Надежда Лухманова - Ложь Страница 4

— Я не виновата… не виновата… — зарыдала она, — меня мать бросила… девчонкой выгнала на улицу, потому что… нет, нет, я решилась лучше говорить… что моя мать умерла, нежели обвинять её!.. Мою биографию мне сочинила сама Бове… мне велели так рассказывать всем… для того, чтобы внушить больше участия в пансионе, в знакомых, в домах, куда я поступала гувернанткой… Я не лгунья… Тебя я не обманывала никогда, ни в одном слове, с тех пор, как стала твоею женой!.. Ты не веришь мне? Не веришь? Так прощай же… мне остаётся одно: умереть…

Она выбежала из комнаты, захватив с собой письмо Бове.

Дмитрий Александрович не шевельнулся. В мозгу его прыгали фразы из письма, он не мог ещё дать себе отчёта о всём, что узнал: это было какое-то море лжи, мелочности и грязных намёков.

Екатерина Владимировна, вбежав в свою комнату, закрыла дверь на защёлку. Прежде всего она внимательно прочла письмо Бове. Всё это была чушь, она сумеет за прошлое, за детские сказки, за враньё получить прощение… Это поправимо… Надо только убедить теперь мужа в своей любви, доказать ему, что она скорее готова умереть, чем потерять его доверие и дружбу… Она сожгла письмо Бове, потом разделась и встала перед зеркалом в одной батистовой рубашке. Левой рукой она попробовала оттянуть кожу на боку. Да, это страшно, но не опасно… Рана будет небольшая — залечат живо. Однако всё-таки любовь к своему телу, женский страх перед страданием заставили её побледнеть. Она вынула из письменного стола маленький револьвер слоновой кости. Стреляться ли?.. Не лучше ли сыграть в отравление, посредством какого-нибудь рвотного?.. Да и заряжен ли револьвер?.. Она стала дрожащими руками вертеть барабан, и вдруг раздался выстрел, и со страшным криком Екатерина Владимировна упала на ковёр.

Когда обезумевший муж и прислуга вломились в запертую изнутри дверь, Екатерина Владимировна лежала мёртвая. Рот её был судорожно открыт как у рыдающего ребёнка, и в широких глазах застыло невыразимо-скорбное выражение.

Похоронив жену, Дмитрий Александрович уехал за границу; он постарел, похудел и стал мистически религиозен. Он верен памяти жены и искренно считает себя преступником. Он убеждён, что она любила его, застрелилась потому, что не перенесла мысли, что он не простит ей её, в сущности такую пустую, ложь.

Орлов перенёс горячку и, выздоровев, переселился на юг; он свято хранит память женщины, которая любила его и «застрелилась» потому, что не вынесла разлада между чувством и долгом.

1899