Мирза Ибрагимов - Наступит день Страница 59

- Подойди ко мне, сынок! - сказал Керимхан, наблюдавший за ним из-за газеты. - Принеси свои кубики, я помогу тебе построить хороший домик.

Азад собрал в охапку кубики и перетащил к отцу.

- Кем ты будешь у меня, сынок, когда вырастешь?

- Я буду доктором, папа. Я хочу быть, как дядя Симон, - ответил мальчик и перевел взгляд на мать.

Хавер, нежно улыбаясь, кивнула ему головой. Увидя одобрение матери, Азад воодушевился.

- Папа, а почему ты не доктор, а? - спросил он. - Почему, папа?

Хавер подбежала к нему и, обняв, поцеловала.

- Папу некому было учить, сынок. А ты будешь учиться и станешь доктором.

В половине девятого Хавер стала укладывать мальчика, а Керимхан начал собираться к Араму Симоняну.

- Ты скоро вернешься? - спросила Хавер, провожая Керимхана.

- Через час буду дома.

В это время послышался голос мальчика, звавшего отца. Керимхан подошел к постельке сына, поцеловал его в лоб, поправил на нем одеяло и, когда мальчик закрыл глаза, вышел из комнаты.

- Не опаздывай, Керимхан! Пожалуйста, - умоляюще сказала Хавер, провожая мужа через двор до калитки.

- Хорошо, моя Хавер. Я приду скоро, - обещал он и поцеловал ее в глаза.

И долго, пока Керимхан шагал по затихшим улицам Тегерана, не выходил у него из головы беспокойный и полный любви взгляд Хавер.

Дойдя до конца переулка, он свернул налево, где в кафе "Нобахар" его должен был ждать Гусейн Махбуси. Ему хотелось бы, сказал приятель, пойти к Араму Симоняну вместе с Керимханом.

- В первый раз мне одному как-то неудобно, я их не знаю - объяснил он.

Керимхан не успел дойти до кафе, как Махбуси вышел ему навстречу.

- Мы не опоздали? - с лихорадочной поспешностью спросил он.

Гусейну Махбуси не терпелось; он горел единственным желанием, чтобы все совершилось как можно скорее.

По обыкновению, на стук вышел Арам. Войдя во двор, Керимхан представил ему Гусейна Махбуси. На всю жизнь, запечатлелись в памяти Арама неприятные глаза, сверкнувшие на него в полумраке.

Уже собралось несколько рабочих с табачной фабрики, из типографии и один учитель. Керимхан вопросительно посмотрел на Арама, не видя среди собравшихся Фридуна и Гахрамани.

- Мы не будем больше ждать, - поспешил ответить Арам, поняв молчаливый вопрос Керимхана. - Можем начинать. Собственно говоря, нам сегодня и обсуждать нечего, - продолжал Арам. - Надо лишь дать определенные поручения каждому из собравшихся. Начнем с Гусейна Махбуси.

При этих словах Махбуси беспокойно заерзал на стуле. Не успел Арам выговорить еще слово, как до его слуха донесся необычно громкий раздраженный голос отца, а в след за тем послышался топот тяжелых сапог, и на пороге появились три жандарма с револьверами в руках.

- Руки вверх! - скомандовали они, подняв оружие.

Не теряя ни секунды, Арам с изумительной ловкостью выпрыгнул в окно.

Вслед ему раздались выстрелы и страшный, полный отчаяния и ужаса, крик женщины. Это кричала его мать, очевидно решившая, что выстрелы сразили сына.

Выбежав из переулка на большую улицу, Арам вскочил в первый попавшийся экипаж и назвал улицу, где проживал Фридун. Он торопился предупредить товарищей о провале.

Шофер Шамсии привез Фрпдуна прямо на улицу, где находилась квартира Снмоняна. Не доезжая до цели, Фридун остановил машину и отпустил шофера. Сейчас он был осмотрительнее, чем когда бы то ни было.

На углу, у дома Симоняна, Фридун заметил черный полицейский автомобиль. У него уже не оставалось сомнений в том, что предательство свершилось. Фридун вошел в ворота напротив дома Симоняна и, спрятавшись в тени, стал наблюдать.

Вскоре дверь дома отворилась, и оттуда вышла большая группа людей. При тусклом свете уличного фонаря Фридун различил среди них врача Симоняна и Керимхана Азади.

"Все кончено! - подумал он. - Погибло все!"

Точно человек, получивший внезапный удар по голове, он опустился на сырые кирпичи и в этот момент услышал шум отъезжавшей машины.

Но предаваться отчаянью было нельзя. Надо было немедленно что-то предпринять, - прежде всего предупредить остальных товарищей. И Фридун, вскочив, поспешил к себе домой.

Там он застал Арама Симоняна и Ризу Гахрамани.

- Как хорошо, что хоть ты спасся! - воскликнул Фридун, обнимая Арама. Я уже не надеялся увидеть тебя.

- А я очень боялся за тебя. Потому и поспешил прямо сюда.

- Сидеть здесь бесполезно, а может быть, даже опасно, - решительно сказал Фридун. - Пойдем предупредим товарищей. Но прежде всего надо скрыться тебе, Арам. Ты не должен показываться на улицах. Но кто бы мог тебя укрыть?

Арам назвал Курд Ахмеда, знакомую чайную и другие, по его мнению, безопасные места, но Фридун отвел их. Наконец они остановились на хорошо им известном старом Саркисе, стороже армянской церкви.

Проводив Арама до дома Саркиса и обеспечив ему там надежное убежище, Фридун и Гахрамани распрощались с товарищем.

- Никуда не выходи, мы каждый день будем сообщать тебе новости, обещал Гахрамани, прощаясь.

- Берегите себя, - с беспокойством ответил Арам. - Предупредите Курд Ахмеда!

- О нас не беспокойся!..

Выйдя от Саркиса, они взяли извозчика и поехали к Курд Ахмеду. Его сестра ответила им, что брат еще не вернулся.

Уходя, они попросили передать Курд Ахмеду, чтобы он, когда приедет, никуда не выходил и ждал их дома.

Так побывали они еще у нескольких товарищей, предупредив их о грозящей опасности.

Наиболее трудной, наиболее мучительной казалась им предстоящая встреча с Хавер. Как воспримет великое горе эта несчастная женщина? Найдет ли в себе силы мужественно встретить страшный удар? А маленький Азад?

И все же надо было пойти к ней, как бы тяжело это ни было. Но тут они вспомнили об опасности, которая, может быть, уже грозит им в этом доме, и вынуждены были отказаться от посещения Хавер. Надо было выждать. Иного выхода не было.

Лишь спустя два дня им удалось через одну нищенку назначить Хавер встречу в доме старика Саркиса, у которого скрывался Арам.

Когда Фридун увидел вошедшую Хавер, ему подумалось, что более тяжелой минуты в его жизни не было. Женщина пришла с маленьким Азадом, в испуганных глазах которого таился скорбный недетский вопрос.

Побледневшая и осунувшаяся за эти дни, Хавер устремила на Фридуна немой, напряженный взгляд.

Всю жизнь впоследствии Фридун вспоминал о том, как твердил он дрожащими губами слова, смысл которых сам в эту минуту не понимал.

- Керимхан жив и здоров, сестрица Хавер, ничего страшного. Не бойся! повторял он.

Фридун и товарищи ожидали, что Хавер начнет плакать и стенать. Но Хавер молчала.

- Сестрица Хавер, - сказал тогда Гахрамани, - мы братья Керимхану и тебе. Мы просим тебя набраться терпения, выдержать это испытание.

- Я это знала, - после долгого молчания разомкнула наконец губы Хавер. - Все это я заранее знала.

Хавер сидела, точно онемев от скорби. Обняв Азада, судорожно прижавшись щекой к его щеке, она молчала, и Фридуну трудно было понять, плачет ли она так беззвучно, или напряженно думает над тем, как уберечь своего сына от гибели.

Была уже ночь, когда они усадили дрожавшую всем телом Хавер в фаэтон и отвезли домой. Оттуда они поспешили к Курд Ахмеду, но тот все еще не вернулся с поездки.

Всю ночь они провели в поисках дальнейших, наиболее безопасных путей работы группы и решили собраться через два дня в доме Рустама, одного из самых верных товарищей.

- Отказаться от борьбы, отступить было бы подло, - сказал Риза Гахрамани. - Или кончу жизнь на виселице, или увижу день падения пехлевийского режима!

- Наступит этот день! - уверенно сказал Фридун и, пройдясь по комнате, остановился у окна.

Небо на востоке бледнело, а над Тегераном все еще стояла густая тьма. Это было покрывало ночи, доживавшей последние свои минуты. И вдруг Фридун увидел, что небо окрасилось в пурпурно-алый цвет. Рождался новый, прекрасный день, в торжество которого Фридун верил и которого ждал всей душой, всем сердцем. Казалось, это гигантский факел - факел свободы распространяет ликующий свет по лицу земли.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Керимхану Азади казалось, что он переходит через реку, ширина которой не имеет предела. Борясь с течением, он идет и идет, а противоположного берега все не видно. И тогда он, объятый отчаяньем, бросается в ледяные волны реки, и от холода немеет все его тело.

Ну вот наконец страдания его окончились, и тело отдалось полному покою. Но нет! Это не полный покой. Где-то в самой глубине сердца продолжает ныть какая-то точка.

Когда после долгого беспамятства Керимхан пришел в себя, он с трудом восстановил в памяти все события последнего времени: как он был задержан, как перенес арест, пытки и, наконец, заточение в эту ледяную темную камеру, которая напоминала поставленную стоймя могилу.

Иногда в памяти Керимхана оживали и более отдаленные события его жизни: детские годы, каторжный труд, первый арест и ссылка. Но чаще всего перед его глазами возникала Хавер, и в эти минуты ему казалось, что сырая темница наполняется ароматом весны.