Ветер сулит бурю - Уолтер Мэккин Страница 39

решительный, да и взгляд слишком суровый. Рядом с ней, пожевывая стебелек травы, развалился Мико. Если бы кто взглянул на Джо с этой стороны, то ничего не увидел бы: своей массивной фигурой Мико заслонял и ее и Питера. На нем была неизменная синяя фуфайка и синие штаны из грубой шерсти. Время от времени он задирал босые ноги и болтал ими в воздухе. Его мощные плечи распирали фуфайку, и шея у него стала крепкая, и над ней завивались колечками волосы, теперь совсем каштановые. Оттого, что он постоянно бывал на солнце, отдельные пряди выгорели и отливали золотом. У Питера был здоровый вид, только кожа обгорела на солнце, бледная кожа, казавшаяся теперь воспаленной: как все рыжие, он плохо переносил солнце. Волосы стояли у него на голове беспорядочной копной. Ворот белой рубашки был расстегнут, и из-под него тоже выглядывали рыжие волосы и веснушки. Белый в красную полоску пояс придерживал фланелевые брюки.

— Ну а дальше? — сказала Джо. — Мы умираем от нетерпения.

— Все мы родились, — начал Питер, взвешивая каждое слово, и в глазах его то вспыхивал, то угасал огонек, — когда догорала заря свободы. Мы росли, распевая «Кэвин Бари» и «Накройте меня зеленым флагом[27], братцы», и ни один черт ни разу не задумался, о чем, собственно, все это. Какие-то герои завоевывали для нас какую-то свободу. Нам было известно только то, что английские полисмены почему-то исчезли и их сменила ирландская полиция. Для нас это было символом свободы. Потом мы выросли, посмотрели вокруг, и что же мы увидели?

— Да о чем тут говорить! — сказала Джо.

— И ни черта мы не увидели, — сказал Питер. — Вчерашние герои, — продолжал он, все больше горячась, так что у него даже на шее жилы надулись, — стали сегодня политиканами. Они утратили размах. Страшно подумать! Люди сражались, играли со смертью, встречались с ней лицом к лицу, и вот нате вам, стоило им раз понюхать хорошей жизни, как они тут же позабыли все свои великие идеалы, все тяжкие испытания, через которые им пришлось пройти для их достижения. Какая у них была возможность, и как они ее проморгали! Весь ирландский народ был у них в руках. Им оставалось только встряхнуть его как следует и дать отведать настоящей свободы, а вместо этого они опутали его канцелярской волокитой и обещаниями будущих благ. Так чего же тут удивительного, если у нашего поколения не осталось ничего святого? Мы — поколение циников, которые, выросши, увидели, что их герои отрастили себе животы. Как ты думаешь, Мико, а?

— Я, Питер, не мастер думать, — ответил Мико.

— Ничего подобного, — сказал Питер, — ты прекрасно можешь думать, когда захочешь, только ты паршивый лентяй, вот что.

— И вовсе нет, — возмутилась Джо. — Ничего он не лентяй. Я, например, что-то не заметила, чтобы ты особенно надрывался в лодке. А вот Мико греб целых пять миль, и, смотри, ему хоть бы что.

— Я говорю, — сказал Питер наставительным тоном, — об интеллектуальной лени.

— Да чего там, — сказал Мико, — многое верно из того, что ты говоришь. Только, Питер, ведь так уж мир устроен, и нам, хочешь не хочешь, приходится с этим мириться.

— О Господи! Не смей ты так говорить, — сказал Питер, — вовсе нам не обязательно мириться. Наоборот, мы должны бороться против этого.

— Как? — спросила Джо.

— А черт его дери, — сказал Питер, — сейчас невозможно сказать как. Все это нужно продумать и обсудить. И надо поднять в народе революционный дух, а остальное приложится.

— Нелегкая у тебя задача, надо прямо сказать, — заметила Джо.

— Знаю, — сказал Питер, с подавленным видом откидываясь на траву, — безнадежная, если уж на то пошло, потому что ведь и поговорить-то не с кем. Вот оттого-то я и решил стать ученым.

— Не вижу тут никакой связи, — сказала Джо.

— Раз я не в состоянии помочь людям так, как мне хотелось бы, то есть путем революции, потому что я подозреваю, что для этого у меня не хватит упорства — слишком я неуравновешенный, — раз уж так, то я найду другие пути помочь им. Я хочу проникнуть в тайны мироздания и научиться добывать продукты из воздуха, и из земли, и из моря, чтобы сделать жизнь дешевле и лучше. В общем, не знаю. Все это очень сложно.

— Да, уж куда сложнее, — сказала Джо.

— Ну а что ты скажешь, Мико? — спросил Питер. — Доволен ты своей жизнью? Как ты смотришь на все это?

— Доволен, пожалуй, — ответил Мико.

— Ага, значит, доволен. А почему? — не унимался Питер.

— А, иди ты! — сказал Мико. — У меня язык не так подвешен, как у тебя. Куда уж мне объяснить!

— Тьфу! — рассердился Питер. — Ну хоть попробуй по крайней мере.

— Хорошо тебе говорить, ты ученый, а я и не знаю-то почти ничего.

— И все же, Мико, в некоторых отношениях ты знаешь больше меня. Потому что то, что знаешь ты, это знание. А я пока что располагаю только образованием.

— Да ну тебя, я еще и начать-то не успел, а ты уже сбиваешь. Я всегда твердо знал, что хочу стать рыбаком, как мой отец, и никем иным. Как будто ясно?

— Но почему? — сказал Питер, приподнимаясь на локте. — Почему рыбаком? Ты что, считаешь, что раз твой отец рыбак, так тебе уж и Сам Бог велел?

— Нет, пожалуй, — сказал Мико. — Я никогда об этом и не думал даже. Просто никем другим быть я никогда не хотел. Если бы меня сейчас посадили и сказали: «А ну-ка, подумай, кем бы ты хотел стать?» Если не рыбаком, я бы не знал, что на это сказать. Я не мог дождаться того дня, когда вырвусь наконец и примусь за дело, и вот дождался, и все оказалось не совсем так, как мне хотелось бы.

— Ха-ха! — засмеялся было Питер.

Джо пихнула его в бок маленьким кулачком.

— Оставь, пускай продолжает.

— Так вот, — сказал Мико. — Оказалось, что не так все это просто. У рыбака очень трудная жизнь. Это я понял довольно скоро, после первых же нескольких выходов в море. Учтите, что я вовсе не против тяжелой работы, потому что такому верзиле, как я,