Михаил Пришвин - Кощеева цепь Страница 6

Под вечер странно стали смыкаться впереди берега, кажется, кончилась река, вот, вот лодка в берег уткнется, а смотришь - опять берега широко расступаются, проехали и опять смыкаются, будто хотят лодку взять в плен. Позднее все стало как будто ловить лодку, тростники, кусты, деревья, но она все шла и шла по течению, и только это казалось, будто лодка стоит и вокруг все идет и ее окружает.

В темноте ночью еще больше, чем днем, несметною силой шел перелет: прямо над самыми головами со свистом проносились чирки, кулики разных пород, тяжело шли кряквы и часто шлепались в воду на отдых. Дикие гуси возле самой лодки иногда спускались всем кораблем, кричали, хлопали крыльями так близко, что брызги летели в лицо. Как хорошо было все это слушать, притаив дыхание в надежде, что глаз каким-нибудь чудом в темноте рассмотрит и можно будет пальнуть из ружья.

Но холод осенней ночи пробирал все больше и больше, и особенно плохо было ногам в сырой, чуть-чуть подтекающей лодке. Попробовали саблями нарубить тростнику, сложили его на дно лодки, легли, но сырость и холод помешали. Если бы на берегу костер развести, но условились в первую ночь не разводить огня и не выходить на берег, догадываясь, что Крупкин будет ловить, и так он по огню сцапает, что и за ружье не успеешь схватиться это нельзя. И что это: сон, бред или явь? Слышно Курымушке самому себе, как сопит, и как зубы вдруг будто сорвутся и начнут сами так яро стучать друг о друга, а на берегу все время без перерыву где-то по самому близкому соседству дикие утки между собой переговариваются, и, что делает этот полусон! - понятен бывает их разговор. Одна говорит: "пересядь сюда, нам будет потеплее", другая: - "убирайся с моего места, я тебя не просила, вот еще!". И так у них всю ночь, то кто-нибудь недоволен, а то вдруг лисицу или хорька почуют и сразу все заорут так, что и мертвый проснется. Много разных снов таких ярких видится, что вот хоть рукой ухвати. Так увидал себя Курымушка на теплой чистой постели, и голова его лежит на пуховой подушке в белой наволочке; вот это настоящее было видение и открытие, - никогда в жизни ему не казалось, что так хороша может быть обыкновенная подушка, какая бывает у всех, на каких теперь все-все люди спят в городах и в деревнях, в богатых домах и в бедных.

Ужасный утиный крик перебил его сон, он проснулся, понял, где он, но подушка так и осталась неотступным видением. В эту самую минуту слышит он у самого своего уха шопот Ахилла:

- Отпустите меня!

- Куда? - хотел спросить Курымушка, но вместо звука вылетел с яростью треск зубов челюсть о челюсть.

- И у тебя зубы трещат, - сказал Ахилл, - ты их рукой придерживай, как я.

Курымушка попробовал, и, правда, вышли слова:

- Куда тебя отпустить?

- Я по бережку тихонько пойду, согреюсь как-нибудь и дойду.

- Куда ты дойдешь?

- Домой.

- До-мой! ах, ты...

Не то было главное обидно, что вернуться задумал, а что мог себе представить, будто это так близко, что вернуться можно. Курымушке было, будто он уж и в Азию приехал.

- Баба, баба! - повторил он со злостью.

- От бабы бежал и к бабе тянет его, - сказал Рюрик.

- Ну, не буду, ребятушки, не буду, - спохватился Ахилл и, отпустив челюсть, затрещал зубами, будто фунтами орехи посыпались.

- Ишь, сыпет, ишь, сыпет! - засмеялись товарищи.

А Курымушке скоро опять подушка привиделась, и он стал с этим бороться, но только напрасно, - чем больше он ее отвергал, тем ярче она вновь показывалась, небольшая подушка, такая же чудесная, как на подушке чудесной снилась когда-то страна голубых бобров. Но вот между утками и гусями пошли совсем какие-то иные разговоры.

- Ты знаешь, о чем они сейчас говорят? - спросил Рюрик.

- Не знаю, а что-то случилось; и по всему берегу одно и то же.

- Это значит, скоро рассвет.

- А как будто еще темнее стало: звезд не видно.

- Всегда перед самым рассветом темнеет, и звезды скрываются: меркнет. Я много с отцом ночевал на утиных охотах: всегда меркнет.

Правда, скоро стало белеть. Теперь не страшно и костер развести. Вот вспыхнуло на берегу маленькое пламя, на востоке начался огромный пожар и потом, когда солнце взошло, как добродушно оно встретило это маленькое человеческое пламя и как вкусен был чай с колбасой и какая радостная сила от солнца вливалась в жилы: этой силой опять все живое поднималось и летело на юг в теплый край.

- Гуси, гуси летят!

- А там смотри, что там?

- Тоже гуси.

- И там?

- И там гуси.

- Ложись на землю, готовь ружье, кряквы летят.

- Стреляй!

Одна шлепнулась, другая подумала, споткнулась и тоже упала.

- А ты, дурак, хотел к бабам итти!

- Дурак я, дурак!

На охоте всегда так: нужно одну только удачу в начале и потом пойдет на весь день, будто каждая новая минута готовит новый подарок. Так прошел этот прекрасный день, и ночь прошла у костра в тепле на сухом тростнике. И еще прошел день и еще одна утиная ночь. В полдень третьего дня путешественники услыхали далеко на берегу колокольчики.

- Не становой ли нас догоняет? - спросил Курымушка.

- Очень просто, - ответил Рюрик, - вот сейчас я это узнаю, он нам кум, кроме шуток, с отцом ребят крестил, приятель отцу: кум.

Было там на берегу высокое дерево. Рюрик вышел на берег, взобрался на самый верх.

- Ну что, видно?

- Видно, едет шарабан.

- Становой?

- Не знаю, не разберу.

- Скорее же разбирай, ну?

- Разобрал: становой!

И так он это спокойно сказал, будто в самом деле он своего кума встречает.

- Скорей же слезай!

- Подожди: за ним в телеге два полицейских.

- Слезай же, слезай, это за нами!

Но Рюрик слезал не так, как хотелось Курымушке, и Ахилл равнодушно смотрел.

Курымушка вспыхнул от злости, но вдруг ему пришла одна мысль.

- Он нас не поймает, - сказал Курымушка, весь просияв, - слушайтесь только меня, вытаскивай живо лодку на берег.

- Как вытаскивать, что ты, удирать надо.

- Вы-тас-ки-вай!

Послушались, вытащили на берег лодку.

- Перевертывай вверх дном.

Тут все и поняли: под лодкой пересидеть станового.

Выбили живо лавочки, нос пришелся как раз в ямку из-под камня и лодка плотно закрыла путешественников.

Колокольчики все приближались. Вот, если бы мимо промчался, но нет колокольчики затихли, и голос послышался:

- Едрена муха! зачем тут лодка на берегу? Стой-ка, я посмотрю.

Подъехали полицейские.

- Это их лодка! - сказал становой. - Только где же они сами?

- В деревне, ваше благородие, - сказал полицейский, - они там наверно заночевали, отдыхают, как-никак, а ночи зябкие.

- Ну, вы поезжайте в деревню, а я вот здесь вас подожду и закушу. Еремей, привяжи коня к дереву; Кузька, подай сюда из шарабана кулек.

Полицейские уехали. Становой вытащил из кулька четверть с водкой, поставил на дно лодки и подумал, удивился: - "Ночью дождя не было, а лодка мокрая".

- Вот едрена муха! - сказал он.

Выпил чайный стакан, закусил, посмотрел следы на траве, как они все выходят от воды и уходят под лодку...

- Те-те-те, - проговорил он, широко и добро улыбаясь, - вот так изюминка!

И запел почему-то:

Чижик, чижик, где ты был?

На Фонтанке водку пил...

Выпил стаканчик, выпил другой и вдруг заплясал, припевая:

Выпил рюмку, выпил две

Зашумело в голове.

- Молодцы, - сказал он вслух, - взяли себе да и поохотились, самое время, осень, перелет: вот как найду их, так им дня три еще дам пострелять.

- Слышишь? - шепнул Рюрик Курымушке, - надо бы сдаваться.

- Да, надо бы, - шепнул и Ахилл.

В ответ Курымушка ткнул кулаком в нос сначала одному, потом и другому.

- Вот как поймаю, - продолжал становой, - прежде всего им водочки, ветчинки, чайку с французской булкой, а потом с ними на лодке дня на три зальюсь, будто их все ловил: отпуск себе устрою. А то и неделю промотаемся, надоели мне эти черти-конокрады.

Рюрик тихонечко пальцем тронул Курымушку, а тот ткнул его в бок кулаком.

С каждой минутой все ненавистней и ненавистней становились Курымушке его товарищи: превратить всю экспедицию в охоту, вернуться с позором в гимназию? - нет, если они сдадутся, он один убежит, он так не вернется.

А полицейские катили обратно.

- Вы умные люди, - сказал становой, - хорошо сделали.

- Точно так, - отвечали полицейские.

- И порядочные дураки.

- Точно так, ваше благородие.

- Вот что, умные дураки, постелите-ка все это вон там на траве, костер разведите, чайник согрейте, - так! Живо! Теперь нужно гостей звать.

- Слушаем.

- Куда же вы пойдете?

- Не могим знать, ваше благородие.

- Ну, так я вам скажу: лодку эту поставьте на воду и поезжайте гостей звать.

- Слушаем! - сказали полицейские, - и, взяв лодку за край, повернули на бок.

- Чижик, чижик, где ты был? Пожалуйте, гости дорогие. А, и кум тут! Ну, давай поцелуемся.

Становой с Рюриком обнялись, но Курымушка, пока они целовались, схватил ружье, отбежал к дереву и стал за него, как за баррикадой.