Леонид Андреев - Том 3. Повести, рассказы и пьесы 1908-1910 Страница 56

Председатель — толстый, низкий, с вылупленными глазами и остроконечным лысым черепом, походит на задыхающуюся пьяную жабу. Лицо красное.

Председатель (звонит в колокольчик и говорит, задыхаясь, но очень миролюбиво). Все… получили… повестки?

— Никто не получал.

— Ну, все равно, заседание состоится и без повесток. Итак, госпожи проститутки… и стервы, господа… хулиганы, карманники, убийцы и сутенеры… объявляю заседание открытым. И первым делом, как председатель… прошу господ членов откровенно сознаться: кто принес с собою водку?

— Я.

— И я. А тебе не дам.

— У всех есть.

— Э… это нехорошо. Тут пить нельзя, а кто хочет, пусть отойдет в тот угол, за бочку, там буфет. И, пожалуйста, прошу, чтобы за столом не спали: вон дама уже храпит. Эй, дама! Секретарь, дайте даме по шее!

— Вставай, дьявол!

— К черту женщин!

— К делу.

— Ах, как же можно без дам. Дамы украшают, так сказать.

— Молчи, сутенер!

— Вор!

Председатель. Ну, и это нехорошо. Господин вор! Господин сутенер! Тут все равны. Ну и дамы тоже… (Удивленно таращит кверху глаза и вдруг кричит.) Эй, музыка там, замолчи! — Она не молчит.

— К черту председателя!

— Это почему?

— Он пьян. Надоел. К делу! Он пьян.

— Ну, и это нехорошо говорить так. Разве я тут пил? Я раньше напился. Но если все хотят…

— Все! Все.

— Ну и черт с вами!

Уходит в угол и там пьет, достав бутылку из кармана. На председательское место решительно и быстро вскакивает Молодой Хулиган со смертельно-бледным, бескровным лицом и черными закрученными усиками.

По-видимому, он считается очень красивым и знает это, потому что сильно рисуется и кокетничает. Но минутами все это соскакивает, и тогда в зверином оскале зубов, в бледном лице, в том, как нежно и томно щурятся маленькие острые глазки, чувствуется беспощадная свирепость, безграничная плоскость и обнаженность души, полное отсутствие чего бы то ни было сдерживающего.

Говорит, несколько грассируя.

— Прошу молчать. Я председатель.

— А кто тебя выбрал?

— Сам выскочил.

— Нет, это хорошо. Он может…

Председатель (свирепо оскалив зубы). Молчать! Тихо. (Продолжает томно и нежно.) Тут у некоторых есть ножи!.. Кто будет спорить против избрания, шуметь, нарушать порядок, того я просил бы сходить к попу и исповедаться в грехах…

Довольный смех.

— Молчать! Эй, посадить того пьяницу на место.

— Тут буфет.

Пьяницу, бывшего председателя, бьют и сажают на место.

— Ну и сел.

— Молчать! Ставится на обсуждение вопрос о необходимости всеобщего разрушения.

— Как?

— Всеобщего разрушения. Ораторов прошу записаться в очередь. Женщин и пьяниц прошу говорить только по специальному приглашению председателя. Тихо. Кто имеет сказать?

Встает один.

— Я предложил бы подождать Отца.

Председатель (мрачно). Это зачем?

— Он созвал нас сюда.

— Да, верно.

— Подождать!

— Молчать! С места не говорить. Неизвестно, когда придет Отец, а нам ждать нельзя. У многих сегодня ночью дела. Предлагаю приступить к прениям.

— Виноват: очень мешает музыка и топот танцующих.

— Пусть танцуют. Музыка достаточно красива, чтобы вдохновить ораторов. Вам что угодно?

— Я желал бы сказать первый. Сегодня ночью мне и моему уважаемому товарищу предстоит вырезать целую семью. Вы понимаете, господин председатель, что этот труд потребует много времени, и я…

— Понимаю. Прошу.

Оратор начинает сладким голосом:

— Уважаемое собрание! Не осмеливаюсь сказать: высокое собрание, так как, находясь в подвале…

— Короче…

— Слушаю-с. Когда я родился…

Председатель (гневно). То родился дурак. Вам предстоит вырезать целую семью, а вы начинаете с рождения, как член парламента.

— Но и члены парламента…

— Прошу подчиниться. Вообще предлагаю говорить не долее двух минут. У кого-нибудь есть часы? Я свои забыл дома.

Один из членов вынимает из кармана десяток часов и кладет на стол.

— Есть.

— Благодарю вас. Достаточно одних. Во избежание дальнейших задержек предлагаю в речах ограничиться только предложением способов разрушения, так как мотивы известны.

— Нет, не всем. Пусть говорит.

— Как танцуют! Они пол провалят на наши головы.

— Им весело.

— Ничего. Скоро будут плакать.

— А мы танцевать?

— Молчать! Итак, предлагаю: две минуты — о мотивах разрушения. Две — о способах такового. Прошу начать.

Оратор с темным лицом глухо говорит:

— Мы голодны и, как собаки, выброшены в ночь. Нас ограбили, у нас отняли все: силу, здоровье, ум, красоту…

— А их женщины красивы!

— И мужчины тоже.

— Молчать!

— Мы бесстыдны, безбожны, бессовестны, и на всей земле у нас нет ничего. Мы хуже скотов, потому что когда-то были людьми. И я предлагаю (указывает наверх) разрушить, уничтожить, стереть с лица земли. Способ: предлагаю отравить ихний водопровод.

— А где мы возьмем столько яду?

— Мы ограбим аптеки.

— Глупости. Мы сдохнем сами.

— Мы будем пить из реки. А если и издохнем…

— Я не хочу умирать.

— К черту! Не годится. Следующий!

Поблизости раздается трижды протяжный, хриплый звук рога, предвещающий приближение Смерти. Никто, однако, его не слышит. Встает оратор, старик с красным лицом.

— Я заметил, что вся их сила (указывает наверх) в книгах. Когда человек прочтет много книг, он становится умный. А когда он становится умный, он начинает грабить, и с ним ничего не поделаешь. Тогда у него делается особенное лицо, и речь, и платье, а мы остаемся в дураках, и из нас как насосом выкачивают жизнь. И я предлагаю уничтожить их книги. Я ненавижу книги. Когда мне попадается одна, мне хочется ее бить, плевать ей в рожу, топтать и говорить: сволочь! сволочь!..

— Но как уничтожить?

— Вы глупы, оратор. Они напечатают вновь.

— Еще больше.

— Книг так много!

— Довольно! Голосование потом. Следующий оратор.

— Я предлагаю…

Пьяница, бывший председатель, валится со стула. Одновременно с этим входит Смерть и садится на свободное место. Вверху — веселая музыка, и кто-то красивый подходит к окну и неопределенно всматривается в темноту улицы. При свете можно рассмотреть лицо Смерти. Оно маленькое, сухое, темное, с большими темными провалами глаз и постоянно обнаженными крупными зубами, похожими на белые клавиши рояля. Очень спокойное. Пьяницу осматривают.

Председатель. Издох. Отволоките его в угол.

Труп грубо оттаскивают в угол, и там лежит он все время, выпятив круглый живот, подошвами к зрителям.

— Прошу на места. Кто это плачет?

— Его любовница.

— Его любовница? Сударыня, и вы могли любить эту свинью? Прошу вас замолчать, однако. Иначе велю вывести. Молчать!

— Я не буду.

— Прошу оратора продолжать.

— Я предлагаю, извините… Тут есть сад со зверями, с тиграми… Я предлагаю: взломать клетки и выпустить зверей.

— Это глупо. У них есть ружья, дома — вас слопают первого…

— Ну хоть попугать.

— А зачем это нужно?

— Так, весело очень. А потом (говорит нежным голосом), там в саду бывают ихние деточки, так вот, может, хоть одного ребеночка… деточку… Посмотреть бы.

— Это бы и я посмотрел.

— Мне нравится.

Плаксиво шмурыгает носом и просит.

— Одного бы… деточку…

— Верно! Верно! Нужно уважить старика.

Председатель (гневно). Молчать! Что вам один их ребенок, десятки, сотни. Долой нежности! Необходимо дело. Предлагайте! Предлагайте!

Все растерянно переглядываются, бессильные что-либо придумать.

Отдельные вскрики:

— Бить их на улицах!

— А полиция?

— Собраться в дружины и…

— Мы раньше перегрыземся сами.

— Вот что! Слушайте. Да слушайте же! Заразить их нашими болезнями.

— Сифилисом!

— Тифом!

— Холерою!

Председатель. Вздор! У них есть доктора. На тысячи наших ихних подохнет только один. Да ищите же! Неужели мы так бессильны?

— Проклятые книги!

— Что делать?

— Танцуют.

— Где же Отец?

— Мы бессильны! Проклятые! Танцуют. Где Отец?

Все, за исключением спокойно сидящей Смерти, вскакивают и, смешавшись в груду разъяренных тел, протягивают к низкому, давящему своду угрожающие руки.