Дмитрий Бегичев - Семейство Холмских. Часть шестая Страница 4

Пронскій отправился посмотрѣть въ настоящемъ видѣ житье крестьянъ отца-помѣщика, y котораго повсюду видно было изобиліе и столь отличный порядокъ. Онъ прошелъ черезъ калитку въ огородъ, и увидѣлъ подъ горою полуразвалившуюся, черную избу, крытую соломою, въ которой нашелъ всю семью за обѣдомъ. Въ числѣ ихъ увидѣлъ онъ двухъ бабъ, и одного мальчика и дѣвочку, одѣтыхъ въ праздничныя, чистыя платья. Они, по видимому, спѣшили ѣсть, чтобы поскорѣе поспѣть къ своему мѣсту. Прочіе были въ изодранныхъ, запачканныхъ рубашкахъ, отвратительной нечистоты, и босикомъ. Пустыя щи и блюдо варенаго картофелю, составляли весь обѣдъ ихъ. Хлѣбъ былъ по поламъ съ мякиною, и даже, какъ замѣтилъ Пронскій, въ соли имѣли они большой недостатокъ. Старуха бабушка, вѣроятно, жена старика, съ которымъ онъ говорилъ, держала подлѣ себя, въ ветошкѣ, немного соли, и маленькими щепотками одѣляла всѣхъ. На столѣ стояло ведро воды, изъ котораго черпали и пили ковшиками. Всѣ удивились входу Пронскаго, и хотѣли встать. «Не вставайте! не вставайте!» сказалъ онъ. «Хлѣбъ, да соль! Кушайте на здоровье! Я такъ, нечаянно, зашелъ къ вамъ.»– A ты что, кормилецъ, видно холопъ пріѣзжихъ господъ? – «Да, голубушка, я лакей.» – Какой-то, вишь, ендаралъ пріѣхалъ къ нашему барину, и весь въ звѣздахъ; посмотрѣла-бы я на него, что это за ендаралы такіе. – «Да кто-жъ тебѣ мѣшаетъ? Выдь на улицу: онъ сей часъ здѣсь проѣдетъ.» – Да, поди-ка ты! Покажись только при немъ на улицѣ въ этомъ зипунѣ, такъ изуродуютъ, что не скоро забудешь. – Пронскій съ состраданіемъ смотрѣлъ на нихъ. «Скажи, старушка: неужели y васъ и квасу нѣтъ, что вы воду пьете?» – Вишь ты какой! Да откуда взять квасу? Мы и хлѣбъ пополамъ съ мякиною ѣдимъ…. Да что вы, молодицы, такъ тутъ замѣшкались? послѣ поѣдите; ступайте-ка, ступайте; того и гляди, что за васъ еще старика моего побьютъ. – Пронскій вынулъ десяти рублевую ассигнацію и подалъ старушкѣ. «На, тебѣ, бабушка! Купи соли, да чистой хорошей муки, на хлѣбъ и на квасъ.» Старуха смотрѣла на него, выпучивъ глаза, и, отъ удивленія, не знала, что отвѣчать. Съ стѣсненнымъ сердцемъ вышелъ онъ изъ избы.

У воротъ нашелъ онъ того-же старика, сильно аттакованнаго молодымъ парнемъ, десятскимъ, который хотѣлъ его бить за то, что бабъ и ребятишекъ нѣтъ. "Э, полно, Сидорко, лаяться-то!" отвѣчалъ старикъ. "И безъ тебя тошно. Съ утра маковой росинки во рту не было, а ты еще ругаешься. Довольно и одной собаки, прикащика, а тебѣ-бы не кстати бранить старика, еще дядю. Бабы проголодались и пошли поѣсть; за разъ будутъ назадъ." – Да не льзя-же, самъ ты вѣдаешь: коли прикащикъ увидитъ, что ихъ нѣтъ, то мнѣ-же достанется, Но, постой, я побѣгу, позову ихъ. Еще демонъ нашъ (такъ называли они своего помѣщика) во дворѣ y дѣдушки Кузьмы; вѣстимо, бабы твои и ребятишки успѣютъ подойдти." – Онѣ въ самомъ дѣлъ пришли въ это время, и десятскій отправился далѣе.

Пронскій, не бывъ никѣмъ замѣченъ, присоединился къ компаніи, и вмѣстѣ съ прочими ходилъ по крестьянскимъ домамъ. Вездѣ была необыкновенная чистота: все было прибрано и на мѣстѣ; каменныя тарелки, деревянныя чашки, ложки, лежали въ порядкѣ, въ шкафахъ; полы, лавки, столы, все было вымыто и вычищено. Въ нѣкоторыхъ домахъ нашли они, какъ будто приготовленные, обѣды. Сундуковъ увѣрялъ, что хозяева недавно возвратились съ работы, и привлеченные любопытствомъ видѣть Его Высокопр. не успѣли отобѣдать. Хорошо выпеченный хлѣбъ, жирныя щи, съ ветчиною, жареная курица, утка, или поросенокъ, и пшенная каша, съ масломъ, стояли на столъ для ѣды крестьянъ; вкусный квасъ, въ бѣлыхъ, глиняныхъ кувшинахъ, готовь былъ утолять ихъ жажду. Самъ Его Высокопр. все отвѣдывалъ, и находилъ прекраснымъ. Вообразите – сказалъ Пронскому на ухо тотъ-же пожилой дворянинъ, Лужницкій, который удержалъ восклицаніе сосѣда своего Вспышкина, при разсказѣ Сундукова о доблестяхъ Исправника – вотъ этотъ жареный поросенокъ весьма мнѣ знакомъ. Въ пяти, или шести домахъ вижу я его; онъ очень проворно и искусно перебѣгаетъ; мы, вѣроятно, еще встрѣтимся съ нимъ; я нарочно, для замѣтки, оторвалъ ему ухо. – Пронскій горько улыбнулся и не отвѣчалъ ничего. Ему извѣстно было, чѣмъ и какъ питаются благополучные крестьяне Сундукова.

"Ну что, ребята?" сказалъ вельможа обращаясь къ нѣкоторымъ крестьянамъ. "Вѣдь вамъ гораздо лучше и спокойнѣе жить въ чистыхъ, бѣлыхъ домахъ, чѣмъ въ прежнихъ, черныхъ избахъ вашихъ?" – Какъ-же, кормилецъ, Ваше Происходительство, вѣстимо лучше – отвѣчали они, съ низкими поклонами, по знаку помѣщика. "Я вижу y васъ во всемъ такое изобиліе и довольство; вы должны Бога молить: y васъ не баринъ, а отецъ." – Такъ, Ваше Происходительство, много довольны его милостію: не баринъ, а отецъ. – «Вотъ, господа!» продолжалъ вельможа, относясь къ дворянамъ, «вамъ-бы всѣмъ должно брать примѣръ съ Тимоѳея Игнатьевича, и устроить въ своихъ деревняхъ такой-же порядокъ. Очень, очень все хорошо, и превзошло мое ожиданіе, почтенный нашъ хозяинъ! Я поставлю себѣ долгомъ представить объ васъ, какъ о благомыслящемъ помѣщикѣ, дѣлающемъ честь своему сословію!» – прибавилъ онъ, садясь въ коляску. Тимоѳей Игнатьевичъ, отпустивъ нѣсколько пренизкихъ поклоновъ, сѣлъ подлѣ него. "У меня память не хороша, сказалъ вельможа оставшись съ нимъ наединѣ въ коляскѣ – «скажите моему Секретарю, чтобы онъ напомнилъ мнѣ.» Сундуковь, зная, что значитъ это напамятованіе, не сомнѣвался уже послѣ того, что онъ будетъ представленъ къ награжденію.

Пронскій нарочно, изъ любопытства, остался въ деревнѣ, чтобы посмотрѣть дальнейшія распоряженія послѣ показа. Прикащикъ, съ старостою и десятскими, ходилъ по дворамъ, отбиралъ отъ всѣхъ показныя платья, сапоги и шляпы, осматривалъ и складывалъ на особыя подводы. Нѣкоторые крестьяне, имѣвшіе несчастіе замарать, или прорвать кафтаны, тутъ-же на мѣстѣ были прибиты прикащикомъ, а одному, сверхъ побой, объявлено, чтобы онъ къ вечеру привелъ корову свою на господскій дворъ, за то, что нашлось большое дегтярное пятно на его кафтанѣ. Кушанье, поставленное на показъ въ нѣкоторыхъ домахъ, также отбиралось, и было отправляемо въ застольную, для гостиныхъ людей.

Потомъ пошелъ нарядъ въ городъ, въ барскую больницу. Человѣкъ сорокъ здоровыхъ больныхъ назначены были на эту продѣлку. Всякому изъ нихъ прикащикъ объявлялъ его ролю. «Смотрите-же, не забывайте!» восклицалъ онъ. «Ты, Архипка, долженъ совсѣмъ лечь въ постелю, надѣть колпакъ, закрыться одѣяломъ и не говорить ни слова: ты боленъ горячкою. Ты, Евстрашка, долженъ подвязать руку: ты порубилъ ее нечаянно топоромъ. У тебя, Лозушка, бываетъ лихоманка черезъ два дня. Ты, Евсташка, возьми костыль: ты упалъ съ возу и разшибъ себѣ ногу.» Такимъ образомъ всѣмъ имъ объяснилъ онъ роли, съ наистрожайшимъ подтвержденіемъ не забывать, кому что говорить, и тотчасъ ѣхать въ городъ, въ больницу. Послѣ того прикащикъ отправился домой, а Пронскій еще прошелъ по деревнѣ, и слышалъ, что крестьяне разсуждали между собою. Ежели-бъ добрый отецъ-помѣщикъ зналъ, какъ они благословляли его имя и какія читали ему похвалы!!!

Пронскій возвратился передъ самымъ обѣдомъ. Столъ накрытъ былъ человѣкъ на 70-ть. Большія, серебряныя, суповыя чаши стояли по концамъ; въ срединѣ помѣщены были бронзовые, дорогіе канделабры, съ приготовленными свѣчами, которыхъ, по лѣтнему тогдашнему времени, никакой не было нужды зажигать; но Сундуковъ видалъ это за большими обѣдами въ Петербургѣ и Москвѣ; притомъ, когда-же удобнѣе и приличнѣе ему было показать ихъ и блеснуть своими дорогими бронзами? подлѣ нихъ и вдоль стола, между хрустальными тарелками и чашами съ фруктами, конфектами и вареньемъ, стояли прекрасныя фарфоровыя вазы съ цвѣтами; на срединѣ стола помѣщено было большое померанцовое дерево. Такъ все было убрано и украшено, какъ для свадебнаго пиршества. Для Его Высокопревосходительства приготовлено было особое почетное мѣсто, и приборъ поставленъ былъ въ нѣкоторомъ отдаленіи отъ прочихъ. Золотыя: ложка, вилка и ножикъ, положены были для него, и къ его мѣсту придвинуты большія кресла, обитыя бархатомъ. Сундуковъ самъ вездѣ бѣгалъ, суетился, осматривалъ, и когда все было готово, доложилъ Его Высокопревосходительству. Онъ подалъ руку старушкѣ, матери хозяина; сынъ насилу могъ уговорить ее снять платокъ, который она всегда носила на головѣ, и для такого торжественнаго дня надѣть чепчикъ.

Когда Его Высокопревосх. занялъ свое мѣсто, то и всѣ прочіе осмѣлились сѣсть: дамы помѣстились по обѣимъ сторонамъ, вблизи его; мужчины, по чинамъ и старшинству, сѣли далѣе. Сундуковъ, размѣщая гостей своихъ, наконецъ замѣтилъ Пронскаго, и просилъ его занять мѣсто выше; онъ поблагодарилъ, и сѣлъ ниже всѣхъ, напротивъ героя праздника, чтобы имѣть возможность видѣть, что еще будетъ далѣе. Хозяину неизвѣстно было, что Пронскій знакомъ съ Его Высокопревосх. "Какимъ образомъ," думалъ онъ, "посадить фрачника, на которомъ не было никакого знака отличія, выше прочихъ?" Онъ не настаивалъ, и быль очень радъ, что Пронскій сѣлъ на концѣ. "Честь приложена, а отъ убытка Богъ избавилъ, думалъ Сундуковъ. Самое-же главное: ему нѣкогда было заниматься Пронскимъ; все вниманіе его устремлено было на то, чтобы угостить Его Высокопревосх. и сохранить должный порядокъ въ подаваніи кушанья и винъ.