Николай Гарин-Михайловский - Том 5. Воспоминания, сказки, пьесы, статьи Страница 45

— Да ведь у вас они есть…

— Да не такой же холод… Ну, они, вместо дров, пойдут… Не беспокойтесь, человек такое живучее животное… Как же вы попали в лагерь?

— Я и не знаю. Слез я в овраг, осмотрел, крикнул им: «Обходите вправо». Ответили: «Идем», и все смолкло. Я лег и думаю, ну хоть не задержу их. Спать хочется, знаю, что засну — пропал, а сам уже засыпаю… Слышу, что-то камни около меня шевелятся: упало на меня… «Кто?» Сапаги. «Ты как попал?» — «Моя капитан пошла? Айда, ходи». — «Не могу». — «Надо ходи, лежать нет надо». Пошли мы… Идем, идем и ляжем. «Надо ходи». Вдруг свет фонаря… Оказывается, я лежал в последний раз в десяти саженях от лагеря… Прихожу, спрашиваю: «Солдаты пришли?» — «Нет», — говорит. Повернулся к палатке, кричу: «Н. Г., солдат нет!» — «Да и Н. Г. нет», — говорит И. А. Ну, тут я совсем… Я ведь думал, что и вы задрогли…

— Все трое?

— Да ведь ночь же какая… Чем еще кончится? Не можем мы не простудиться.

— Ну, у меня вчера, когда выступали, горло так болело, что глотнуть не мог, теперь все прошло… Ну, едем скорей.

Вот и лагерь. Полное разрушение: кроме В. В. все разбежались, палатки сломаны, вещи разбросаны.

Ив. Аф. уже приезжал с Буртопоя — солдаты там! Ура! послал им спирту и пищу И. А., а сам уехал в горы разыскивать лошадей, которых солдаты упустили.

— Как упустили?

В. В. не мог объяснить.

— Ну, в таком случае сниматься и отступать на Буртопой… Папирос дайте.

— Моя чай варила… — говорит В. В.

В. В. в маленькой китайской шапочке с красной шишкой и обмотанной вкруг головы косой.

— Ну, давайте ваш чай…

— Моя щи варила…

— Давайте щи.

— Я вчера, — говорит Н. Е., — три раза пробовал есть, три раза вырвало.

Совсем другой человек опять стал Н. Е.: повеселел.

— Верно, значит, я рассудил, что на Буртопой послал, — говорит он.

Н. Е. говорит и уплетает щи.

Я съел три ложки — тошнит.

— Давайте чаю.

Чай с каким-то салом. Заставил себя выпить, и сейчас же все назад.

Китаец, Сапаги и маленький урод Таани укладывают тюки.

— Лошадей поили?

— Воды нет.

— Снег кипятите, Сапаги, бросьте укладку, берите снег и варите…

Напоили кое-как лошадей, И. А. подъехал.

— Нет… Главное, с тюками ведь. Так все-таки им легко бы было, а с тюками пропадут… Главное, Серый слепой ведь.

— Другая какая лошадь?

— Маленькая белая, самая умная, положим, и колокольчик на шее, слепому-то и слышно…

— Ну, укладывайтесь, едем.

Все тот же ветер и холод, и во всей своей неприступности перед нами великолепный Пектусан, сегодня весь покрытый снегом.

— Скажите старику, — говорю я, — дракон молодец, задал нам трепку.

— Он говорит, что это за то, что лодку спустили.

— Ну, рассказывайте, Н. Е.: что же вы делали вчера?

И Н. Е. рассказывает, пока мы укладываемся.

— Рассказывайте все с самого начала.

— Ну вот, пришли мы…

— Хороший спуск?

— По камням. На глаз — почти отвесно, а дальше россыпь… Ведь мы потеряли лот… Ну, ищу я глазами камень… Смотрю, внизу на берегу озера лежит камень, ну так, с три кулака… Ну, думаю, камень, значит, есть, и полез вниз. За мной остальные, лодку разобрали, я надел на плечи пробки.

— Голова не кружилась?

— У меня не кружится…

— У людей?

— Ни у кого… И. А. как кошка лазит… У Хапова камень оборвался, слышу: «Берегись, берегись». Смотрю, прямо на меня летит. Я стою — одна нога на одном камне, другая на другом: куда беречься? Только вправо или влево туловище наклонить. Ну, я, положим, так и приготовился… все равно, как из ружья целит: нацелился прямо на меня, я влево, да спину повернул и схватился за камень… Как хватит по пробкам на спине… Ну и цел и удержался… Так и спустились. Стали лодку собирать. Камень мой, в три кулака, оказался скалой саженей в пять. Снизу вверх смотреть, так просто не веришь себе, как спуститься тут можно. Когда мы спустились, озеро слегка волновалось, вода прозрачная, такая, что не видишь ее. Ключ падает с горы. Пока падает, едва заметно, а где-нибудь в лощинке воды не видно… Пока собирали лодку, приготовляли лот, поднялась такая буря, что стоять нельзя. Снизу рвет, камни поднимает вверх… Спустили лодку, поехал сперва И. А. — не может выгрести… прибило назад. Потом И. А. полез вверх, назад в лагерь, а я с Бесединым сели в лодку, гребем, на шаг не подвигаемся… Тут как-то стихло было, мы двинулись сажен на двадцать, и сразу такой порыв, что полную лодку налило: маленькое озеро, а волны полтора аршина. Положим, лодка хоть и полная воды, но держится…

— Сколько градусов?

— Семь.

— А в воздухе?

— Три… Промокли… ноги не терпят и грести нельзя? тут и пароходом не выгребешь, прямо так и выбросило на берег, Бились-бились, все по очереди пробовали, то же самое… Зальет лодку и выбросит… Глубина страшная, это прямо видно: от берега мелко, а там сразу обрывается и уходит в глубину обратным откосом, почти везде так… Контур снял.

— Инструменты благополучно спустили?

— Благополучно… Ну, пока работали, смотрим, солнца уж мало видно. Промокли, продрогли, да и делать больше нечего… Вытащили лодку, опрокинули ее, веревки для лота положили под нее, весла и полезли назад.

— Лодку не унесет в озеро? Вода в озере, не заметили, опускается, поднимается?

— На полсажени высоты заметно как будто понижение. Может быть, это волны, может быть, усыхает. Ключи есть — бьют из скал.

— Трещина есть в озере?

— Когда я выехал на лодке, видно было, что на северо-востоке нет, а на западе какая-то бухта. Я не рассмотрел…

— Я стоял перед этой бухтой на восточной стороне, как раз напротив, такие же стены отвесные, как и везде.

— Ну, значит, нет выхода. Впечатление, собственно, от озера — игрушка… И опасная игрушка… В смысле же питания рек…

— Об этом и говорить нечего — горсть воды.

Все уложено, и мы покидаем негостеприимную гору. От нее веет холодом и неуживчивостью. Какой-то взбалмошный, больной дракон. Дурит, как только может. Вот уже опять летят облака из него, и даже здесь качает ветром нас.

— Нет, подыматься было трудно, — говорит тихо весь поглощенный рассказом Н. Е. и, по обыкновению, улыбается, — назначили скалу, половину дороги, а доползли — оказывается и пятой части не прошли еще. Вдруг туча подошла к краю, и вдруг всю ее втянуло в озеро, и сразу темнота. Как только закрыло тучей, озеро буквально черное стало, а потом все исчезло. Я уж думал ночевать где-нибудь на полдороге, да негде было. Уж и не знаю, как долезли, через каждые три-четыре сажени — отдых… Я последним полз…

Камни летят из-под ног тех верхних: один по колену так хватил, что, думал, свалюсь… Вышли. наверх, просто как выкачали все из меня: ноги дрожат, дышишь уж не легкими, легкие как — будто лопнули, а так как-то, всем телом… Тошнит, голова кружится, упал бы, кажется, и заснул, умереть согласен, что хотите, только дальше не идти. А тут дождь как из ведра, сразу намочил, промокли и хоть что хочешь… Сто лет проживешь, а не забудешь этой ночи… Тьма, дождь, рев такой, что голосов не слышно: господи, что уж это такое. Я уж так и думал: ну, конец.

Между тем, пока мы ехали и Н. Е. рассказывал свои впечатления, наступил вечер, и опять сразу тьма, мы сбиваемся с дороги, благодаря проводнику, который хотел пройти покороче, попадаем в овраг истоков Тумангана, валимся, падаем, теряем вьюки, разыскиваем их и уже собираемся с лошадьми, вконец изморенными, вторично ночевать в какой-то трущобе, когда на два сигнальных выстрела услышали наконец где-то далеко-далеко ответные выстрелы. Заметили звезды и пошли напрямик. Выстрелы ближе, ближе, затем свистки, огонь костра, и мы над оврагом Буртопоя. Где-то там, в бесконечной глубине.

Спустились. Тепло у костра — солдаты, корейцы, рассказы и суд над всеми.

Корейцы на каком основании бросили лагерь? — Не было дров, не было корму и воды.

Виновник проводник. Он сам не знал, что есть вода на Пектусане. Никто не виноват.

Очередь за солдатами.

— Вы поступили правильно, что бросили лошадей, но зачем вы, во-первых, не развьючили их: жаль несчастных животных, а во-вторых, почему вы не привязали лошадей?

Выступает Беседин.

— Позвольте, объяснить… Когда Н. Е. крикнул нам: направо — мы так и пошли. Шли-шли — приходим, такой же овраг. Что делать? Назад пошли, поднялись на самый верх, опять на то место, откуда начали спускаться, опять запутались, опять назад…

Стали выбиваться на вашу дорогу — Павел днем ходил за вами, — ну, так и пошли, дошли до того места, где проводник вас через овраг проводил, стали делать ступеньки, сошли сами и лошадей, господь помог, спустили. Тут обессилели, попали в какой-то овраг — трава. Надо покормить лошадей, а самим отдохнуть. Пустили лошадей, сами сидим. Мокрые, давай греться: стали бороть друг друга, возиться, вроде как будто тащим в плен друг дружку. Сколько времени прошло, так и не знаем. Спохватились — и нет лошадей. Туда, сюда — нет лошадей. А темно, ревет, как в трубе, и не видно и не слышно. И вещи, которые сняли с себя, не найдем. Ну что ж? — поискали-поискали, а уже все мокрые, коченеем, сами пошли… Куда идти? Огонь в лесу горит: знаем, что это Буртопой, наше же пожарище. Компас у меня. Я хоть и не умею читать, а стрелку, как стоит, заметил и звезды заметил. Спустились в овраг и пошли по стрелке. Шли-шли, тут светать стало, видим, и Буртопой под нами. Спустились, от горящего пня огонь достали, наломали сучьев, огонь развели. Отогрелись, тут корейцы приехали, погодя и И. А.