Марина Цветаева - Том 3. Книга 1. Поэмы. Поэмы-сказки Страница 40

1935

Автобус

Препонам наперерезАвтобус скакал как бес.По улицам, ýже сноски,Как бес оголтелый нессяИ трясся, как зал, на бисЗовущий, — и мы тряслись —Как бесы. Видал крупуПод краном? И врозь, и вкýпе —Горох, говорю, в супуКипящем! Как зёрна в стýпе,Как вербный плясун — в спирту,Как зубы в ознобном рту!

Кто — чем тряслись: от трясниТакой — обернувшись люстрой:Стеклярусом и костьми —Старушка, девица — бюстомИ бусами, мать — груднымРебенком, грудной — однимУпитанным местом. ВсехТрясло нас, как скрипку — трелью!От тряса рождался — смех,От смеху того — весельеБезбожно-трясомых груш:В младенчество впавших душ.

Я — в юность: в души восторг!В девичество — в жар тот щёчный:В девчончество, в зубный свёркМальчишества, словом  — точноНе за город тот дударьНас мчал — а за календарь.

От смеха рождалась леньИ немощь. Стоять не в силах,Я в спутнический ременьТоварищески вцепилась.

Хоть косо, а напрямик —Автобус скакал, как быкВстречь красному полушалку.Как бык ошалелый, мчался,Пока, описавши крюкКрутой, не вкопался вдруг.

…И лежит, как ей повелено —С долами и взгорьями.Господи, как было зелено,Гóлубо, лазорево!

Отошла январским оловомЖизнь с ее обидами.Господи, как было молодо,Зелено, невиданно!

Каждою жилою — как по желобу —Влажный, тревожный, зеленый шум.Зелень земли ударяла в голову,Освобождала ее от дум.

Каждою жилою — как по желобу —Влажный, валежный, зеленый дым.Зелень земли ударяла в голову,Переполняла ее — полным!

Переполняла теплом и щебетом —Тáк, что из двух ее половинМожно бы пьянствовать, как из черепаВражьего — пьянствовал славянин.

Каждый росток — что зеленый розан,Весь окоём — изумрудный сплав.Зелень земли ударяла в ноздриНюхом — так буйвол не чует трав!

И, упразднив малахит и яхонт:Каждый росток — животворный шприцВ oкo: — тáк сокол не видит пахот!В ухо: — тáк узник не слышит птиц!

Позеленевшим, прозревшим глазомВижу, что счастье, а не напасть,И не безумье, а высший разум,С трона сшед — на четвереньки пасть…

Пасть и пастись, зарываясь носомВ трáву — да был совершенно здравТот государь Навуходоносор —Землю рыв, стебли ев, траву жрав —

Царь травоядный, четвероногий,Злаколюбивый Жан-Жаков брат…Зелень земли ударяла в ноги —Бéгом — донес бы до самых врат

Неба…  — Все соки вобрав, все токи,Вооруженная, как герой…— Зелень земли ударяла в щекиИ оборачивалась — зарей!

Боже, в тот час, под вишней —С разумом — чтó — моим,Вишенный цвет помнившейЦветом лица — своим!

Лучше бы мне — под башнейСтать, не смешить юнца,Вишенный цвет принявшиЗа своего лица —

Цвет…

«Седины»? Но яблоня — тожеСедая, и сед под ней —Младенец…  Всей твари Божьей(Есть рифма: бедней — родней) —

От лютика до кобылы —Роднее сестры была!Я в руки, как в рог, трубила!Я, кажется, прыгала?

Так веселятся на каруселиСтаршие возрасты без стыда:Чувствую: явственно поруселиВолосы: проседи — ни следа!

Зазеленевшею хворостинойСпутника я, как гуся, гнала.Спутника белая парусинаПрямо-таки — паруса была!

По зеленям, где земля смеялась, —Прежде была — океана дном! —На парусах тех душа сбираласьПлыть — океана за окоём!

(Как топорщился и как покоилсяВ юной зелени — твой белый холст!)Спутник в белом был — и тонок в поясе,Тонок в поясе, а сердцем — толст!

Не разведенная чувством меры —Вера! Аврора! Души — лазурь!Дура — душа, на какое ПéруНе уступалось — души за дурь?

Отяжелевшего без причиныСпутника я, как дитя, вела.Спутницы смелая паутинаПрямо-таки — красота была!

И вдруг — огромной рамойК живому чуду — Аз —Подписанному — мрамор:Ворота: даль и глаз

Сводящие. (В сей рамкеОстанусь вся — везде.)He к ферме и не к замку,А сами по себе —

Ворота… Львиной пастьюПускающие — свет.— Куда ворота? — В счастье,Конечно! — был ответ

(Двойной)…

Счастье? Но это же там, — на Севере —Где-то — когда-то — простыл и след!Счастье? Его я искал в клевере,На четвереньках! четырех лет!

Четырехлистником! В полной спорности:Три ли? Четыре ли? Полтора?Счастье? Но им же — коровы кормятсяИ развлекается детвора

Четвероногая, в жвачном обществеДвух челюстей, четырех копыт.Счастье? Да это ж — ногами топчется,А не воротами предстоит!

Потом была колода —Колодца. Басня — тá:Поток воды холоднойКолодезной — у рта —

И мимо. Было малоЕй рта, как моря — мне,И всё не попадалаВода — как в странном сне,

Как бы из вскрытой жилыХлеща на влажный зём.И мимо проходилаВода, как жизни — сон…

И, утеревши щеки,Колодцу — Знаю, друг,Что сильные потоки —Сверх рта и мимо рук

Идут!..

И какое-то дерево облаком целым —— Сновиденный, на нас устремленный обвал…«Как цветная капуста под соусом белым!» —Улыбнувшись приятно, мой спутник сказал.

Этим словом — гуда громовее, чем громомПораженная, прямо сраженная в грудь:— С мародером, с ворóм, но не дай с гастрономом,Боже, дело иметь, Боже, в сене уснуть!

Мародер оберет — но лица не заденет,Живодер обдерет — но душа отлетит.Гастроном ковырнет — отщипнет — и оценит —И отставит, на дальше храня аппетит.

Мои кольца — не я: вместе с пальцами скину!Моя кожа — не я: получай на фасон!Гастроному же — мозг подавай, сердцевинуСердца, трепет живья, истязания стон.

Мародер отойдет, унося по карманам —Кольца, цепи — и крест с отдышавшей груди.Зубочисткой кончаются наши романыС гастрономами.  Помни! И в руки — нейди!

Ты, который так царственно мог бы — любимымБыть, бессмертно-зеленым (подобным плющу!) —Неким цветно-капустным пойдешь анонимомПо устам: за цветущее дерево — мщу.

Апрель 1934 — июнь 1936

Поэма о царской семье

(фрагменты)

. . . . . .ежевика,Плети, плетень.Возле люльки — глади-ка —Вторая тень:Грудь кумашная, шерсть богатая:Нянька страшная, бородатая.

. . . . . . . . . . . . . . .Сапогом следит.В колыбель — дитюБородой глядит.

— Свернись катышком,Заткнись пробочкой!А нý, матушка!А нý, кровушка!

А нý, . . . . . .!А нý, милушка!Теки, кровушка,Домой — в жилушки.

Так на сем тебе слове —И крест и ключ.(А еще не уймется —Еще покличь!)

Ла — зорь,Сни — игирь

И опять — стопудовым жерновомПоловина — какого черного?— В голубые пруды атласные —Часа — царствованья — сплошь красного!Настоящего Моря Красного!От Ходынского Поля красногоДо веселого и красивогоАлексея КровоточивогоНа последнюю каплю — щедрого!Половина — давно ли первого? —Осиянного и весеннего —Часа — царствованья — последнегоНа Руси…  Не страшитесь: жив…Обессилев — устав — изнывЖдать, отчаявшись — на часы!Спит Наследник всея Руси.

Аня с круглыми плечами,Аня с пухлыми щекамиСдобных булочек молочных,ПотолочныхАнгелочков.Брови дугою,Румянец до пуговок.Между одной — и другоюИ другом их

Вот — двое. В могучих руках — караван.Проходят, кивают. И я им киваю.Россия! Не ими загублена — этиБольшие, святые, невинные дети,Обманутые болтунами столицы.Какие открытые славные лицаОтечественные. Глаза — нашей Ани!..Не плачу. Боюсь замочить вышиванье, —— Зеленые ветки, Анютины глазки —Для Матери здешней тружусь Абалакской —Да смилостивится… С приветом и с хлебомДавно уже скрылись, а всё еще следомКиваю…(И слезы на пяльцы, и слезы на пальцы,И слезы на кольца!..) О, Господи, сколько!Доколе — и сколько?.. О, Господи, сжальсяНад малыми сими! Прости яко — вору…

Сестре Серафиме — сестра Феодора.

Обитель на горе.Молитва на коре.

Не знала та береза,Дороги на краю,Что в лютые морозыЗатем красу свою

— Сибирскую «корицу» —Белила и спасала —Чтоб русская ЦарицаНа ней письмо писала

— За всё благодарю —Небесному Царю.

Не знала та дорога,С березой на краю,Зачем седобородыйСтарик — ножом — кору

Срезал. — Чтоб в келье тесной,Рукою домовитой,Германская принцесса —Славянскую молитву

Чертила на листкеСибирской бересты.

О чем она просила,Канавы на краю…Молитва за Россию:За родину — твою —

Мою… От мхов сибирскихПо кипарисы Крыма:За каждого злобивца —И всё-таки любимца…

Тому, кто на Горе —Молитва на коре…

Стояла та береза —России на краю,— За тын, за плен, за слезы —За всё благодарю.

А если мало — плену,А если много — тыну…Сам назови мне цену…А если скажешь: сына

Под кончиком пераКоробится кора…

Стояла та Россия —Обрыва на краю.— И если скажешь — Сына…—За всё благодарю,

Горит, горит береста…Летит, летит молитва…Осталась та берестаВ веках — верней гранита.

1929–1936