Герай Фазли - Семизвездное небо Страница 36

Но как попасть в сад Шахназ, да еще в беседку, незамеченным? С веранды в сад дороги нет, если я перелезу через стену - увидят. Из окна с горшочками вылезти нельзя, оно зарешечено железными прутьями.

Я долго размышлял. Дергал прутья решетки. Нет! Отсюда не выбраться. Но и другого пути нет. А если отогнуть хоть один прут, что скажет отец? Но откуда он узнает? Я возился весь день, но к вечеру дорога была свободна. Мне снова пришла на помощь сила, которая помогла справиться с Рамзи-муэллимом.

В условленный час я вылез из окна и зашагал к беседке, что была в дальнем уголке сада. Дядя Сардар соорудил ее из обломков досок. Под ее черепичной крышей в жаркие летние вечера он пил чай, иногда приглашал и моего отца. Это был для нас самый сокровенный уголок Чеменли, потому что, когда мы были маленькими, нас к этой беседке не подпускали.

Шахназ уже ждала меня, прислонясь к столбу.

- Где ваши? - спросил я, головой указывая на освещенные окна.

- Тсс... - Шахназ осторожно взяла меня за руку.

- Дядя Сардар дома? - шепотом спросил я.

- Нет, еще не пришел. Пошел к пастуху Ильясу...

- Зачем?

- А ты ничего не слыхал?

- Нет. А что случилось?

- Дядя Ильяс передал отцу, что они отказываются от его дочери.

Меня охватила безумная радость.

- А что сказал ему дядя Сардар?

- Что он может сказать? Пошел узнать, в чем дело.

- Наверно, им стало известно о нашем свидании в Истису.

- Конечно. В селе только об этом и толкуют.

- Ну и пусть говорят.

- Пусть-то пусть, но...

- Что "но"?..

- Мне папу жалко.

Наступило тревожное молчание. Я взял Шахназ за руку - мне надо было попросить у нее прощение. Ведь у нас был свой план. Я хотел в районном центре купить обручальное кольцо, отдать его Шахназ. А она должна была тихонько вернуть его Рамзи-муэллиму со словами: "Возьмите, вот ваше кольцо... Я вас не люблю"... Теперь получалось, что Шахназ перед ним виновата, это по понятиям нашего села считалось позором. Надо было что-то делать. Но что?

- Нехорошо получилось... Мне надо было объяснить маме, что...

- Не беспокойся, Эльдар, - вдруг проговорила Шахназ. - Это еще затянется...

- Как это - затянется?

- Рамзи-муэллим не согласен. Он сказал отцу: "Или Шахназ, или никто!" Решив, что этими словами она меня утешила, Шахназ ласково прильнула ко мне. - Не волнуйся, все будет хорошо, - добавила она с трепетной лаской и прижалась холодной щекой к моему лицу. В ее покорных, ласковых движениях было столько могучей притягательной силы, что я как-то сразу не отреагировал на слова "Или Шахназ, или никто!".

Я вспомнил, как барахтался в пенистых водах Агчай у водопада Нуран, какой стыд я тогда испытал, о том, как треснула кость, словно железо, зажатое в тисках, как, согнувшись, словно дерево, которое клонится без топора, переломилась пополам, и Рамзи очутился на земле. Теперь на его величественный вопль "Или Шахназ, или никто!" я мог ответить ему более величественным криком: "Только Шахназ! И если умру - Шахназ, и если выживу Шахназ!"

А Шахназ словно ягненок льнула ко мне. Взяв ее тонкие холодные пальцы в свои, я стал водить ими по своему лицу. Про себя я шептал: "Нет, вы не маленькие, не слабые, вы красивые, вы нежные..."

- Ты с кем это разговариваешь, Эльдар?

- С твоими руками. В тот день, когда я возвращался из Истису, мне вдруг стало их так жалко...

- Почему?

- Ведь они такие маленькие, дунешь - согнутся.

Шахназ промолчала. Я долго ждал, что она хоть что-нибудь произнесет, но она молчала, будто тоже чего-то дожидаясь. Я перебирал в памяти, как нетерпеливо она ждала меня, прислонившись к столбу беседки, с какой нежной покорностью прильнула ко мне. Ласковая темная летняя ночь укрыла нас, словно бескрайним зонтом. В этой ночи чувствовалось какое-то нетерпение, оно передалось и нам, только слышался стук наших сердец. И я и Шахназ будто чего-то ждали. Я хотел сказать об этом Шахназ, ее склоненная голова была у меня на плече. Взявшись рукой за ее волосы, я притянул к себе ее голову. Губы ее встретились с моими губами, тонкие пальцы, дрожа, бродили по моему виску. Я застыл. Она ласкала меня молча. Что это с нами? Не из страха ли перед нашей судьбой мы так прильнули друг к другу? Может, мы поступаем так назло Рамзи-муэллиму?

Я не мог выпустить ее из своих объятий, она не противилась. Она отдала в мое распоряжение всю себя, свое горячее тело, облаченное в тоненькое шелковое платье. Кроме трепетного дыхания, вырывавшегося из ее полуоткрытых губ, не было слышно ничего. Привыкшие всегда разговаривать со мной ее черные глаза были закрыты. Теперь разговаривали только нежные пальцы ее рук. Они медленно, дрожа, бродили по моему лицу, глазам, а губы шептали: "Люблю, люблю, люблю!" Я слышал это совершенно отчетливо и тихо отвечал: "И я... и я... и я..."

Время будто остановилось, перестало существовать, а может быть, мы вовсе забыли о нем, утратили способность думать. Мы не помнили, что уже очень поздно. Наши руки, дыхание говорили без слов. Мы были счастливы. Окутанные мраком ночи, ее безмолвием, мы застыли, позабыв обо всем на свете. Вдруг откуда-то, из далекого невидимого небесного свода, на нас обрушился дождь. Он вернул нас к действительности, но ни Шахназ, ни я не хотели туда возвращаться. Дождь усиливался. Но мы не обращали на него никакого внимания. Мы были так бестолковы, так непонятливы, так счастливы, что ничего не хотели знать. Этот дождь еще больше сблизил нас. Шахназ прижалась ко мне; я как мог прикрывал ее от струй, обрушивающихся на нас, своим телом. Неужели все это может кончиться? Неужели наступит рассвет? Неужели на свете существует какой-то Рамзи-муэллим? И неужели Шахназ его невеста?

Наконец время обрело реальность. Из нашего дома послышались рыдания. До меня донесся рвущий сердце мамин стон, а следом - сердитый голос отца:

- Перестань, не смеши людей!

Пытаясь укрыться от целого мира на моей груди, Шахназ прошептала:

- Что случилось, Эльдар? Почему плачет тетя Саялы?

- Не знаю, - ответил я как можно спокойнее, но внутри у меня все похолодело. В страхе и тревоге я взял Шахназ за дрожавшие запястья.

- Я боюсь, Эльдар, боюсь, давай убежим отсюда! - шептала Шахназ и этим ввергала меня в еще большее беспокойство. - Наверное, тетя Саялы все знает. Она не хочет, чтобы я была твоей.

Я прислушивался к маминому рыданию. Интересно, что могло случиться, почему она так плачет? Выйдя из беседки, мы медленно двинулись в сторону дома.

- Мы опозорены, Мардан, - причитала мама, и рыдания ее усиливались.

Шахназ еще крепче сжала мою руку:

- Слышишь, Эльдар, это она о тебе говорит. Что теперь нам делать? Она обвила мою шею холодными как лед руками. - Давай убежим, ты слышишь, прямо сейчас, не то они убьют нас.

- Тсс! - закрыл я ей рот ладонью.

Я не мог понять причины маминого плача, но, когда я услышал последние слова, меня охватил ужас, я понял, что они относятся ко мне. У меня чуть не остановилось сердце. Ну что я такого сделал? Что плохого совершил? Почему мама подняла такой вопль? Любить Шахназ - разве это стыдно? А отец, что он думает? Неужели и он тоже считает постыдной мою любовь к Шахназ?

- Я говорила тебе, не отпускай ее из дома. На что девочке Ленинград?

Меня как будто ударило молнией: Гюльназ! Моя умница сестра! Что ты натворила? Внезапно и Шахназ все поняла; забыв про все на свете, она тоже громко зарыдала, крепко обняв меня.

- Что случилось с Гюльназ? Что сделала Гюльназ, Эльдар?.. Идем туда... идем!... Если я не узнаю, что произошло, у меня сердце разорвется.

Мокрые с ног до головы, мы поднялись на нашу веранду и вошли в большую гостиную, в окне которой всегда горела "предрассветная звезда" Чеменли. Я увидел отца, стоявшего у окна. В руке он держал смятую бумажку. Я понял: это письмо Гюльназ, и мамины рыдания связаны именно с этим письмом. Отец, обернувшись на наши шаги, посмотрел на нас невидящими глазами, на его окаменевшем лице появилось подобие улыбки и тотчас исчезло.

- Дядя Алмардан! - Шахназ произнесла это так взволнованно, что отец подошел к ней и погладил ее по голове. - Что с Гюльназ? Что сделала Гюльназ?

Мама, выйдя из соседней комнаты, при этих словах зарыдала и прижала к груди сначала Шахназ, а потом и меня.

- У вас больше нет сестры по имени Гюльназ, - произнесла она, не давая никому вставить хоть слово. - Она сбежала в Ленинград за сыном кузнеца Ашрафа. И Чимназ-муэллиму обманула, и ребят обманула... И нас опозорила. Втоптала в грязь папаху своего отца. Как он теперь будет смотреть людям в лицо?

- Саялы, я сказал тебе - перестань! Не твоя забота, как я буду это делать. - И отец нервно заходил по комнате. Прежде он так никогда не делал. - Спрашиваешь, как я буду смотреть людям в лицо? Вот так и буду высоко держать голову, еще выше, чем обычно.

В маминых опухших от слез глазах засверкал огонек надежды.

- О чем ты говоришь, Мардан? - простонала она. - Что ты этим хочешь сказать?

- Хочу сказать, что, если Гюльназ - моя дочь, она никогда не посмеет совершить недостойный поступок. Я уже не говорю о том, что она и твоя дочь.