теперь она походила на тюльпан, прямо держащий головку в солнечных лучах.

Перепрыгивая с камня на камень у водопада Нуран, я перебрался на тот берег и вдруг увидел Рамзи-муэллима, который поднимался в гору верхом на коне. Взгляды наши скрестились. В его фиолетовых глазах блеснул бешеный огонь. Ему что-то донесли. Он ехал за Шахназ...

Все это с быстротой молнии пронеслось в моем мозгу. И тут я услышал:

- Эй, негодяй, чего ты дрожишь? Боишься, что продену тебя шампуром, словно ощипанного цыпленка? Все равно из такого заморыша шашлыка не получится.

Меня бросило в жар. Никогда я не ощущал себя таким беспомощным, таким бессильным.

А Рамзи-муэллим спокойно сошел с коня и медленно двинулся на меня.

- Ах ты мерзавец, не мог никого найти в селе для своих приставаний!

О господи! Что я должен был делать? Каким образом мне скинуть этого поганца со скалы Кеклик прямо в ущелье? Хватит ли у меня на это сил? Этот верзила вдвое больше меня...

- Это ты мерзавец, это ты негодяй! - Всю свою ненависть я вложил в эти слова. Но, не успев их произнести, я побывал в аду и возвратился обратно. Я сам ужаснулся бессилию собственного голоса.

А Рамзи-муэллим, как бы почувствовав это, с уничтожающей иронией изрек:

- Ты еще рот раскрываешь? - И неожиданно ударил меня кулаком в скулу.

В тот же миг кровь фонтаном хлынула у меня из носа. Будто мгновенный фейерверк ослепил меня. Своим спокойствием и хладнокровием Рамзи-муэллим бросал мне вызов. Хоть я и чувствовал, в каком жалком, каком нелепом положении, я очутился, кто-то шепнул мне: "Шахназ идет, Шахназ!" В одно мгновение я набросился на своего противника словно ястреб и начал размахивать кулаками. И вдруг я почувствовал, что вишу в воздухе, нелепо дрыгая ногами, как скворец в когтях орла. Меня охватил ужас: как будто из-за лохматых вод водопада Нуран на меня глядела Шахназ, от ужаса закрыв руками лицо. В ушах моих звучали ее слова: "Мне жаль тебя, Эльдар; как все хвастливые люди на свете, ты несчастен". Потом видение исчезло. Очнулся я, барахтаясь в пенистых водах Агчая. Кровь из носу все еще сочилась, белая речная пена окрасилась в розовый цвет. Рамзи-муэллим продолжал посылать проклятья на мою голову. Мне хотелось только одного: умереть. Взбежать на скалу Нуран и броситься в низвергающиеся струи водопада. Эта мысль билась в моем мозгу... а еще Шахназ...

Я попытался как-то выбраться из потока, но Рамзи-муэллим, пнув меня ногой, снова обрушил в воду. Я сделал еще одну попытку, и он с новой силой пихнул меня ногой. Будто я был не человек, а легкий резиновый мячик.

- Ну, как? Будешь еще петушиться? Попробуй произнеси хоть раз еще имя Шахназ!

- Нет, тебе ее не видать, Шахназ моя, подлец, моя, моя!.. - Я с трудом выговорил эти слова и, собрав последние силы, весь мокрый, выкарабкался на берег и побежал к скале Нуран. - Мерзавец, подлец! - Я обернулся: не преследует ли меня Рамзи? Но тот победителем с торжеством смотрел мне вслед. - Тебе никогда не жениться на Шахназ... - произнес я и собирался что-то добавить, но передумал, увидев вдруг себя со стороны и представив, как я жалок.

С моей рубашки, залитой кровью, стекала розовая вода. Услыхав к тому же долгий оскорбительный хохот, который несся мне вслед, я понял, что полностью повержен. И вдруг какая-то сила заставила меня замереть на месте. Глазам моим представился отец, будто он наблюдает, как я убегаю от Рамзи-муэллима, как оборачиваюсь, пытаясь узнать, не преследует ли он меня, как тот хохочет над моей попыткой укрыться в скалах. Увидев меня в таком смешном положении, отец прикрывает глаза грубыми руками с выступающими на них крупными жилами. Он даже пытается что-то мне сказать, и я слышу его спокойный уверенный голос: "Сила человека не в его мускулах, а в его сердце... Да, в человеческом сердце", - с гневом повторяет он. И тут я пришел в себя. Чего это я бегу? И куда это я бегу? Рамзи-муэллим осрамит меня на все село. Об этом узнает Шахназ, что я тогда буду делать? Значит, в моем сердце одна пустота, а если так, то прав отец.

Рамзи-муэллим уже взялся за повод коня.

- Запомни! Если ты еще хоть раз подойдешь к Шахназ, заговоришь с ней, считай себя мертвецом.

Не знаю, что произошло со мной, я почувствовал, что, если сейчас, в эту минуту, ему не отвечу, я действительно умру. Здесь, на каменистом берегу Агчай. И я медленно двинулся в его сторону.

- Постой, я хочу тебе кое-что сказать! - В моем голосе было такое упрямство, что я сам себе подивился.

А он, все так же пренебрежительно глядя на меня, стоял рядом с жеребцом.

- Я тебе еще не сказал последнего слова! - И я подошел к нему вплотную.

- Ты что, снова хочешь искупаться в реке?

- Потише, учитель!

Он побледнел, в глазах его сверкнул бешеный огонь. Протянув руку, он хотел снова схватить меня за пояс. "Сила человека не в его мускулах, а в его сердце". В тот же момент я заломил его правую руку с такой силой, словно гнул мокрую ветку. Что-то хрустнуло. Последовал дикий вопль. Схватившись за руку, Рамзи-муэллим корчился, словно змея на речных камнях.

- Ой, рука... ты мне руку сломал, мерзавец! - стонал он.

- Произнесешь еще слово, я тебе сломаю другую! - сказал я и схватил его за левую руку.

- Отпусти, отпусти... я больше с тобой дела иметь не буду... Ой, рука... Эльдар, умоляю, помоги мне, разорви рубашку, перевяжи мне руку.

Что бы сделал на моем месте отец? Под широкими бровями в его светлых глазах я явственно увидел улыбку. Кивнув головой, он сделал мне знак: возьми, мол, его на плечо, посади на коня, отвези в село.

Я нехотя подошел к сопернику. Молча разорвал свою рубашку, завязал ему руку, потом из его пояса соорудил петлю и накинул ему на шею,

Он все еще продолжал стонать, то и дело прося меня никому ничего не рассказывать. Если наши отношения навсегда останутся такими, говорить кому бы то ни было, особенно Шахназ, не по-мужски. Я молчал, хотя в душе не мог не согласиться с ним. Я посадил его на коня и привез в село. Ровно неделю он не выходил из дому. По доносившимся слухам я понял, что он придумал убедительную версию: по дороге в Истису он упал и сломал себе правую руку.

* * *

На следующий день Шахназ вернулась домой. Из заросшего вьюнком окна она знаками дала мне понять, чтобы вечером, когда зажгутся лампы, я пришел в их сад. Там в маленькой беседке она будет меня ждать.

Мы должны были встречаться тайком, другого выхода у нас не было, теперь в глазах всех, даже наших родителей, мы были чужими.

Но как попасть в сад Шахназ, да еще в беседку, незамеченным? С веранды в сад дороги нет, если я перелезу через стену - увидят. Из окна с горшочками вылезти нельзя, оно зарешечено железными прутьями.

Я долго размышлял. Дергал прутья решетки. Нет! Отсюда не выбраться. Но и другого пути нет. А если отогнуть хоть один прут, что скажет отец? Но откуда он узнает? Я возился весь день, но к вечеру дорога была свободна. Мне снова пришла на помощь сила, которая помогла справиться с Рамзи-муэллимом.