О чём молчали города. Мистические истории - Наталья Костина Страница 6

Костик заморгал, отгоняя навязчивое видение красочных пейзажей из популярных стримов: крыши небоскрёбов в Эмиратах, заброшенные заводы в Детройте, разноцветные рекламные щиты на высотках в Токио. Все эти знаменитые руферы, неужели…

– Одна беда, – совсем тихо сказал богАмон, сверля студента тяжёлым взглядом. – Бог грома, упавший с Олимпа, – низложен. Бог крыши, упавший с крыши, – мёртв. Мы не сразу поняли это, но всё рано не отказались от высоты. И теперь места ушедших занимает молодёжь вроде тебя. Способная, свободолюбивая, бесстрашная.

Что, так и правда бывает? Чтобы вся жизнь – одно сплошное свидание с небом. Чтобы мерить отведённый срок сотнями метров под ногами. Чтобы без перьев и крыльев летать, куда вздумается, да ещё и невидимым всему миру.

– А как… как вы это делаете? – Костик поводил по воздуху рукой, не в силах подобрать слова, но руфер понял его и так.

– Я тебя научу, если захочешь. Если не струсишь.

Студент коротко хмыкнул:

– На слабо берут только малышню.

– Я же сказал, если захочешь, – повторил богАмон. – Я никогда никого не принуждал, просто те, кто пришли ко мне, больше не хотят возвращаться. И всё же, если ты останешься один, перспектив у тебя не так уж много.

Костик обернулся к выходу с крыши. Каковы его перспективы? Если по ту сторону от чердачной двери его ждёт жёсткий стул, очередное дежурство и деньги, которые он потратит на подкуп преподавателей, то по эту ему обещают ветер, свободу, любую крышу на выбор… и возможность разбиться, как та девушка. Все они знают риски, но всё равно идут. Потому что верят в себя, свои силы, ловкость и удачу. В свою свободу и адреналиновый допинг в крови. Так разве ответ не очевиден?

– Ну так что, согласен? – богАмон притопнул кроссовкой и по-птичьи склонил голову набок.

– Согласен, – твёрдо сказал Костик.

Руфер довольно оскалился, подошёл ближе и протянул руку с зажатой в ней камерой на ремне-резинке. Костик коснулся её и стиснул зубы, чтобы не зашипеть от внезапной боли: казалось, что чёрный пластик прожигал ладонь до самой кости.

– Призываю тебя в ряды своих верных последователей, – как-то заунывно и пафосно провыл парень, закатив глаза. – Иди по пути великого бога Амона и будешь одарён его благословением. Да сотрётся людская память о тебе и твоих деяниях. И да не падёт твоя душа данью чужим богам древнего капища…

С каждым его словом фигуры парней становились всё тоньше, легче, прозрачнее, пока наконец не растаяли в ночном воздухе окончательно и бесследно.

А на следующее утро полиция снова опрашивала весь комплекс, безуспешно пытаясь найти очевидцев очередной трагедии или хотя бы установить личность разбившейся молодой девушки. Никто из жильцов не узнал в ней ни соседки, ни чьей-нибудь знакомой. Как никто не вспомнил, что каждую ночь сюда приходил один юноша, которому поручили охранять выход на чердак. Но дверь на крышу была крепко заперта, а её ручки – надёжно обмотаны старой цепью с тяжёлым висячим замком.

Ивангород

В старинной легенде рассказывается, как рыцарь Индрик фон Беренгаупт двадцать лет копал подземный ход из Нарвской крепости в Ивангородскую, чтобы вернуть своего сына. Семья так и не воссоединилась, отец и сын погибли, а своды туннеля рухнули, и теперь никто не знает, был ли под рекой подземный ход между Нарвой и Ивангородом.

На другом берегу Наровы

Арина Остромина

Всю неделю накрапывал мелкий питерский дождик, и на выходные солнца не обещали. Дима решил съездить к родителям в Ивангород. Семестр только начался, учёбой третьекурсников ещё не загрузили, можно и расслабиться на пару дней. Приехал в пятницу вечером, а в субботу вся семья собралась на дачу с ночёвкой. Дима остался дома, ему хотелось побыть одному. Улёгся на диван с ноутом, почитал Фейсбук, поболтал с френдами. В комнате стемнело. Дима подошёл к окну, приоткрыл раму. С улицы доносились обрывки разговоров, смех загулявших прохожих, шум машин. Постепенно всё стихло. Ветер трепал ветки деревьев, носился над рекой, подбрасывал над асфальтом рекламные листовки и обёртки от мороженого. Начался дождь. Диме показалось, что за окном звучит голос, одинокий и заунывный. Как будто под деревьями стоит старик и устало бормочет. Кто там бродит в такую погоду? Дима прислушался, попытался разобрать слова.

«…сын, прости… из-за меня ты остался без матери…»

«…сын, прости… из-за меня ты остался без матери…»

Дима вздрогнул: что за нелепые шутки. Если это розыгрыш, то чей? Бывшие школьные приятели понятия не имели о Диминых семейных тайнах. Соседи – тем более. Тротуар перед домом скрывался за густыми тополями, листья ещё не облетели, сверху ничего не видно. Да и вряд ли кто-то прячется под деревьями в такую погоду. Дима вздохнул: а, ерунда, почудилось. Закрыл окно, вернулся на диван. Отодвинул ноутбук, лёг на спину, уставился в потолок. И что этому старику дома не сидится… С кем он там разговаривал? Кто остался без матери из-за него? Но ведь не отец же стоит там, под окном. Нет, конечно. Это невозможно.

Уж лучше бы на дачу поехал, подумал Дима, а то мерещится дичь какая-то. Он встал, зажёг верхний свет – прямоугольник окна почернел и отрезал комнату от уличной тьмы. Дима прошёл по коридору, достал из холодильника бутылку пива. Включил телевизор, защёлкал пультом и перестал думать о старике.

* * *

Раннее детство Дима не помнил. Разве что пару эпизодов: белый домик у моря, нарядная комната с запахом ванили, высокая худая женщина ставит на стол вазочку с печеньем, бородатый мужчина в тельняшке сидит на скамейке во дворе и гладит лохматую собаку. Но как Дима туда попал, он не знал. Похоже, что гостил у бабушки с дедушкой – но они ведь не у моря живут, а здесь, неподалёку. Может, родители комнату у той семьи снимали, когда в отпуск ездили.

А ещё иногда вспоминал красивую молодую женщину: она смеётся и обнимает Диму, что-то спрашивает, а он вдыхает запах её духов и молчит, не хочет отвечать. Он счастлив, хоть ещё и не знает такого слова. Женщину эту Дима видел на фотографиях у мамы в альбоме. Это мамина сестра. Она погибла в аварии, когда Диме было три года.

Зато школу он помнил отчётливо: сначала бесконечно длинные уроки, неудобные парты, галдящая толпа одноклассников в коридоре. Потом первые друзья, первая сигарета в закутке за гаражами, первый вызов к директору из-за драки. К последнему классу Дима даже успел полюбить школу, но она внезапно закончилась. Экзамены, выпускной, обещания встречаться почаще. Дима уехал в Питер, поступил в университет, обзавёлся новыми друзьями.

После первого курса одногруппники решили всей компанией прокатиться в Финляндию, а у Димы визы не было. Раньше этим родители занимались, а тут пришлось самому всё делать. Анкету скачал в Интернете, распечатал, начал заполнять. Быстро продвигался, пока не дошёл до места рождения родителей. Задумался: отец в деревне родился, надо район указать. Этот, как его… Бокситогорский, что ли? Или Лодейнопольский? Название точно длинное, но какое именно? Родители ушли на работу, отвлекать их звонками Дима не хотел, поэтому решил сам поискать в шкафу документы. Наверняка там и копии паспортов есть.

На полке стояла плотная картонная коробка. Давным-давно маме на день рождения подарили чайный сервиз из прозрачного фарфора, с яркими птицами на невесомых чашках. Сервиз стоял в кухонном буфете, а коробка пригодилась для семейного архива. Дима вытащил несколько пухлых папок, разложил на родительской кровати. По дну коробки рассыпались поздравительные открытки – раньше на все праздники родственники их присылали, но давно уже перестали, теперь у всех Интернет. Рядом с открытками белела тонкая стопочка старых бумажных писем. Дима прочитал адрес на верхнем конверте. Соне Староверцевой от Полины Сеппанен. Это от маминой младшей сестры, которая давно погибла. Конечно, нехорошо читать чужие письма. Но дома же никого нет, никто не узнает. Дима достал из конверта сложенный тетрадный листок. Красивый крупный почерк, простые короткие фразы.

«Привет, сестричка! Как у вас дела? Как погода в Питере? Не скучаешь по дому? Юлечка уже пошла в ясли после простуды? А я в выходные к родителям ездила. У них всё хорошо, не волнуйся за них. Мама шьёт тебе платье. Из того шёлка, что я в Хельсинки купила. Завидую, ты у мамы на юбилее будешь самая