Евгений Козловский - Киносценарии и повести Страница 64

Никита влетел в зал.

- Эй, отец! - крикнул. - Жди в Париже в составе правительственной делегации. Вероника гарантирует! - и помахал прощально.

Вещи ползли сквозь рентген-аппарат. Таможенник выдернул большую сумку:

- Что у вас тут?

- Как что?! - возмутилась Жюли. - Белье, одежда!

- Нет, вот это! - и таможенник, запустив в сумку безошибочную руку, извлек склеенный из осколков бюст Ленина.

- Это! - засмущался Кузьма Егорович. - Это сувенир.

- Не положено к вывозу, - отрезал таможенник и бюст отставил.

- Как не положено?! - возмутился Кузьма Егорович. - Почему не положено?! Эта вещь не представляет художественной ценности. Вот - справка из Министерства культуры!

- Потому что! - не нашелся что ответить таможенник. - Потому!

Седовласый, наблюдая на мониторе прощальную сцену, раздраженно сказал:

- Потому, осел, что мы отказались от экспорта революции!

Москва, 1990 г.

Я ОБЕЩАЛА, И Я УЙДУ...

история любви и смерти

"Я ОБЕЩАЛА, Я УЙДУ..."

"ТИСКИНО"

Москва, 1992 год

Режиссер - Валерий Ахадов

Композитор - Микаэл Таривердиев

В главных ролях:

ИРИНА - Елена Корикова

АЛЕВТИНА - Ирина Акулова

ЗЯТЬ - Игорь Пушкарев

АНТОН СЕРГЕЕВИЧ, ВРАЧ - Олег Шкловский

ВАСЕЧКА - Павел Семенихин

ТАМАЗ - Зураб Макгалашвили

МАТЬ ТАМАЗА - Софико Чиаурели

ОТЕЦ ТАМАЗА - Бадри Барамидзе

02.11.90

Снега намело немного, и поверх его ветер со скоростью и визгом полунощного рокера гнал мелкую пыль. Здесь это называлось хакас.

Впрочем, внутри, в белом кабинете городской больницы, воздух был тепл и недвижен - только оконные стекла мерзко позванивали под аэродинамическим напором ночной - в пять часов дня - наружи.

Вертелись кассеты на стареньком "Репортере". Девушка в наушниках одну руку держала на оконном стекле, другую - с микрофоном - у рта, и последнее явно вызывало у интервьюируемого игривые ассоциации.

- Но согласитесь, Антон Сергеевич, по нынешним временам совсем не обычно, когда ученый на взлете бросает московскую клинику, медицинскую академию!

- Трехкомнатную на Садовом, - в тон, хоть и не без пародийности, вставил ученый на взлете - девушка метнулась микрофоном в его сторону, отпустив поневоле стекло, которое тут же зазудело особенно противно, пронзительно.

- Хакас, - улыбнулась, как бы извиняясь за природу, и снова уняла рукою звон, перекрутила испорченный хакасом кусочек записи и продолжила, пытаясь по возможности восстановить ту, репортерскую, интонацию:

- Ничего смешного, и квартиру тоже! Чтобы в глухом сибирском городке!

- И-роч-ка! - перебил Антон Сергеевич и медленно пошел на девушку. Просто я сдуру женился на бляди. На бляди из провинции! Да еще прописал у себя. На Садовом!

- Антон! ну что вы! опять! - девушка досадливо выключила запись.

Нудно зазвенел хакас.

- Мне ваше интервью - позарез. Музыкальная школа вот уже где! не педагог. А получится хороший материал - возьмут в штат на радио. Вы ж обещали!

Антон Сергеевич не слушал, надвигался, бормотал:

- Неразборчив, сам виноват. Вот и определил себе наказание: два года ссылки. Не разменяет квартиру - выгоню и все. С чистой совестью. Но увидев здесь, Ирочка, вас!

- Интервью, Антон!

- Иди ты со своим интервью!

Девушка пыталась высвободиться из цепких, опытных рук, но так, чтобы по возможности не испортить отношений:

- Войдут!

- Кто войдет-то?! Половина шестого!

Тут Антону удалось заглушить девушкин рот собственным, рука пошла под тонкий черный свитер к и впрямь притягательной большой груди.

- Господи! - высвободила девушка лицо. - Разве не чувствуете: я в другом состоянии?!

- Постой-постой, - продолжал, сопя, доктор и влек Ирину к покрытому клеенкой деревянному топчану. - Приляг, давай-ка вот тут расстегнем, на спинке!

- Антон же!!

- Дурочка! Я и не пристаю вовсе! Осмотрю просто, - а сам пытался выпутать лифчик из-под задранного свитерка. - Осмотрю, понимаешь?! Осмотрю! Как врач!

- Погодите, Антон Сергеевич, - сказала Ирина холодно: ей, кажется, уже наплевать стало на сохранение отношений. - Если как врач - я сама, и принялась раздеваться. - До пояса или совсем?

Антон смутился. Ирина ограничилась до пояса и улеглась на топчан:

- Ну, давайте-давайте, осматривайте.

Доктор подошел, явно сбитый с настроения, все же тронул - не удержался молочную железу. Тронул еще!

- А ну вставай!

- Что, осмотр окончен? - иронически осведомилась Ирина. - Можно одеться?

- Нельзя! - почему-то вдруг заорал Антон Сергеевич. - Нельзя! - а сам уже мыл руки в углу, над раковиной, на ходу накидывал белый халат. Так, - принялся безжалостно мять нежную полусферу. - Что-нибудь чувствуешь? Вот здесь! Здесь? Здесь? Ч-чертова провинция! Сейчас бы томограф! Ну ничего. Главное, чтобы наверняка.

Ирина оцепенело следила, как он достает, вскрывает одноразовый шприц, насаживает особую, страшную иглу, как, зафиксировав железными пальцами едва заметную, с горошину, шишечку, вкалывает с размаху - Ирина не ойкнула даже, губку не прикусила: словно бесчувственная! - высасывает нечто, на что и смотреть неприятно: кровь, жидкость какую-то - Ирина и отвернулась, чтоб не смотреть.

- Рак? - спросила как бы невзначай и, не дождавшись ответа, добавила с вызовом: - Ну и отлично!

- Куда уж лучше! - подтвердил Антон, проделывая с отвратительным содержимым шприца таинственные манипуляции.

- Интервью закончим? - принялась распутывать дрожащими пальцами провода полураздетая девушка.

- У тебя есть любовник?

- А что?

- Хорошо бы попробовать интенсивную половую жизнь. А еще лучше - забеременеть.

- Уж не вы ль собираетесь помочь?

- Прекрати истерику!

- Истерику? - расхохоталась Ирина. - И перестаньте на меня орать!

- Ты, главное, не волнуйся! скорее всего, и не подтвердится.

- Еще как подтвердится, - шепнула Ирина.

- С чего ты взяла?! - Антон Сергеевич понял, что наговорил лишнего.

Ирина подставила ладошку под грудь, как бы взвесила:

- Отрзать? Ха! Так я вам и далась!

- Видывал я храбрых! - констатировал доктор. - А потом, когда поздно - в ногах валяются.

- Успокойтесь. Я валяться не стану. А над первым вашим предложением подумаю. Побрейтесь и ждите.

Антон машинально провел тылом ладони по и впрямь несколько колючей щеке, а Ирина, наскоро натянув свитер, в охапку схватив лифчик, шубу, шапку, магнитофон - вылетела из кабинета, из больничного здания, рванула, едва одолев напор хакаса, дверку "жигуленка", запустила мотор и взяла с места так, что машину аж развернуло.

Погнала по улицам на бешеной - в контексте - скорости, тормозила с заносом, вызывала походя предынфарктные состояния у встречных и попутных водителей, проносилась то под кирпич, то под красный, пока вдруг - вырвало из рук баранку - не ударила машину задком об угол бетонного забора!

Спрятала в ладони лицо. Посидела, приходя в себя. Выбралась наружу осмотреть повреждения. Потрогала смятое крыло, непонятно зачем подобрала, да тут же и бросила, пластмассовые осколки фонарика.

Вернулась за руль и уже спокойненько тронулась с места.

Театральная вахтерша кивнула Ирине как знакомой, и та пошла пыльными закулисными коридорами-переходами, поднялась в звукобудочку. За пультом сидел тощий пятидесятилетний бородач в подпоясанном свитере с кожаными заплатами на локтях.

- А, Ириша! Привет. Заходи, - обернулся на мгновенье и снова уставился сквозь двойное звуконепроницаемое стекло в зал, на дальнем конце которого, на сцене, репетировали "Даму с камелиями".

Душераздирающую сцену Маргариты Готье с отцом сожителя прервал вскочивший на подмостки режиссер, стал объяснять, показывать.

- Музыку, Толя! - заорал вдруг истошно. - Дай этим бесчувственным ослам музыку!

- Чувственный осел, - буркнул бородач и нажал на кнопку. В зал понеслась трогательная тема из "Травиаты". - Что с тобой? - глянул, наконец, на Ирину внимательнее.

- Я, Толенька, уезжаю.

- Куда? когда?

- Насовсем.

- Стоп, стоп! - донесся голос со сцены. - Толя, дай сначала!

Толя включил перемотку, скрипки завизжали быстро и наоборот.

- Холодно здесь, - поежилась Ирина. - Ветер. На юг, на юг, на юг!

- А и правильно, - отозвался Толя, пустив скрипочки. - С твоими данными! Это мы прибываем сюда! на конечную. А тебе! Благословляю! - и сделал соответствующий жест.

- Почему! на конечную?

- Блестящий выпускник Ленинградской консерватории, - продемонстрировал Толя себя. - Автор симфонии "Слово о полку Игореве". Помнишь, у Чехова? Жизнь человеческая подобна цветку, пышно произрастающему в поле. Пришел козел, съел - и нет цветка.

Ирина встала, пошла. Но задержалась в дверях:

- Послушай, Толя. Анатолий Иванович!

Тот обернулся.

- Я тебе что, совсем не нравлюсь?

- Ты?

- Почему ты ни разу не попытался переспать со мною? Я ж тебе чуть не на шею вешалась.

- Ирочка, деточка!.. - состроил Анатолий Иванович мину уж-жасных внутренних мучений. - Я старый больной человек. Неудачник. Живу в общаге. Бегаю утром по крыше - чтобы аборигенки не смеялись. А сегодня, развел руками, - дует хакас.