Аркадий Белинков - Роль труда в процессе превращения человека в обезьяну Страница 7

Лиза. Крови, крови сколько!.. Вся терраса в крови... Побежали за доктором Васнецовым. Он говорит, что все равно умер бы. Кровь прямо по ступенькам течет. Собака доктора стоит и лижет. Вероника Георгиевна, как увидала, что собака кровь лижет, как закричит: "Кровь! Кровь! Сын мой!.." И сразу упала. Прямо головой о рояль. А этот мычит. Его держат, руки ему связали. А он смотрит так исподлобья и говорит: "Чего руки связали. Не убегу... Я ногами бегаю, а не руками". А наш Анисим и говорит ему: "Не для того связали, чтоб не убег, а чтоб другого кого не убил, вишь ты какой". А он ему: "Не бойсь, не убью. Другого мне не к чему убивать". - "А этого было за что?" - "Стало быть, было". - "А за что?" - "Не люблю, - говорит, которые задаются. Я уж давно за ним охочусь. Еще в школе все задавался: "Я, - говорит, - не чета всем вам, я лучше этих, которые ни черта не знают". Я еще тогда в школе решил его кончить. Все случая не было". А Вероника Георгиевна как пришла в себя от обморока, подходит к нему совсем близко и тихо так, страшно говорит: "Вы... [нрзб] За что?! За что?!"

Аркадий (кричит). За что?! За что?! За что люди убивают! друг друга?! Зачем были крестовые походы, революции и войны? Зачем?!

Марианна. Боже мой!.. Боже мой!..

(Аркадий выходит)

Марианна. Лиза, милая, а Нина?

Лиза. Еще не приходила. Она как утром на озеро пошла, так еще не вернулась. Тоже все время грустная такая ходила. Наверное, это предчувствие.

Марианна. Может быть. Да ей и самой горя хватало: брат у нее в прошлом месяце повесился [в рукописи: застрелился].

Лиза. Тоже довели, Такой молодой. Спрашивал все меня: "Лизонька, как у вас хорошо качели устроены. Обязательно качаться приду". Вот и покачался на веревке. Я все хотела спросить у вас, Марианна Александровна, почему так много стало людей гибнуть?

Марианна. Почему? (Тяжелый стук в дверь, Марианна и Лиза вздрагивают) Войдите. Кто там? (Стук повторяется. Лиза вскакивает и бежит к двери. Дверь отворяется, и на пороге показывается дед Анисим - дворник)

Лиза. А!.. Это дед Анисим...

Марианна. Что вам, Анисим Егорович? Войдите,

Дед Анисим (не входя). Лизка, иди вон. (Лиза, оглядывается на Марианну и, удивленная, уходит) Хозяйка, слышь ты. Аришке-то нашей, вишь, целку проломали.

Марианна. Что проломали ?

Анисим. Целку.

Марианна. Как это?

Анисим. Да уж так, проломали. Коты все. (Уходит)

(Входит Аркадий)

Марианна. Что он говорит? Я ничего не поняла.

Аркадий (подходит совсем близко к Марианне). Воспитывали этого человека или не воспитывали? Изучал ли он тысячелетия истории культуры народов и потом убил? Или не изучал и потому убил? Кого больше среди убийц: изучавших или не изучавших историю мировой культуры. История мировой культуры - это не путь от зла к добру, по путь от примитивных способов уничтожения к совершенным способам. Эсхил, Рафаэль и Менделеев в истории мировой культуры никогда не были объективным добром. Они всегда были лишь оружием в руках нападающих или обороняющихся. История мировой культуры - это оружие. Ее нужно не защищать, а нападать и обороняться ею. История народов - это история ненависти людей друг к другу.

Марианна. Аркадий, почему животные кусают друг друга? Почему дети, которые не задумываются о природе добра и зла, с ненавистью избивают друг друга? Почему природа на каждом шагу старается утопить, сжечь, раздавить человека?

Аркадий. Марианна, я начинаю верить в то, что главный тезис мироздания в стремлении к уничтожению.

Марианна. А я продолжаю верить в то, что любовь победит ненависть.

(Входит Писатель)

Писатель. Привет, привет, привет! Рад видеть вас здоровыми, счастливыми и играющими на мандолине!

Марианна. Прошу вас, садитесь.

Писатель. Что вы? Не хочу. Хочу ликовать, цвести, танцевать и испытывать счастье творчества.

Марианна. Ликуйте, цветите, испытывайте счастье творчества и даже танцуйте, но, пожалуйста, сидя.

Писатель. Великолепно. Танцую, сидя. (Садится)

Марианна. Чему вы так рады?

Писатель. То есть, позвольте, как это чему? Ха-ха-ха!.. Чему я так рад? Разумеется, тому, что вижу вас обоих в синтетическом виде, а не остатки ваших недоеденных рук, ног, голов и всего прочего! Ха-ха-ха!..

Марианна. Вот как? Разве это так удивительно?

Писатель. Удивительно? Не тот образ, потрясательница! Не тот. Это не удивительно, а душераздирательно!

Марианна. Почему?

Писатель. Потому что от всяких других, после всего, что произошло сегодня утром, не осталось бы даже тех частей механизма, которые были упомянуты выше. Остался бы только закон сохранения энергии.

Марианна. Не преувеличивайте, Кирилл Михайлович.*

Писатель. То есть, позвольте, вы прямо какая-то, можно сказать, потрясательница человеческих сердец своею святою простотою. Они вас не только что в тонком шелковом платье с небольшой бриллиантовой брошью заглотают, а прямо, можно сказать, с поездом, ежели вы, к примеру, на дачу будете ехать. Прямо с колесами и трубой. Что это вы, ей-богу, ха-ха-ха, прямо чудная какая-то! Ха-ха-ха! Ничего себе! Отказаться изучать самое прогрессивное в мире мировоззрение, которое должно вооружить наш народ на священную борьбу за коммунизм против империалистов! Ничего себе!

Марианна. Мы не хотим вооружаться и не хотим борьбы.

Писатель. Вот, вот, вот. Мне Верховный, между прочим, так и сказал: "Ты, - говорит, - спроси у них, чего они тогда хлеб наш советский жуют, когда не хотят помогать нам?" Между прочим, я тоже не понимаю.

Аркадий (выходит из угла. Подходит к Писателю). В самом деле. С какой стати кормить нас вашим советским хлебом? Не за что нас кормить. А что если нам уехать туда, где нас не будут попрекать куском хлеба?

Писатель. Ха-ха-ха! А кто же это вас пустит?

Аркадий. Да, да. Конечно, вы правы.

Писатель. Не пойму я вас, ей-богу. Кругом, можно сказать, все цветет и ликует, все идет к коммунизму, а вы не цветете, не ликуете и даже не хотите идти к коммунизму. Вы же интеллигентные люди! Посмотрите, как наш народ любит хавать культуру. А вы чего-то пишете, пишете, и не поймешь, чего вы пишете и для кого. А тут еще этот утренний, можно сказать, эпизод. Ну, что вам стоит выучить какую-то небольшую гениальную книжку в каких-то двадцать два печатных листа? Плюньте и выучите. А то: "Нет, да не будем, да не хотим". Да знаете, что мы с вами сделаем? Как [шлюшку] соштефкаем и - дело с концом!

Марианна. Кирилл Михайлович! Умоляю вас, не говорите так!

Писатель. А мне что? Не хотите, не надо. Мое дело - сторона. Я только предупредил. А там делайте, как знаете. Я просто по-товарищески. Дело ваше. Скажите спасибо, что с вами еще столько цацкаются. Если бы не личные, так сказать, симпатии, то от вас уже давно остались бы только пуговицы и гвоздики. Это просто какое-то счастье, что Верховный, так сказать, в некотором роде, того, этого самого... Ха-ха-ха!

Марианна. Перестаньте, ради Бога!..

Писатель. Молчу, молчу. И на счет этого, вы тоже не пренебрегайте. Эдакое счастье привалило, так не зевайте!

Марианна. Умоляю вас, перестаньте!

Писатель. Могу перестать. Только это я для вашей же пользы. Не для своей же. Мне б такое привалило, так уж я бы знал, как им попользоваться. Все это вы оба ни к чему затеяли. Поломались и будет. А то прямо не знаю, чего из этого выйдет. Сожрем вас без соли. Сырыми.

Аркадий. Скажите вашему идеологу, что я умирал от многого, но еще никогда не умирал от страха. И еще скажите ему, что я начинаю думать, что вы более правы, чем я думал, в вопросе о борьбе. Мир действительно очень плохо устроен и, наверное, ни один порядочный человек не имеет права спокойно созерцать это прискорбное обстоятельство. Идите к вашему идеологу и скажите ему, что мы не будем присягать и не будем изучать это людоедское ученье. Мы верим в свободу, счастье и лучшее будущее народов.

Писатель. Ух, ты! Ну, смотри, боком выйдет тебе этот монолог. Схаваем, как воробьев! (Уходит)

(Молчание)

Марианна. Аркадий, это конец. Этого не простят. Что делать?

Аркадий (пожав плечами). Писать лирические сонеты.

Марианна. Аркадий!

Аркадий. Что бы мы сейчас ни сделали, Марианна, кроме, конечно, принесения извинений за скверное поведение, будет борьбой с ними.

На этом обрывается последний вариант II акта, начатого 1 сентября и законченного 7 сентября 1950 г. По сохранившимся ранним вариантам можно представить, каким замышлял продолжение этого акта автор.

Из черновика, начатого в июне 1950 г.

Марианна. Да... (Молчание)

Арк. Марианна.

Мар. Что милый?

Арк. Вы рады, что нам удалось отстоять свое право на свободное мышление?

Мар. Да, рада.

Арк. Почему такой грустный голос?

Мар. Нет, нет, я очень рада. Вы знаете, Аркадий, я думала сейчас о том, как было бы прекрасно, если бы люди могли думать и писать, что им нравится.

Арк. Да, это было бы прекрасно.

Мар. Все были бы веселы и счастливы. Все любили бы друг друга и могли бы смотреть друг другу в глаза.

Арк. Да, это было бы прекрасно. Но, к сожалению, это невозможно.