Олег Малахов - Liberty Страница 5

Не закрывайте глаза, когда вас фотографируют, иначе вы потом подумаете, что кадры оказались бракованными.

Анжела уничтожала 60 % своих снимков. Но английский костюм Альваро всегда на нем смотрелся безупречно и лишь подчеркивал выгодные черты внешности Альваро Альто. Поэтому он любил его одевать. А пианист забыл о костюмах, не боялся москитов и лихорадки. У каждого есть свой почерк. Ни одна из квартир Берлина не ожидала неожиданно приехавшего пианиста, несмотря ни на что. Ни на что не смотря, он вошел в одну из них.

Don't you want to be just a rock'n'roll girl with all those natural cosmetics of pain and taxi drivers songs in the windy streets. Like the starts of all stars in midnight routes with hurting horizons... hurting eyes... with 'yes' and blue motives of pregnant sadness. Soon the baby is born. He caught her smiling in front of the TV news break; in his special way he would gently carry her face blank and motionless to the rest-room of ending stories.

I need defence in any bus I enter like the miracles stealer wishing million pardons from passer-byes watching suspiciously. No friends. No leave-takings. I wish I stole your heart instead of all those useless silent joys of watchmen rushing after me. Great darkest psychology plays hard with silver substance of your body. I was such a bad sofa for your hands, so soft inspector of your gaps and stretches, so . . so, though no one should intrude........

With the same feelings occurred the night before Angel came to LA. Lipstick stuck in the mouth of the one she saw in the mirror with no visible head leaning to the no one's shoulder. She knew it would be like that but she could utter the only word of love that she hated to pronounce. That word tortured her articulation, and by all means she always tried to avoid it in use. However she could neither swallow it nor rip it with teeth and tongue at the very moment she came to LA. Oh, she could stand silently in the queue of ticket buyers, or she could split within strange prayers in the dim churches or hide in car jams drinking gasoline and playing cards with lonesome passengers. Or she could repeat the ending of the most fabulous wrack, she could start...... At least....she could start. But she changed her blood group and never more responded to her name. Yellow pages must have saved it.

Альваро ожидал приезда пианиста, некому было переводить его вдохновенные письма Карлу. Он уже ничего не писал об Анастасии, а сообщать о ее смерти ему не хотелось. Его письма были вымыслом, он не говорил о скучном. И Карлу должно было казаться, что жизнь бьет ключом. Он сам уже готов был написать о своей действительно событийной жизни, но в ней он не нашел слов Альваро. Он осознал, что у них не просто разные языки, у этих языков разные авторы. От языкового обилия у Анжелы закружилась голова. Она пришла к Робину и осталась в его особняке. Робин встречал курьеров, которые приносили ему гвозди и шурупы известных фирм для наиболее качественного домашнего обустройства. Он брал в руку гвоздь и начинал гвоздем рисовать на стенах свое имя, а оно не слушалось его, оно выходило неразборчивым, он долбил стены, рвал гардины, бил окна, ветер встречал его, недоуменно хлеща его тщедушное тело, отрывая его голову и не возвращая на место. Голова его смеялась.

Ни о ком.

- Ты внутри меня.

- Я не знал, что ты уже это чувствуешь. Но меня нет. Я лишь пытаюсь оставить тебя в покое.

- Ты не вынул руки из карманов, когда пришел ко мне, ты оставался образом. Каким образом тебе удавалось это?

- Неужели ты еще не устала говорить загадками? Горит ли ночь твоими глазами все так же проникновенно, как в первую ночь сотворения мира? Тогда я был совсем молод. Помнишь? А ты говорила, что я - самый красивый старик в мире, но никакого мира еще не было... Помнишь?.. Помнишь, как я смеялся над твоими фразами, а ты обижалась, как ребенок. Маленький.

- Ты внутри меня. Делай что-нибудь......

- Я знал, что я стану тобой. Ты.

- Остаешься собой.

* * *

Нельзя остановить Робина, его руки уже истекают кровью, его собственной, серой. А Анжела не хочет жалеть его. В каком измерении он притворился мертвым, никому не было понятно. Робин лишь спал в каком-то из измерений, и Анжеле нравилось наблюдать за ним, спящим. В тронном зале жителей его династии готовились забавные интриги. Девушки просили прощения у достопочтенных молодых людей. Юноши ловили кайф. И дышали в уши девушкам, но о своих похождениях потом им было приятнее всего говорить друг с другом, делиться своими впечатлениями. Изучались маршруты родинок элитных невест. Робина нельзя обвинить в мелочности. Он изуродовал свой особняк, но его лицо отделилось от головы, отделенной от туловища, что не позволило глазам увидеть результаты маленькой войны своего хозяина.

О себе.

Меня поглощают чувства, они рождаются в журчании воды за окном, в песнях 20-летней давности, они крадутся парками и переулками старых городов, кружатся в трезвоне телефонов, звонков в мою дверь, они пропитали изношенные вещи, и вдруг они исчезают в моем разобранном диктофоне.

Время голубых ночей.

Она уже не была маленькой девочкой, и поезда, не задерживаясь в ее городе, надолго не могли вторгнуться в ее запахи и сны. Она всего лишь распадалась на части, ее тело разлагалось. Никто не знал, где она хранила ключи от дверей всех замкнутых людей. Кто-то заглядывал в воду ее глаз, кому-то не терпелось распутать ее волосы.

Ей было приятно, когда он заходил к ней в комнату и произносил эти слова. На ладони у него были лепестки ее любимых цветов. Он не смел приносить ей цветы, отделенные от корней. Он помнил, как она плакала, увидев мальчика срывавшего цветы у ее дома, в котором уже никто не мог жить, так как веранда была заполнена магическими предметами, и людям казалось, что они постепенно умирают, скитаясь среди неизвестных комнат и окон. Лишь он мог входить к ней в комнату с лепестками на ладони и произносить эти слова, которые она забывала, если улица полнилась шумом дождя.

Ночь, которая утонула в волнах северного моря, утаила ее попытку танцевать на ветвях папоротника неизвестной страны. Ее любовный вздох просочился в песок коралловых островов. Ей никто не встретится в утренней дымке тропических композиций.

Я не хотел нарушать ее покой, воплощенный в прогулке по набережной уютного города, на стенах которого росли цветы, и их нельзя было представить умирающими. И она способна прекратить свою прогулку лишь в том случае, если она увидит мои глаза, блуждающие в воде.

* * *

Он знал, что каждый из городов будет по-особому реагировать на его визиты. Он оплевывал камни, помечая места, обрекая города на свое присутствие в каждой их частице. Слюна быстро проникала в химическую структуру.

Жила Анастасия на Последнем переулке, а Карл - на улице Живописной. И не видели они друг друга сотни лет.

Все узнали об их несовместимости, но ситуация подталкивала их друг к другу, но были люди, которые могли сменить им паспорта и увезти в разные страны, отправить в противоположные миры, научить их говорить на других языках, разных, но, видимо, и он, и она предположили, что именно благодаря этому они смогут вдруг понять друг друга, и сошли с ума от этой мысли.

They have gone in the books of TV stars. They don't know even why. Alto changed his mind and started to recover. She found out the way out. He knew where is the way, but he did not realise how painful it was to be out of the way. We are drinking in the bar of lost desires and recall how beautiful we were before somebody told us we would be happier no more. We thought we would ... so long and dramatic awaiting.

Don't worry, baby, everything's just going to be fine..... no seeking for my hands ... don't you feel them. Don't you fly alone in the most fabulous space sleeping in the synthetic minds of your groovy toys. Morning will come with the news that no more well is drilled in Kazakhstan. Everyone should know. Stars are deeper in the pocket. Two lines on the escaping surface of my face are clearly seen in mirrors of invisible desires. And eyes are starting to rain.

Я начинаю новый этап охоты, и попытаюсь поймать в сети всех девушек с джинсовыми сумочками, в которых обязательно отдыхают желтые страницы библиотечных книг, позволяя именам внутри себя любить друг друга.

Я выслеживал девушек на концертах самых модных музыкантов, в претенциозных клубах, на премьерах потенциально культовых фильмов, в магазинах современной одежды, где могли продаваться сумочки из джинсовой ткани. И, казалось бы, я должен был встретить девушку из кафе, но ее не было, а я забыл, где находится кафе с кофе без сахара и цветами, мертвыми, напротив. Птицы не могли мне подсказать, куда исчезла она, не попрощавшись с ними. Я звонил пианисту, а он разучился говорить, а расшифровать его музыкальные партии я был не в состоянии. Одна девочка ела мороженое, не обращая внимание на сутолоку города, у которого Дэвид Грей просил прощение за то, что он не сумел его разрушить, а лишь вписался в его систему. Рекламный блок неожиданно заканчивался и начинался заново, и мне привиделось, что девушка прячется между кадрами роликов. Я спрашивал у дальнобойщиков, не увозили ли они в даль соединения солнца и луны девушку, обезоруживающую взглядом. И даже когда я среди бескрайних тротуаров безумного мира кричал неистово незнакомым мне голосом неизвестные мне слова, и лишь она могла меня понять, я не чувствовал, как свет ее глаз, касающихся моего взволнованного дыхания, поглощал неведение в невидении.

А Анастасия утонула в нефтяной скважине.

Ты слишком впечатлительна; я начинаю сомневаться в том, что у женщин правомерно некое единство сопереживаний, когда ты смеешься моим шуткам, целуешь мои щеки, если я говорю тебе скрытые комплименты, или дарю открытки с сюжетами. Я приземляюсь в твои ладони, и ничего более не хочу, мне достаточно твоего тепла до конца жизни в пределах известного мне мира. Неизвестность взяла судьбу в свои руки, натуральный психоз мой теперь необъясним. Не знаю, почему я стал главным электриком на планете.....