Александр Фадеев - Последний из удэге Страница 71

- А не приходила тебе в голову мыслишка, - сказал Алеша, - что и в Америке той один выбивался вверх, а сотни тысяч шли и идут на дно. Значит, во-первых, нет и там справедливости, а, во-вторых, если и повезет тебе, где у тебя гарантия, что завтра не придет сильнейший и не пустит на дно и тебя?

- По крайности, один на один потягаться можно, - усмехнулся мужик, сверкнув белками. - В том, что умнейший и сильнейший верх берет над глупым, над слабым, да над лодырем, в том несправедливости нету...

- Стало быть, по-твоему, сила и ум только одиночкам вроде тебя присущи, а сотни, тысячи и миллионы людей вроде скота? Не похоже это на правду! Мало ли людей золотого ума, завидного характера трудятся, как каторжные, а все их к земле гнет. Видно, сила и ум, кои ты славишь, не в голове и в руках, а в том самом чистогане. Этой силы у тебя маловато, оттого ты и сломанный: ты сам попал под колесо, а хотел бы других под колесо загнать. А люди, коих бы ты мял и душил под колесом, - тоже живые люди: им, поди, тоже хотелось бы почище да посветлей. Выходит, ежели б ты вылез и пробился, достиг бы ты счастья для себя, а тысячи и тысячи людей изломал и поверг бы в пучину горя и несчастья...

- Счастье... Счастье!.. - с внутренним ожесточением сказал мужик. - В чем оно, счастье? Для каждого оно разное, и каждый не знает: что оно? Разве оно в богатстве? Покажи ребенку сахар, он тянется - вот оно счастье! - а в рот взял, тянется к другому. Счастье в том, чтоб достигать...

- Это верно, - согласился Алеша, - да не только в том, чтоб достигать, а и в том, чего достигать. Надо добиться такой жизни, чтобы каждый человек мог расправить свои силы и возможности не за счет другого, а к общей радости и пользе...

- Это баптисты проповедуют, а сами друг у друга курей крадут, - зло усмехнулся мужик.

- Ну, мы не баптисты, - спокойно сказал Алеша, - мы у теперешних хозяев жизни не курей крадем, а ломаем им хребты. А когда добьемся своего, люди создадут для себя что-нибудь почище да повеселей твоих крупорушек...

Мужик замолк.

Они выехали из ущелья в широкую долину, залитую солнцем.

- Но ведь и тогда, когда люди будут так счастливы, как вы объяснили, вдруг тихим голосом сказала Лена, - никто не будет гарантирован от того, что вдруг на улице не свалится ему на голову кирпич и не изувечит его?

Алеша быстро обернулся к ней, но увидел только малиновую запылившуюся шапочку и темно-русую косу.

- Думаю, люди научатся строить такие дома, из коих не будут вываливаться кирпичи, - насмешливо сказал Алеша.

- Я ведь иносказательно, - улыбнулась Лена.

- Я тоже иносказательно, - спокойно ответствовал Алеша.

- Но ведь смерть-то все-таки существует?

- Существует пока... пока существует, - сказал Алеша таким тоном, точно он уже был бессмертен.

В молчанье они углубились в заросли вербняка, сквозь который заблестела вода. Они подъехали к будке паромщика. Большая река плавно катилась перед ними. Паром приближался к той стороне ее, на пароме виднелись двуколка с американцами и хмельницкий председатель, спешившийся и державший в поводу лошадь. За зеленым увалом того берега выступали крыша села и три церковных маковки. Справа, ниже по реке, краснел высокий скалистый обрыв лесистого отрога, возле которого впадала в реку проточка.

Алеша и Лена соскочили с телеги и спустились на сходни. Видно было, как паром причалил к тому берегу. Двуколка с американцами протарахтела по сходням, хмельницкий председатель свел лошадь и взлез в седло, и двуколка и председатель скрылись за увалом.

Китаец-паромщик, в подвернутых штанах, тянул за канат, - паром, брунжа катком, быстро продвигался к этому берегу.

Лена с окаменевшим лицом смотрела на скобеевские крыши.

- Но ведь человеку хочется быть счастливым уже сейчас, - сказала она, не оборачиваясь, - разве это возможно?

- Возможно ли это? - нехотя переспросил Алеша (с того момента, как разговор принял такие беспредметные формы, он перестал интересовать Алешу). - Отдавать свои силы за более справедливый строй жизни... - Он помедлил. ...Отдавать за это свои силы, ежели знаешь, что это возможно, что это неизбежно, ведь это тоже счастье...

Паром мягко стукнулся о сходни и чуть отошел, - паромщик бросил Алеше конец и, схватив другой, спрыгнул на берег. Они подтянули паром и закрепили причалы.

Алеша, обтирая запачканные ладони, жмурясь, подошел к Лене.

- А вы счастливы? - серьезно и тихо спросила она.

- Да как сказать, ведь у меня ревматизм, - сказал Алеша, легко всходя на паром.

VIII

Возле просторного поповского дома против церкви мужик ссадил Алешу. Алеша со свертком под мышкой в волнении остановился подле крыльца. Сидящие на крыльце чубатые ординарцы, при шашках и шпорах, с любопытством смотрели на Алешу. В распахнутые ворота видна была двуколка американцев с белым флажком. Группа партизан обступила смущенно улыбавшегося американского солдата и партизана в заячьей шапке, с увлечением рассказывавшего что-то.

Алеша быстро взбежал на крыльцо.

В большой светлой комнате стрекотала машинка, - Алеша увидел курчавый затылок машинистки. Черноголовая женщина, подстриженная по-мужски, в черных штанах и сапогах, и парень писарского вида печатали что-то на гектографе.

- Могу я видеть Суркова?

Женщина в сапогах, отложив валик, искоса посмотрела на Алешу.

- Товарищ Сурков сейчас занят, - сурово сказала она, - у него представитель американского командования.

Алеша некоторое время незлобиво разглядывал ее. Женщина была бы красива, если бы не этот ее мужской наряд и прическа. Глаза у нее были большие, черные, недобрые; волосы, очень густые и жесткие, воинственно спускались на лицо возле ушей, как бакенбарды. У пояса был наган. Крупная темная родинка сидела на ее щеке.

- Что это вы печатаете?

- Газету! - сказала женщина, энергично шаркая валиком.

Алеша подошел к столу и склонился над свежей газеткой. Запах гектографской краски ударил ему в нос; что-то очень теплое, неповторимое, как юность, шевельнулось в душе этого закоренелого подпольщика.

- Н-да-с... "Партизанский вестник", - прочел он вслух и замигал, нежно прижав к груди сверток.

Среди статей и заметок в глаза ему бросилось знакомое стихотворение, подписанное: "X.Бледный". Алеша, обладавший исключительной памятью, заметил, что Бледный, читая свое стихотворение в Майхе, упустил одну строфу:

Вы - гордые витязи за коммунизм,

Орлы беспощадного красного флага,

Вы мощной рукой погребли капитализм,

В сердцах ваших грозно пылает отвага.

- Не погребли, не погребли еще, - сказал Алеша, тыча пальцем в газетку. - Понятно? - Он сердито взглянул на женщину с ее воинственными бакенбардами. - К Суркову сюда, что ли?

И, не дожидаясь ответа, растворил дверь в соседнюю комнату.

- Алешка! - тихо и удивленно сказал Петр, тяжело подымаясь из-за стола.

Спина американского лейтенанта в защитном, лицо хмельницкого председателя, еще какие-то лица в накуренной комнате мелькнули перед глазами Алеши, - он выронил сверток и кинулся к Суркову. Они обнялись и поцеловались, посмотрели друг на друга и снова поцеловались.

Американец, поднявшись со стула, учтиво смотрел на них.

- А я не думал, что это ты будешь, - тихо сказал Петр.

Алеша прямо перед собой видел его кирпичное лицо в крупных порах. В твердых светло-серых глазах Петра стояло выражение мальчишеского восхищения.

- Ну, тем лучше. Садись, обожди, - Петр подставил ему табурет. - У нас тут дела международные... Это наш товарищ, - сказал он лейтенанту, возвращаясь на свое место за столом. - И когда же майор Грехэм предполагает устроить это свидание? - спросил он, подымая на лейтенанта из-под бугров на лбу холодноватые пытливые глаза.

- Не позже, чем завтра, - сдержанно отвечал лейтенант. - Мы покидаем рудник послезавтра...

Алеша, подобрав сверток, уселся сбоку от стола и, встретившись глазами с хмельницким председателем, многозначительно подмигнул ему.

- Вы можете сказать, куда вы уходите? Или это военная тайна? спрашивал Петр.

- Я не имею полномочий сказать об этом, - сдержанно отвечал лейтенант.

"А молодец!" - подумал Алеша, с удовольствием разглядывая сухую, подтянутую фигуру лейтенанта.

- Майор Грехэм должен знать, что мы не можем свободно появляться на руднике, - говорил Петр. - Где он считает удобным встретиться?

- Майор Грехэм желал бы, чтобы свидание осталось в тайне. Он предлагает встретиться завтра на горной тропинке, которая идет от рудника к вашей переправе. Майор Грехэм выйдет к вам с утра, под видом охоты.

Петр некоторое время изучающе смотрел на лейтенанта.

- Майор Грехэм гарантирует вам полную безопасность, - поспешно сказал лейтенант.

Губы Петра смешливо задрожали.

- Думаю, мы успеем еще предупредить наши посты на этой тропинке и также гарантировать безопасность майору Грехэму, - едва сдерживая улыбку, сказал он.

Лейтенант почтительно улыбнулся.