Виктория Токарева - Рассказы и повести Страница 54

- А это тоже дело. Может быть, даже самое важное.

- Какое? - Он нахмурился, сосредоточиваясь.

- Дать счастье другому человеку.

Он внимательно посмотрел на меня и поставил рюмку.

- Насколько я понимаю: мы соперники?

- Нет, - сказал я. - Я не соперник. Она никогда не хотела меня убить.

Ехали мы в молчании. Кузнечик сидел рядом, но у меня было впечатление, что его нет. Я понял: он выключился из реальности и пребывал в своих делах.

- Вы где работаете? - спросил вдруг Кузнечик, возвращаясь в машину.

- Я - технический переводчик. Вы, наверное, подумали, что я сумасшедший, - догадался я.

- Нет. Я подумал: это мы все сумасшедшие, - он кивнул на тротуар, где текла река пешеходов. - А вы совершенно нормальный человек.

Я остановил машину против большого красивого здания.

Кузнечик выбрался из машины и пошел, чуть склонив свою крупную голову.

Я вздохнул. Потянулся к заднему сиденью, взял папку и пристроил ее на колене.

Кузнечик оглянулся и подошел к моей машине.

- Что вы ждете? - спросил он.

- Вас.

- Убить?

- Нет. Чтобы отвезти вас домой.

Я жду так часто, что это превратилось у меня в безусловный рефлекс.

- Не надо, - сказал Кузнечик, удивившись. - Большое спасибо. Я сам доберусь.

Он улыбнулся мне, чуть приподняв лицо, трепеща ресницами. Потом повернулся и пошел - одинокий и непостижимый. Звездный мальчик. Инопланетный человек. Он делает свое дело и не входит ни в чье положение. Поэтому Кира выбрала его, а не меня. Хотя, объективно, я более красивый и положительный и предпочитаю порядок тотальному хаосу.

Через месяц случилось то, что должно было в конце концов обязательно случиться. Меня выгнали с работы.

Мой начальник Лебедев сказал, что у него нет другого выхода, поскольку если он не выгонит меня, то вышестоящий начальник выгонит его. А он, Лебедев, к этому морально не готов.

Я сказал:

- Извините, что я тратил ваши нервы.

Я рассчитывал, что моя покорность смутит Лебедева и он отменит свое решение. Но Лебедев пожал плечом и сказал:

- Каждый человек тратит другого человека. Это и называется жизнь.

По тому, как он говорил со мной, вежливо и остраненно, я увидел, что он уже сбросил меня со счетов. У него уже есть на примете другой переводчик, которому обещано мое место. Может быть, он уже сейчас сидит в раздевалке и ждет, когда я уйду.

Я вышел от Лебедева. Перед его дверью сидела секретарша Роза. Прошлое лето я вывозил ее с семьей на дачу.

- А меня выгнали, - сказал я Розе.

Я мог рассчитывать на то, что Роза бросит все свои дела, выведет всех сотрудников на улицу и они пойдут перед издательством с лозунгами и транспарантами.

- А за что? - спросила Роза.

- За то, что я ничего не делал...

- А...

Организовывать забастовку Роза не побежала. Осталась сидеть на месте.

- А на что ты будешь жить? - спросила она.

- Что-нибудь придумаю...

Роза задумалась. Ее лицо стало сомнамбулическим. Видимо, она мысленно изыскивала средства, на которые бы она существовала, если бы ее выгнали с работы.

Тамара стояла возле плиты и готовила ужин: жарила яичницу с докторской колбасой.

В кухню вошла ее десятилетняя дочь Катя.

- Мне грустно! - воскликнула девочка. Ее голосок прозвучал пронзительно, как крик птицы.

- Это нормально, - объяснила Тамара. - Человеку не может быть только весело. Если это не идиот, конечно.

Катя постояла и ушла.

- Тамара, - сказал я, - одолжи мне денег.

- Я же при тебе купила эти колотырки. Весь аванс ушел. Я сама думала: у кого бы перехватить. Честное слово!

Тамара показала мне искренне вытаращенные глаза.

- Я верю, - сказал я. - Извини, пожалуйста.

В кухне появился ее муж Левка. Он был заспан и одет, как беженец. Он любил спать среди дня.

- Ты чего не раздеваешься? - спросил Левка.

- Я на минуту.

- Зачем ты ее возил? - Левка глядел на меня с брезгливым любопытством.

- Она попросила, я и повез.

- Лева! Ну я же тебе объясняла: мне надо было исключить! - вмешалась Тамара.

- Она же истеричка. В следующий раз она тебя в морг потащит. Тоже поедешь?

- Наверное, - я пожал плечами.

- Зато теперь я спокойна, - сказала Тамара.

- Можно было успокоиться меньшей ценой.

- Это тебе всегда все удается даром, - сказала Тамара. - А я всегда плачу втридорога за все: и за туфли, и за покой.

- Ты платишь, когда можно и не платить. А почему? Потому что у тебя низкая разрешающая способность мозга.

Тамара внимательно посмотрела на мужа, пытаясь расшифровать сложную формулировку.

- Ты дура, - расшифровал Левка.

- Если бы я была дура, то я не защитила бы докторскую в тридцать пять лет.

- Значит, ты умная дура.

Левка достал начатую бутылку водки.

- Садись с нами, - предложил он.

- Спасибо, - отказался я, потому что каждый день ем яичницу с колбасой.

- Ну, просто выпей.

- Не могу. Мне нельзя.

- А ты всегда делаешь только то, что можно?

- У меня камни.

- Они и не почувствуют.

Левка разлил водку по чайным чашкам. Поднял свою чашку. Ждал.

- Ну?

Когда я чувствую волевой импульс, направленный на меня, я не могу противостоять. Я выпил и потряс головой.

- Может, все-таки сядешь? - предложила Тамара.

- Да нет, - сказал я. - Пойду.

Когда-то, в студенческие времена, я привез из Одессы старый штурвал корабля и приделал его на балконе. С внешней стороны. Моя квартира представлялась мне кораблем, уходящим в открытое море, а сам я - пират с повязкой на глазу. Я прыгал со своего корабля на чужой, бежал, громко топоча по деревянной палубе, - отнимал. Не отдавали - убивал. Ссыпал в карман драгоценности. Целовал красивых аристократок и носил повязку на правом глазу. Я глазом платил за эту вольную жизнь, а может быть, даже надевал повязку на здоровый глаз.

На сегодняшний день мой штурвал потемнел от дождей и засохшей грязи. Рядом с ним стояли пустые бутылки из-под боржома и высокая банка с олифой.

Не снимая пальто, я сел к телефону и набрал номер Лоди.

- У нас все в порядке. Спасибо, - отозвался Лодя. Он решил, что меня беспокоит его семейная жизнь, и благодарил меня за заботу.

- Одолжи мне денег, - сказал я.

- Сколько?

- Сколько есть.

- На сколько?

- На сколько можешь.

Эта неопределенность повергла Лодю в размышление.

- Я могу дать тебе десять рублей на неделю, - предложил Лодя.

- Меня это не устроит.

- А больше у меня нет.

Я молчал. Лодя воспринял мое молчание как недоверие.

- Вообще у меня есть, - признался Лодя. - Но они на срочном вкладе. Если я их оттуда возьму, я потеряю проценты.

Я молчал. Слушал.

- А вообще, если честно, проси у меня все, что хочешь. Я могу сделать тебе выгодный обмен, машину без очереди. А денег я не занимаю. Жадный я до денег.

- Спасибо, - сказал я, имея в виду машину без очереди.

- Ну, звони! - Лодя торопился окончить неприятный для себя разговор.

Я включил телевизор и стал его смотреть. Холодная водка блуждала по моим сосудам, и мне было холодно.

Когда я раньше смотрел телевизор - я помнил, что меня ждет работа, и мучился угрызениями совести. Эти угрызения делали все передачи особенно интересными, и я смотрел от начала до конца, что бы мне ни показывали.

Сегодня я мог сидеть перед телевизором со спокойной совестью.

Шла передача о том, как готовят капитанов дальнего плавания. Каждому поступающему задают тесты. Ответы запускают в машину, а машину точно определяет - годится человек в капитаны или нет.

Зазвонил телефон. Я снял трубку.

- Кто это? - спросил звонкий голос, не то детский, не то женский.

- А кого вам надо?

- А это кто? - настаивал голос.

- Дмитрий Мазаев.

- Ты дурак! - азартно крикнул голос, и его владелец бросил трубку, чтобы я ничего не успел ответить. Чтобы последнее слово осталось за ним.

А ведь правда, понял я про себя. Я дурак. Дурак, как всякая биологическая особь, бывает разных родов и видов. Есть дураки умные, как Тамара, есть - торжественные. А я - набитый дурак. В тех дураках есть хоть какой-то смысл. Во мне - никакого.

Зерно, брошенное в землю, прорастет ростком только весной, когда земля вспахана и ждет этого зерна. Я же, как полоумный пахарь, бросаю свои зерна либо в сугробы, либо на асфальт. Мои зерна гибнут и никогда не возвращаются мне хлебом. Книги, которые я перевожу, идут в другие страны. Женщина, которую я люблю, каждый день уходит в свою жизнь. Я как бассейн на Кропоткинской, который обогревает вселенную. А если этот бассейн вдруг закрыть, а воду выпустить, - вселенная и не заметит. Ее климат не изменится.

Невозможно, да и не надо обогревать вселенную. Надо обогреть одного человека, которому нужно это тепло. Но такого человека у меня нет.

Судьба - это характер. А мой характер изменить невозможно, потому что это и есть мой типоразмер.

Каков же выход?

Можно отнестись к проблеме спортивно: делать утреннюю гимнастику, переходить к водным процедурам, совершать перед сном длительные прогулки, дышать по системе йогов, голодать раз в неделю. Но для того, чтобы так жить, надо очень сильно любить себя. Мне это скучно.