Аркадий Белинков - Роль труда в процессе превращения человека в обезьяну Страница 8

(Входит Генрих)

Арк. Здравствуйте, Генрих. Очень рад вас видеть.

Генрих. Здравствуйте, Марианна. Здравствуйте, Аркадий.

Арк. Садитесь.

Генрих. Благодарю вас. (Садится. Пауза) Итак, что же вы собираетесь делать дальше? Дело в том, что шеф, после того как его едва не разбил от негодования апоплексический удар из-за вчерашней сцены, долго кричал, что он сотрет вас обоих в порошок. И нет никаких оснований не верить в то, что он без особенного труда и без задержки выполнит свое обещание.

Арк. Ну и что же?

Генрих. Ничего. Лучше только этого избежать.

Арк. И это все, что вам хотелось сказать?

Генрих. Нет, не все. Мне больше хотелось сказать о том, что шеф, если оставить некоторую повышенную динамику и несколько бычьи методы (можете даже называть их скотскими) - прав.

Мар. Вы находите?

Генрих. Нахожу. Странно, что вас это удивляет.

Мар. Нет. Знаете, пожалуй, меня это не удивляет.

Генрих. Это сказано таким тоном, что легко понять, что вас в людях моего образа мыслей уже ничего не удивляет. Например, если бы я вам сказал, что я поджег детский сад или убил собственную мать, вы бы сочли, что это вполне естественно.

Мар. Возможно. Прибавьте только к этому еще статью в "Литературной газете" о высшем понимании гуманизма. И тогда будет все в порядке.

Генрих. Да, вы правы. Если во имя очень больших целей нужно поджечь детский сад или убить собственную мать, то это следует сделать. А что касается статьи в "Литгазете", то разве такую статью не написал Раскольников перед тем, как убить старуху? Конечно, написал. Всякому поступку нужно идеологическое, именно идеологическое, а не какое-либо другое оправдание. Вор и тот ворует не просто потому, что не хочет трудом получить деньги, а потому, что считает себя борцом со своим врагом - обществом. Все дело именно в идеологической мотивировке. Я могу или я должен уметь поджечь детский сад или убить свою мать, если это понадобится победе того дела, в которое я верю.

Арк. Да, да, вы правы. Вы знаете, я все больше и больше убеждаюсь, что дело, которому вы служите, именно в этом и нуждается: в убийстве детей и женщин.

Генрих. А вы? Скажите, если делу, которому служите вы, понадобится это убийство, вы совершите его?

Мар. Никогда!

Арк. Делу, которому я служу, убийство не нужно.

Генрих. Позвольте, но ведь могут же появиться такие обстоятельства, когда это понадобится. Скажем, ваша дочь оказалась виновницей проигранного сражения, это ведь может быть, не так ли? Что же вы сделаете? Ведь надо же понимать, что на ожесточенность врага приходится волей-неволей отвечать ожесточенностью. У вас могут быть самые благородные, по сравнению с нашими, просто божественные идеалы, но для осуществления их вам необходима победа над нами, а для достижения победы приходится иногда быть и жестоким и решительным.

Арк. Не отвечая вам на многое из сказанного, скажу, что этой борьбы, пожалуй, вообще не нужно: вы сами себя уничтожите, как скорпионы.**

Генрих. Вы непоследовательны: борьбу вы не исключаете, вы только не хотите сами принимать в ней участия. То, что мы делаем, не говорю все, что мы делаем, и не говорю, как мы делаем, в основном нужно для революции.

Арк. Помилуйте? Какая революция?! Неужели вы не понимаете, что вся серия ваших деяний за последние 25 лет по укреплению семьи, школы, дисциплины, единоначалия, субординации и пр. увела вас от ваших же идеалов революции?

Генрих. Вы путаете методологию с результатом: когда мы придем к коммунизму, все это само отпадет. Это нужно только для того, чтобы прийти к коммунизму.

Мар. А когда вы думаете к нему прийти?

Генрих. Видите ли, я думаю, что это еще страшно далеко и долго. Но поскольку между социализмом и коммунизмом нет такой ясной границы, как между капитализмом - или его последствиями - и социализмом, то можно прийти в наше время, в сущности, когда угодно. Шеф и компания просто ждут подходящего случая, чтобы "открыть" коммунизм.

Арк. Имейте в виду, что они "откроют" его обязательно еще при жизни автора. Незадолго до его смерти. И скорее всего опять на каком-нибудь съезде. Он и умрет, очевидно, тоже во время съезда. Один раз уже так было, получилось хорошо. Зачем же придумывать новое. Дело верное - традиция.

Генрих. Возможно, Аркадий, ваша беда в том, что вы отождествляете их поступки с истинным учением. Неужели вы не понимаете, что коммунизм сам по себе прекрасен, что это просто они его изгадили?

Арк. Видите ли, дорогой Генрих, может быть, коммунизм и прекрасен, но все дело в следующем. Если вы посмотрите на идеалы итальянских фашистов, немецких нацистов, американских демократов, русских меньшевиков, то окажется, что у всех у них одинаковый идеал человеческого общества: свобода, равенство, братство, счастье. Это не они придумали, мой друг. Это придумали иудеи в Библии, индусы в [отточие в тексте, возможно: в Ведах], христиане в Евангелиях, Мор в "Утопии", Кабе в Икарии и т. д., и т. д. Все дело в методологии, с которой идут к этому. И я считаю, что никто в мире еще не дал соответствующей методологии. И в этом отношении и Иисус, и Маркс, и Гитлер в одинаковом положении. Более того, я думаю, что эту методологию не могут найти несколько тысяч лет не потому, что плохо ищут, а потому, что найти ее невозможно. Коммунизм противоестествен человеческой природе. Дело не в том, как думал Чехов, что сегодня во всем городе только три чистых человека - три сестры, - а через пятьдесят лет их будет тридцать, а в том, что хорошие человеческие качества не социальны, а физиологичны, как талант, и, может быть, через пятьдесят лет их случайно совсем не окажется.

Генрих. Но существенное отличие социализма именно в том и заключается, что он выявляет и развивает таланты, а не создает их. Об этом еще сказал Энгельс на похоронах Маркса.

Арк. И это оказалось неправдой. Вы сами видите, что сделал социализм с талантами: он не выявил ни одного, а те, что были, погубил: Эренбург, Шкловский, Олеша, Мандельштам, Зощенко.

Генрих. Итак, вы решили не присягать и не изучать?

Арк. Да.

Генрих. Подумайте, чем это может для вас и для Марианны кончиться.

Арк. Я очень хорошо знаю, что я делаю, и прошу вас не наставлять меня. Я не комсомолец! (Выходит)

Мар. Он прав.

Генрих. Он погубил себя, а теперь погубит и вас.

Мар. Может быть. Но то, что он сделал, - честно и поэтому правильно.

Генрих. Может быть. Может быть, это честно и правильно. Но я не могу думать о том, чем это для вас кончится. Марианна, поймите, что я говорю с вами не как противник ваших и, главным образом, Аркадия идей, но как человек, который всем сердцем вас любит! Я люблю вас, Марианна! Понимаете, люблю! Люблю всем сердцем, всей страстью человека, никогда не любившего, впервые встретившего женщину, о которой он мечтал всю жизнь!

Мар. Перестаньте. Я люблю Аркадия. Я верю ему. Я верю в него. Я очень хорошо отношусь к вам, понимаю, что вы не похожи на всех этих, с кем вы связали свою судьбу, верю в честность и даже серьезность ваших убеждений. Но люблю Аркадия. Люблю, наверное, потому, что люблю. Наверное, если бы у Аркадия были ваши убеждения и они были бы мне глубоко чужды, все равно я бы любила его.

Генрих. Неужели, это безнадежно?

Мар. Безнадежно.

Генрих. И вы никогда никого не полюбите?

Мар. Никогда, никого.***

(Генрих уходит)

Мар. Как все это тяжело. Особенно теперь, когда все так страшно.

(Входит Аркадий)

Арк. Марианна, вы знаете, они сами лучшее свое опровержение. Действительно, не нужно разоблачать их. Они это делают сами и, чем более они убеждены и искренни, тем это выходит лучше.

Мар. Аркадий, мне очень тяжело.

Арк. (садится в кресло, усаживая Марианну рядом с собой). Милая, долг всякого честного художника, всякого честного человека учить других людей добру. Если люди этого не понимают, их надо убеждать.

Мар. А если они и тогда не поймут?

Арк. Тогда... тогда их надо заставить.

Мар. Аркадий!..

(Входит Член)

Член. Эй, вы! Ну что, не одумались?

Арк. (вставая). Нет, не одумались.

Член. Сейчас я вам покажу кузькину мать!

Арк. Уйдите отсюда.

Член. Сейчас сам уйдешь отсюда.****

(Член поджигает библиотеку и бросает в огонь рукописи Аркадия)

Арк. Подождите! Остановитесь!

Член. Ну как? Будете?

Арк. Будем.

Член. Ну вот, то-то же. (Свистит. Входит подручный. Останавливается у дверей. В руках у него винтовка) Вот посторожишь тут. Гляди, чтобы изучали. (Уходит)

Мар. Аркадий! (Плачет)

(Арк. и Мар. берут К. К.***** и садятся за стол друг против друга)

Арк. "Количество заводского пролетариата в России..."

Мар. "Рост стачек перед событиями на Лене".

Арк. (вполголоса). Да кого же они хотят обмануть? Революция произошла потому, что кругом были дураки, а они были паханами... "Идеологические основы марксистской партии..."

Мар. Может быть, все это и нужно, но в этом нет гуманизма и любви к людям.... "В книге Ленина "Что делать"..."