Сергей Кузнецов - Житейские истории (Сборник рассказов) Страница 7

С опасением подняв его и распечатав, он увидел на выпуклом от изгибов листе бумаги, вырванном из школьной тетради, выведенные чьей-то дрожащей рукой каракули, и кое-как смог разобрать, что там написано: это письмо счастья, и если сделать двадцать копий, в дом придет невиданная удача, если же его порвать, тогда неизбежна беда. Еще раз скользнув глазами по пляшущим строчкам с неизъяснимым желанием угадать значение малопонятных слов, он подумал, что это сочинил какой-то псих, сбежавший из дурдома. "Ни в коем случае не рвите это письмо! Отнеситесь к нему серьезно!"- гласил текст. Как можно серьезно относиться к такой фигне? Евгений Викторович порвал филькину грамоту на мелкие клочки и бросил их в мусорное ведро, изъеденное ржавчиной. И не лень же кому-то заниматься такой ерундой, подумал он. А все они, зеленые, сопливые, не работают, балду гоняют.

Поднявшись на свой этаж, он уже напрочь забыл про дурацкое письмо. Порывшись в карманах и не найдя ключа от входной двери, он позвонил. Никто не открывал. "Ну, что она там, уснула, что ли?" Евгений Викторович нетерпеливо переступал с ноги на ногу и стучал в дверь кулаком, когда выглянула соседка Зульфия и сообщила, что в квартире никого нет - его жену Ларису Андреевну на "скорой помощи" увезли в больницу. "Доктор сказал, что у ней острая сердечная недостаточность..."

Ему показалось, что мир полетел в тартарары. Соседка суетливо забежала и поддержала его обмякшее грузное тело, когда он, как срубленное дерево, рухнул вниз. Он вспомнил последнюю фразу порванного письма "Ждите сюрприза!" Ему стало еще хуже. Это несерьезно! Это какой-то обман! Это роковое стечение обстоятельств! Тяжело дыша, большими глотками он жадно выпил стакан теплой воды, принесенный Зульфией, и немного пришел в себя.

На ватных ногах спустившись вниз, он вывалил содержимое мусорного ведра и принялся собирать кусочки бумаги и бережно засовывать их в карман коричневого пиджака. Когда сантехник взломал дверь, Евгений Викторович зашел в квартиру и залпом выпил стакан бренди. Сидя за столом, он стал восстанавливать письмо, складывая его из скомканных обрывков.

Он переписывал всю ночь, а рано утром пошел по подъездам подбрасывать письма. Когда он избавился от последнего письма, то испытал облегчение. Казалось, гора свалилась с его плеч. Он поехал в больницу на другой конец города, уверенный в том, что черная полоса миновала. "Вынужден сообщить, что ночью, не приходя в сознание, ваша жена скончалась",- сказал худой и сутулый молоденький врач, теребя жиденькую рыжую бородку под Айболита.

Оказавшись дома, Евгений Викторович первый раз в жизни напился до скотского состояния. Он бегал по квартире, визжал и выл, лез на стены, рвал на голове остатки волос, бил посуду и ломал мебель. Соседи стучали по трубе, призывая к порядку. Потом он несколько часов валялся у выломанной двери в прихожей, блевал на коврик и постанывал.

А вечером, когда он спустился к почтовому ящику, то достал оттуда другой солдатский треугольник. Те же самые каракули прыгали и скакали по клеточкам, повторяя послание, полученное накануне. Все жильцы подъезда слышали безумный хохот и глухие удары о стену. Вскоре все стихло. Когда приехали люди в белых халатах, рядом с почтовыми ящиками, в луже густой крови лежал Евгений Викторович с пробитой головой. В его холодной правой руке было судорожно сжато письмо. Письмо счастья!..

Нора.

В начале прошлого лета я отдыхал в Дивногорске, красивом скучном городишке на берегу Волги. Срок моей путевки подходил к концу, чему я был немало рад. Уставший от праздной жизни, я часто гулял по набережной и мечтал о том, что сделаю, когда приеду домой. А иногда, чтобы предупредить тоску, я наведывался в забегаловку под названием "Кулинария", где местные аборигены за почерневшими от грязи столами разливали "Агдам", и покупал пару бутылок "Жигулевского", которое имело здесь обильную пену и чересчур кислый вкус.

Там я и увидел ее в первый раз. Она выбежала ко мне из подсобки и обнюхала. Собака-попрошайка, подумал я, но, взглянув на нее повнимательнее, понял, что ошибся. Острая любопытная морда с вислыми мохнатыми ушами тыкалась в карманы моих голубых джинсов, проверяя содержимое. Над грустными глазами нависла смешная челка. Ее худое черное тело на длинных ногах выглядело здесь нелепо. Собака такой породы не могла быть бездомной.

Я начал ее гладить и она, отвыкшая от ласк, грациозно легла у моих ног. И я тут же представил ее лежащей рядом с камином в просторной зале средневекового замка у ног страдающего от подагры хозяина, развалившегося в резном кресле-качалке, похожем на рыцарский трон.

Я поинтересовался у продавца, как ее зовут. "Нора",ответила та и рассказала, что хозяин уехал на два года за границу, а собаку отдал пьянчуге, который ее совсем не кормит. "Вот она и повадилась сюда, - закончила женщина, - хотя и мы тоже не можем кормить много, а только как придется..."

Я ласкал собаку и видел, как заиграла в ее жилах кровь ее благородных предков и она забыла про предавшего ее хозяина, про алкоголика, который бил ее палкой, и про заплеванный пол "Кулинарии", на котором она разлеглась. Я видел, как к ней возвращались достоинство и гордость ее холеных родителей. Вместе с надеждой найти настоящего хозяина.

На другой день я принес туда целый мешок котлет из столовой, но Норы в магазине не оказалось. Я вывалил их в миску, зная, что эти котлеты наверняка достанутся рыжему Ваське. Так и оказалось, потому что вечером, когда я шел поглазеть на теплоход с американцами, Нора бежала мне навстречу совершенно голодная. Пришлось вернуться в гостиницу и вынести ей, дожидавшейся внизу, куски мяса, яйца, пирожки с ливером, творожную запеканку. Она глотала еду, не разжевывая. Я поднялся в номер и взял все, что оставалось. Она съела и это, но уже не так жадно. Наелась, решил я и ушел.

После этого я не видел собаки несколько дней и уже почти забыл о ее существовании, готовясь к отъезду. Конечно, мне иногда говорили, что по городку бродит красивая собака редкой породы, афганская борзая, ну и что с того? Сколько умных и честных людей шляется по этаким дивногорскам в поисках счастья и так и не находят его? Ведь никому же не приходит в голову жалеть их! Жалеют собаку...

А когда до отъезда оставался всего лишь один день, мы с приятелем пошли покупать подарки родным и, возвращаясь назад, увидели Нору. Я позвал ее. Она бросилась ко мне, встала на задние лапы и стала плясать вокруг. Такой реакции я не ожидал. Ее радость была для меня непонятна. А когда она стала прыгать и играть, будто бы кусая мои руки зубами, я почувствовал себя в роли хозяина. И после этого собака не отставала от меня ни на шаг.

Она проводила нас до гостиницы и осталась внизу. Через час я вышел на балкон и увидел ее ходящее вокруг здания. Я окликнул ее и бросил с балкона шестого этажа две котлеты, оставшиеся от завтрака. Котлеты разбились в лепешки, но собака их съела.

Когда я пошел на обед, Нора ждала меня у входа в столовую. Я вынес ей много мяса, но она к нему даже не притронулась. После еды я снова гулял и думал о том, стоит ли взять собаку с собой. Отдыхающие лезли с разными советами, но все они сходились на одном - "собаку нужно спасти!" А собака забегала далеко вперед с грацией леопарда, а затем дожидалась меня, любуясь произведенным эффектом.

Для начала я решил ее помыть и с трудом провел в номер. Включил душ, но, пока он работал, Нора не подходила ни в какую, а когда я попытался втолкнуть ее туда силой, она подавленно зарычала. Я не стал рисковать и оставил ее в покое. Зашел приятель. Мы сидели и пили водку с колой. Играл Клаус Шульце. Собака сначала осваивалась и беспокойно ходила по комнате, выходила на балкон, заходила в туалет и в прихожую, а потом легла в углу и закрыла глаза. А когда открыла, в них были слезы. Она стирала их передними лапами. Ей было стыдно.

Во время ужина я услышал возмущенные крики и недовольный голос официантки "Уже собаки начали по столовой ходить!" Нору выгнали. Она не стала есть и после ужина. Мы разожгли на берегу прощальный костер. Нора каталась по песку и скакала от радости. Я купался. В первый раз я хотел искупать и собаку, но она свела все на игру, а во второй раз вообще ушла и вернулась только тогда, когда я вышел из воды. Комары садились на ее длинный нос, краснели и раздувались до тех пор, пока я не убивал их. Я бросал ее палку, она бежала за ней, но возвращалась ни с чем. Собака классная, но испорченная, сказал тогда приятель.

Накормив комаров и пропахнув дымом, мы возвращались назад. Нора устало шла впереди, понурая, с опущенной головой. Показалась гостиница, и она будто приободрилась и завертела хвостом, загнутым колечком кверху. Метрах в десяти от двери она остановилась. "Нора!"- позвал я, приоткрыв дверь. Позвал без особого желания. Не знаю, почувствовала она это или нет, но даже не двинулась с места. Я вошел внутрь и встал у лифта. Нора перешла на другое место, чтобы меня было видно. Я постоял с минуту и вошел в лифт.