Василий Шукшин - Странные люди Страница 4

- Та-а...

- Не "та-а", не "та-а"... Ты скажи прямо: прекратишь это или нет?

-Та-а чего там!..

- Ничего! Ты дурак или умный? Для чего тебе это надо?

- Ну, все, прекратили. Ты у нас один - умница. Еще дураком обзывает...

- Кто же ты!

- Если ты председатель сельсовета, так тебе можно оскорблять личность? Врежу счас пепельницей... за оскорбление...

- Ты историю оскорбляешь!.. Я же тебя счас посадить могу...

- Скажет. Интересно, по какой статье?

- За искажение истории...

- Нет такой статьи.

- Найдем!

- Один такой - нашел... Найдет он. Сам загудишь раньше меня.

- Ну што делать с этой дубиной!.. Неохота ведь сажать-то...

- Не сажай.

- Ты даешь слово, что прекратишь эту свою глупость?

- Даю, даю.

- Смотри, Бронислав!..

- Смотрю.

Когда городские приезжают в эти края поохотиться и спрашивают в деревне, кто бы мог походить с ними, показать места, им говорят:

- А вон, Бронька Пупков... он у нас мастак по этим делам. С ним не соскучитесь. - И как-то странно улыбаются.

Бронька (Бронислав) Пупков - еще крепкий, ладно скроенный мужик, голубоглазый, улыбчивый, легкий на ногу и на слово. Ему за пятьдесят, он был на фронте, но покалеченная правая рука - отстрелено два пальца - не с фронта: парнем еще был на охоте, захотел пить (зимнее время), начал долбить прикладом лед у берега. Ружье держал за ствол, два пальца закрывали дуло. Затвор берданки был на предохранителе, сорвался - и один палец отлетел напрочь, другой болтался на коже. Бронька сам оторвал его. Оба пальца - указательный и средний - принес домой и схоронил в огороде. И даже сказал такие слова:

- Дорогие мои пальчики, спите спокойно до светлого утра.

Хотел крест поставить, отец не дал. Бронька много скандалил на своем веку, дрался, его часто и нешуточно бивали, он отлеживался, вставал и опять носился по деревне на своем оглушительном мотопеде ("педике") - зла ни на кого не таил. Легко жил.

Бронька ждал городских охотников, как праздника. И когда они приходили, он был готов - хоть на неделю, хоть на месяц. Места здешние он знал как свои восемь пальцев, охотник был умный и удачливый.

Городские не скупились на водку, иногда давали деньжат, а если не давали, то и так ничего.

- На сколь? - деловито спрашивал Бронька.

- Дня на три.

- Все будет как в аптеке. Отдохнете, успокоите нервы.

Ходили дня по три, по четыре, по неделе. Было хорошо. Городские люди уважительные, с ними не манило подраться, даже когда выпивали. Он любил рассказывать им всякие охотничьи истории.

В самый последний день, когда справляли отвальную, Бронька приступав к главному своему рассказу.

Этого дня он тоже ждал с великим нетерпением, изо всех сил крепился... И когда он наступал, желанный, с утра сладко ныло под сердцем и Бронька торжественно молчал.

- Что это с вами? - спрашивали.

- Так, - отвечал он. - Где будем отвальную соображать? На бережку?

- Можно на бережку.

...Ближе к вечеру выбирали уютное местечко на берегу красивой стремительной реки, раскладывали костерок. Пока варилась щерба из кабачков, пропускали по первой, беседовали.

Бронька, опрокинув два алюминиевых стаканчика, закуривал...

- На фронте приходилось бывать? - интересовался он как бы между прочим. Люди старше сорока почти все были на фронте, но он спрашивал и молодых: ему надо было начинать рассказ.

- Это с фронта у вас? - в свою очередь спрашивали его, имея в виду раненую руку.

- Нет, я на фронте санитаром был. Да... Дела-делишки... - Бронька долго молчал. - Насчет покушения на Гитлера не слышали?

- Слышали.

- Не про то. Это когда его свои же генералы хотели кокнуть?

- Да.

- Нет. Про другое.

- А какое еще? Разве еще было?

- Было. - Бронька подставлял свой алюминиевый стаканчик под бутылку. Прошу плеснуть. - Выпивал. - Было, дорогие товарищи, было. Кха! Вот настолько пуля от головы прошла. - Бронька показывал кончик мизинца.

- Когда это было?

- Двадцать пятого июля тыща девятьсот сорок третьего года. - Бронька опять надолго задумывался, точно вспоминал свое собственное, далекое и дорогое.

- А кто стрелял?

Бронька не слышал вопроса, курил, смотрел на огонь.

- Где покушение-то было?

Бронька молчал.

Люди удивленно переглядывались.

- Я стрелял, - вдруг говорил он. Говорил негромко, еще некоторое время смотрел на огонь, потом поднимал глаза... И смотрел, точно хотел сказать: "Удивительно? Мне самому удивительно". И как-то грустно усмехался.

Обычно долго молчали, глядели на Броньку. Он курил, подкидывал палочкой отскочившие угольки в костер... Вот этот-то момент и есть самый жгучий. Точно стакан чистейшего спирта пошел гулять в крови.

- Вы серьезно?

- А как вы думаете? Что я, не знаю, что бывает за искажение истории? Знаю.

- Да ну, ерунда какая-то...

- Где стреляли-то? Как?

- Из "браунинга". Вот так: нажал пальчиком - и пух! - Бронька смотрел серьезно и грустно - что люди такие недоверчивые. Недоверчивые люди терялись.

- А почему об этом никто не знает?

- Пройдет еще сто лет, и тогда много будет покрыто мраком. Поняли? А то вы не знаете... В этом-то вся трагедия, что много героев остаются под сукном.

- Это что-то смахивает на...

- Погоди? Как это было?

Бронька знал, что все равно захотят послушать. Всегда хотели.

- Разболтаете ведь?

Опять замешательство.

- Не разболтаем...

- Честное партийное?

- Да не разболтаем! Рассказывайте.

- Нет, честное партийное? А то у нас в деревне народ знаете какой...

- Да все будет в порядке! - Людям уже не терпелось послушать. Рассказывайте.

- Прошу плеснуть. - Бронька опять подставлял стаканчик. Он выглядел совершенно трезвым. - Было это, как я уже сказал, двадцать пятого июля сорок третьего года. Кха! Мы наступали. Когда наступают, санитарам больше работы. Я в тот день приволок в лазарет человек двенадцать... Принес одного тяжелого лейтенанта, положил в палату... А в палате был какой-то генерал. Генерал-майор. Рана у него была небольшая - в ногу задело, выше колена. Ему как раз перевязку делали. Увидел меня тот генерал и говорит:

- Погоди-ка, санитар, не уходи.

Ну, думаю, куда-нибудь надо ехать, хочет, чтобы я его поддерживал. Жду. С генералами жизнь намного интересней: сразу вся обстановка как на ладони.

Люди внимательно слушают.

Постреливает, попыхивает веселый огонек; сумерки крадутся из леса, наползают на воду; но середина реки, самая быстрина, еще блестит, сверкает, точно огромная длинная рыбина несется серединой реки, играя в сумраке серебристым телом своим.

- Ну, перевязали генерала... Доктор ему: "Вам надо полежать!" - "Да пошел ты!" - отвечает генерал. Это мы докторов-то тогда боялись, а генералы-то их не очень. Сели мы с генералом в машину, едем куда-то. Генерал меня расспрашивает. Откуда я родом? Где работал? Сколько классов образования? Я подробно все объясняю: родом оттуда-то (я здесь родился), работал, мол, в колхозе, но больше охотничал. "Это хорошо, - говорит генерал. - Стреляешь метко?" Да, говорю, чтоб зря не трепаться: на пятьдесят шагов свечку из винта погашу. А вот насчет классов, мол, не густо: отец сызмальства начал по тайге с собой таскать. "Ну, ничего, - говорит, - там высшего образования не потребуется. А вот если, - говорит, - ты нам погасишь одну зловредную свечку, которая раздула мировой пожар, то Родина тебя не забудет". Тонкий намек на толстые обстоятельства. Поняли?.. Но я пока не догадываюсь.

Приезжаем в большую землянку. Генерал всех выгнал, а сам все меня расспрашивает. За границей, спрашивает, никого родных нету? Откуда, мол! Вековечные сибирские... Мы от казаков происходим, которые тут недалеко Бой-Катунск рубили, крепость. Это еще при царе Петре было. Оттуда мы и пошли, почесть вся деревня...

- Откуда у вас такое имя - Бронислав?

- Поп с похмелья придумал. Я его, мерина гривастого, разок стукнул за это, когда сопровождал в ГПУ в тридцать третьем году...

- Где это? Куда сопровождали?

- А в городе было. Мы его тут коллективно взяли, а в. город вести некому. Давай, говорят, Бронька, у тебя на него зуб - веди.

- А почему, хорошее ведь имя?

- К такому имю надо фамилию подходящую. А я - Бронислав Пупков. Как в армии перекличка, так - смех. А вон у нас Ванька Пупков - хоть бы што.

- Да, так что же дальше?

- Дальше, значит, так... Где я остановился?

- Генерал расспрашивает...

- Да. Ну, расспросил все, потом говорит: "Партия и правительство поручают вам, товарищ Пупков, очень ответственное задание. Сюда, на передовую, приехал инкогнито Гитлер.

У нас есть шанс хлопнуть его. Мы, - говорит, - взяли одного гада, который был послан к нам со специальным заданием. Задание-то он выполнил, но сам влопался. А должен был здесь перейти линию фронта и вручить очень важные документы самому Гитлеру. Лично. А Гитлер и вся его шантрапа знают того человека в лицо.

- А при чем тут вы?

- Кто с перебивом, тому - с переливом. Прошу плеснуть. Кха! Поясню: я похож на того гада как две капли воды. Ну и - начинается житуха, братцы мои! Бронька предается воспоминаниям с таким сладострастием, с таким затаенным азартом, что слушатели тоже невольно испытывают приятное, исключительное чувство. Улыбаются. Налаживается некий тихий восторг. - Поместили меня в отдельной комнате тут же, при госпитале, приставили двух ординарцев... Один в звании старшины, а я - рядовой. Ну-ка, говорю, товарищ старшина, подай-ка мне сапоги. Подает. Приказ - ничего не сделаешь, слушается. А меня тем временем готовят. Я прохожу выучку...