Илья Штемлер - Мой белый, белый город Страница 5

- Знаешь, Марьямка тоже мыло продает. Сам видел, - сказал мне лучший друг Борис. - За городом, в Бузовнах, у нее дом есть. Наверное, там варит.

Поначалу я не понял, на что он намекает. И решил, что он возмущен нашей дворовой спекулянткой.

- Надо сообщить милиционеру, - произнес я. Борис взглянул на меня и усмехнулся. Тем самым он хотел сказать, что я наивный человек. Разве я не знаю, что жена милиционера бесплатно берет кастрюлю хаши каждый день?

- Вот если бы старый милиционер… - вслух проговорил Борис.

«Старый милиционер» - парень с черными широкими усами - ушел на фронт, а вместо него на участке появился лысый Ровшан. Мы вначале очень удивились этому событию и решили, что Ровшан украл форму во время очередного пребывания в милиции. Но когда он и кобуру нацепил, то пришлось поверить, что Ровшан перевоспитался и теперь сам будет воспитывать. Правда, кобура была пустая, хоть из нее и тянулась цепочка…

«Тебе даже револьвер не доверили», - как-то упрекнула его моя мама.

«Револьвер на фронт отправили. Ничего, у меня кулаки есть», - ответил Ровшан. Он не любил мою маму за то, что мама не скрывала своего мнения о Ровшане и вслух удивлялась - почему именно Ровшан стал милиционером? Конечно, какой смысл рассказывать лысому Ровшану о том, что тетка Марьям варит мыло? Наверное, она и Ровшану дает кусок…

После школы я принялся обходить соседей, расспрашивать их о Дезике. Но никто не видел моей собаки. Так очередь дошла и до тетки Марьям.

- Слушай, зачем тебе этот пес? - спросила она. - На собаку ведь карточку продуктовую не выдают…

- Дезик - сын кавказской овчарки Маргошки, - перебил я. - Такой собаки ни у кого нет.

- Теперь и у тебя нет такой собаки, ненормальный.

- Значит, вы знаете, где Дезик?

- Дезик-мезик… Откуда я знаю, где эта паршивая собака?

Тетка Марьям попыталась закрыть дверь, но я подставил ногу, я могу так подставить ногу, что и трактором дверь не сдвинуть.

- Может, вы из Дезика мыло сделали?

Тетка Марьям секунду смотрела маленькими глазами, затем ткнула меня пальцем в грудь. Так больно, что я подумал, не удалось ли ей сделать в моей груди дырку. От неожиданности я расслабил ногу, и тетка Марьям захлопнула дверь.

Несколько раз ночью я выходил посмотреть, не видно ли где собаки. И тихонько посвистывал - Дезик обычно откликался на мой свист. Кто-то сверху бросил в меня рваную калошу. Я посмотрел наверх, но никого не увидел, кроме звезд и полумесяца, похожего на Дезикино ухо, что торчало как вопросительный знак.

Утром я уселся на каменную ступеньку перед воротами. Я был первым и занял лучшее место… Ребята еще спали. Или они забыли, что сегодня первое апреля? Тут я и встретил тетку Марьям с ее тележкой… А когда она ушла, осыпая мою голову различными пожеланиями, у меня уже испортилось настроение и мне расхотелось обманывать…

Первым присоединился ко мне мой лучший друг Борис.

- Обманул кого-нибудь? - с надеждой спросил он.

- Тетку Марьям, - нехотя ответил я.

- Ври больше. Ее обманешь… Слушай, поедем за город, в Бузовны. Я знаю, где ее дом. Посмотрим. Вдруг найдем твою собаку, - оживился мой лучший друг.

Через два часа мы шли по пыльной узкой бузовнинской улочке.

Дом тетки стоял у самых скал и был похож на старый сарай. Большие ржавые камни забором огораживали этот сарай. Мы бросили в дом несколько камешков - никто не выходил. Перелезть через забор было пустяковым делом…

На грязном цементном полу стоял огромный казан, черный от сажи. В стороне, на досках, лежали ровные коричневые кирпичи. Я решил, что это кизяк.

Борис тронул рукой кирпич и понюхал пальцы.

- Мыло! - произнес он и дал мне тоже понюхать свои пальцы.

Мы осмотрели весь дом, но ничего не нашли, кроме залатанного тюфяка и рваного паласа.

- Наверное, она их вместе со шкурой… - высказал предположение Борис.

Я не хотел верить. Я продолжал искать. И вдруг во дворе, у самого забора, я увидел ошейник с адресом. Тот самый ошейник, который сшила мама, на всякий случай…

В город мы вернулись к вечеру. Вряд ли тетка Марьям узнает свой дом после нашего визита. Мы сломали все, что можно было сломать. Колодезный насос утопили. Хотели зашвырнуть его в море, но он был слишком тяжелым, пришлось бросить в колодец. Туда же мы отправили ножницы, кастрюли, зеркало и топор, после того как искромсали им лестницу и пол… Лишь казан и мыло остались в неприкосновенности, как вещественные доказательства.

…Лысого Ровшана мы нашли возле базара. Он стоял в тени дома и наблюдал, как инвалиды войны, выставив прямо на асфальт всякие самодельные вещицы, занимались своей жалкой торговлей - зажигалки из гильз, кучки табака и махорки, курительная бумага… Ровшан готовился к прыжку, как кошка. Ему такие шутки доставляли удовольствие. Сейчас он выпрыгнет из тени. А инвалиды начнут прятать в шапки-ушанки свой товар и, как утки, разбредутся в разные стороны. Мне всегда было грустно смотреть на эту «облаву». А Ровшан схватит кого-нибудь и начнет выворачивать карманы выгоревшей гимнастерки, нетерпеливо отбрасывая мешающий пустой рукав…

Сколько раз инвалиды, собравшись, его лупили. Но ничего не помогало. Ровшан притихал на день-два и снова принимался за свое, если не было поблизости другого милиционера, чтобы никто не знал о его проделках. Особенно он боялся одного инвалида - маленького, хромого, с палкой. Тот дубасил участкового своей палкой и поносил на весь рынок так, что появлялся сам директор, толстяк Сеидов, отец нашего школьника Вовки Сеидова. Директора все боялись - и Ровшан, и инвалиды… Но с некоторых пор хромой инвалид перестал появляться на рынке. Может быть, вылечился и вернулся на фронт, не знаю. И Ровшан вновь распоясался. Я дотронулся до цепочки от кобуры.

- Чего тебе? - не отрывая взгляда от инвалидов, недовольно спросил лысый Ровшан. Даже через цепочку чувствовалось, как он напряжен, как он весь готовится к своему знаменитому прыжку из тени.

- У меня собаку украли.

- Потом, потом… Иди гуляй!

Ровшан с силой надавил на мое плечо. Я ему мешал, путался в ногах.

И тут раздался громкий крик моего лучшего друга Бориса: «Полундра! Ровшан! Ровшан!»

Инвалиды тревожно вытянули шеи и смотрели в нашу сторону, как дикие козы при сигнале опасности. Многие торопливо прятали свой товар в шапку…

Цепочка от кобуры словно кусок телеграфного провода - я почувствовал, как Ровшан размяк, расплылся, напряжение пропало. Он посмотрел на убегающего Бориса.

- Твой товарищ, да? - Ровшан лениво покинул тень дома и вышел на опустевшую площадь.

Я не отставал.

- У меня собаку украли и убили.

- Ну и что? Сколько людей на фронте убивают!

- Из нее мыло сварили.

- Разве мыло из собак делают? - Ровшан вытянул свою кривую ногу и посмотрел, не сбилась ли обмотка. - Чему вас только учат в школе!..

- Мой Дезик - сын кавказской овчарки Маргошки, - произнес я, когда Ровшан перестал любоваться своими рыжими обмотками.

- Ну и что? Я тоже сын своей мамы.

- Я знаю, кто убил Дезика, - продолжал я. - И мыло сделал.

- Кто?

- Тетка Марьям. И знаю, где она мыло свое варит.

Ровшан достал из кармана кисет, точно такой, какие продают инвалиды.

- Надо еще проверить, кем твоя мама работает, - вдруг заявил Ровшан.

- А что? Она бухгалтером работает, - почему-то растерялся я.

- Возле денег крутится, да?

- Не кассир, а бухгалтер.

- Бухгалтер тоже человек… Иди гуляй. Еще проверим, какой она бухгалтер.

Ровшан повернулся ко мне спиной, над которой сияла лысина…

За углом меня поджидал Борис. Я рассказал о своем разговоре. Борис ответил, что другого он и не ожидал. Скорее бы окончилась война и вернулся бы старый милиционер, черноусый любимец наших ребят.

Вечером у тутовника выстроилась очередь. Люди держали в руках кастрюли, банки, бутылки. Рядом бродили собаки. Их осталось совсем мало.

Люди молча поглядывали на ворота. К семи часам, как обычно, послышался шум повозки, хоть часы проверяй.

- Всем, всем хватит, - успокаивала людей тетка Марьям, прижимая к животу огромный бидон. Второй бидон ей помогли донести женщины. - Только руки вот помою. Гигиена, да. - Чувствовалось, что она работает в больнице, знает правила.

- Да не оставит тебя Аллах без радости, - донеслось из очереди. - Что бы мы без тебя делали, Марьям-ханум…

Очередь оживленно зашевелилась и вытянулась еще метров на десять - в нее встали те, кто поджидал хаши, сидя на скамейках.

Тетка Марьям нацепила серый передник с огромным карманом и вынесла из комнаты литровую кружку. Она оглядела очередь и деловито подвернула рукав, обнажая волосатую тощую руку. Сейчас начнется торговля. Литр - десять рублей. Через час все кончится. Только собаки еще долго будут кружить возле повозки, облизывая черные доски…

Борис толкнул меня локтем - пора. Я взобрался на перевернутый ящик. Я был очень спокоен - ведь всех, кто стоял в очереди, я знал всю жизнь. Они жили в нашем доме, или в соседнем, или через улицу…