Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты Страница 55

— Un bâton de gueules, engrêlé de gueules,[980] — пробурлил князь Иполит.

— Насколько справедливы все подробности этой встречи — я не знаю, так они мне переданы людьми верными, но положительно то, что я сам слышал из уст герцога. Он раз сказал нам: да, от меня зависело подставить к носу Буонапарте пистолет вместо флакона. Но еще положительнее то, — заключил vicomte, — что в этой истории характеры лиц мученика героя и злодея узурпатора совершенно верны. L'ange et le démon.[981]

Действие, произведенное рассказом vicomt'a, было полное. Разговор, которым владел он один во время рассказа, рассыпался на мелкий говор изящных проклятий и ругательств на[982] бедного Наполеона. Плохо было бедному Наполеону. И хорошо, что он не слыхал этих разговоров. Он впрочем не любил таких разговоров. И часто за такие, переданные ему, разговоры во Франции, так наказывал маркизов и виконтов, дюшес и графинь, что они вперед уж этого не делали, молчали. Тех же маркизов и виконтов, которые вели себя хорошо и не рассказывали таких историй, он награждал званиями камергеров, камер-фрейлин и т. д. при своем дворе. И таких, ведущих себя очень хорошо, было очень много, гораздо больше, чем таких, как vicomte. И Choiseul и Baroche Jaquelin и Chevreuse и с gueules d'azur и с bâton de gueules et de lys,[983] которые все знал князь Иполит, все так охотно пошли в придворную службу и прекратили рассказывать истории, что Буонапарте откровенно выразился, вспоминая свой призыв к дворянству Франции во время Египетской кампании и их отказ, что quand je leur ai montré le chemin de la gloire, ils n'en ont pas voulu. J'ai ouvert mes antichambres, ils se sont précipités en foule.[984] Так что в то время, как у Annette Д. его так бранили, он жил спокойно в Лувре, считая себя самым лучшим человеком Франции и законнейшим наследником Карла Великого.

Никто из присутствующих не только не признавал его императором, никто не признавал его даже[985] человеком. В глазах vicomt’a и его слушателей это был какой то изверг рода человеческого, Cartouche, Пугачев, Кромвель, до сих пор еще ускользавший от заслуженной петли, которая одна была для него достойным наказанием.

— Это ужасно! — говорила маленькая княгиня, что то скребя в своей работе иголочкой. — Quel monstre que cet homme![986] Неправда ли? Подвиньте мне эту свечу.

— L'assassinat du Duc a été plus qu'un crime, ça été une faute,[987] — сказал вдруг[988] князь Иполит, слышавший эту фразу в Париже.

— Да, но отчего ошибка? — спросил вдруг князь Андрей, с своей гордой манерой откидывая голову. Князь Иполит стал смеяться, глядя на свою правую руку.

— Надеюсь, что это было его последнее преступление, — сказала Annette Д.[989] — Les souverains ne peuvent pas laisser impuni un pareil crime et laisser un Néron souiller le trône de la France.[990]

— Государи пришлют посланников присутствовать при коронации[991] узурпатора, — сказал виконт иронически.

— Кроме России, — почти вскрикнула ожесточенная Annette Д.

— Что они сделали для Лудовика XVI, для Лудовика XVII, для королевы, для Madame Elisabeth? — ничего. Поверьте, ничего.[992]

— La tyrannie a toujours eut d'heureuses prémices,[993] — опять прочел он стихи из Британикюса.

— Да, счастливые начинания, — подхватила Annette, — но теперь дело дошло до той степени, что монархи не оставят этого. Война будет решительная и не может же, à moins que се ne soit une punition du ciel,[994] не может же он победить всю Европу.

— Я бы пошла на войну, — сказала маленькая княгиня, — ежели бы меня приняли. Я бы завоевала этого злодея. Я рада, что André идет.

Князь Иполит, долго смотревший на маленькую княгиню в лорнет, вдруг вскочил, пересел к ней и стал показывать ей, рисуя на столе, как нарисован герб Конде. Княгиня улыбалась, как ни странен ей показался переход разговора.

Маленькая княгиня с князем Иполитом отделились от общего разговора, остальные продолжали казнить бедного Наполеона. Его частная жизнь, его семья, его привычки — всё было разобрано и всё было дурно. Только один толстый юноша, обративший на себя внимание своим неудачным вмешательством во время рассказа, не принимал участия в хулах на Буонапарте, хотя и подсел ближе к vicomt'y с видимым намереньем вступить в разговор, но только краснел и, как кот, оглядываясь то на того, то на другого, всякой раз на того, кто говорил.[995]

— Всё таки он — величайший полководец, — сказал князь Андрей.

— Полноте, всё дело в счастии и в слабых противниках, — отвечал виконт.

— Слава богу, император австрийцов назначил Макка главнокомандующим, — сказала Annette. — Говорят, что он великий полководец. Ежели бы был жив Суворов.

— О, Макк — великий человек.

— Надежда не на Макка, как бы он искусен ни был, — сказал Андрей Волхонский, — война, как шашки, где больше, те выиграют. У нас будет 600 тысяч против 250.

— Неужели оставят его на престоле Франции? — сказал виконт.

— Император будет тверд в своем намерении, — с грустью. свойственной ее речам о императоре, [сказала Annette]. — Он исполнит то, что объявил, он предоставит Франции избрать род правления. Он оставит именья эмигрантов за теми, кто их купил.

— Не продаем ли мы шкуру на живом медведе, — сказал князь Андрей. — А как вы думаете, какое правление пожелают французы, вы это знаете, виконт. Бурбонов?

Несмотря на свое одушевление в разговоре, Annette Д., как любезная хозяйка,[996] заметила молчавшего юношу и захотела le mettre à son aise.[997]

— Как вы думаете, захотят ли опять республики, вы еще недавно были в Париже, — спросила она.

Юношу вдруг прорвало.

— Я думаю, что вся нация умрет за величайшего человека мира, — начал он так быстро, как будто боялся, что опять ему придется молчать и что он не выскажет всего, что знает.

— Отчего? Почему вы так думаете? вы шутите? — посыпались восклицания. Но молодой человек, казалось, еще более одушевился этими воспоминаниями.

— Да, я был в Париже год тому назад, — продолжал он, — и не в Faubourg St. Germain, который весь теперь перешел на сторону императора и которому нужны только придворные титулы, а в народе, в армии.

— Ну, не все, m-r, позвольте вам заметить, — сказал vicomte.

Annette не знала, куда смотреть от неловкости и не могла себе простить, что пригласила этого юношу, не узна́в его. Она пригласила его из уважения к его отцу. Юноша был незаконный сын знаменитого богача и вельможи и не носил еще его фамилии. «Коли бы я знала, что он такой mal elevé[998] бонапартист». Но молодой человек был хуже, чем mal élevé и бонапартист. Он был якобинец.

— Всё равно, — продолжал он, — почти все. Он сам сказал: quand j'ai ou[vert] mes a[ntichambres].............[999]

Ежели он казнил герцога Енгиенского, то это не ошибка и не преступление, они казнили многих и никто не знал. А человек, который подавил величайшую революцию — революция была великое дело. — Тут юноша показал свою молодость этим отчаянным и вызывающим отступлением. Ему всё хотелось сказать. — Он преступен не в том, что казнил герцога, а в том, что уничтожил республику, не он отдаст власть, которой злоупотребляла Директория. Его вызывали, он должен собрать все силы. И всех побил и еще побьет, потому что он представитель великих идей.

— Идей цареубийства? — воскликнула [Annette].

— Ну, это было дурно, но нельзя без крайностей. Величайшее дело мира. Убивая герцога, он выбирал между своей погибелью и погибелью ничтожного человека. — Он много и долго говорил, но никто не одушевился, один князь Андрей зажег огонь в глазах, любуясь на него.[1000] Сначала ужаснулись, но когда Annette увидала, что vicomte удерживается и что замять невозможно, она напала на него.

— А 18 brumaire, разве это не обман?[1001]

Vicomte: — Разве герцог был виноват, как сказал кто то, ежели бы он и был герой. Un héros de moins, un martyr de plus.[1002]

Маленькая княгиня: — A пленные в Египте?

Иполит: — Отец его был roturier.[1003]

Один князь Андрей не нападал. Молодой человек огрызался на всех и не успевал.

Молодой человек: — Он желает мира и равенства.

Князь Андрей: — Разумеется хорошего, иначе равенство ниже себя, с ловкостью человека, знающего, с кем [имеет] дело, a pont d'Arcole [2 неразобр.] au pays de sa personne.[1004] И великая мысль grandioso.

Он стушевал нападки Андрея. Разошлись недовольные. Князь Андрей выходил с ним.

— Ну как ты выстрелил, Петруша, ты никогда так ужасен, красен не был.

— Не могу.

М[аленькой] к[нягине] надевали сапоги. К[нязь Андрей] подавал, Иполит оглаживал воротник.

— И вчера вы совсем не то говорили. Вы всё меняетесь.

— Пускай, я говорю, что думаю.

Андрей презрительно на жену. Иполит уверяет ее, что он не поехал к посланнику для нее. Она: — Напрасно.