Александр Фадеев - Последний из удэге Страница 72

Лейтенант почтительно улыбнулся.

Кроме Суркова, лейтенанта и хмельницкого председателя в комнате присутствовало еще двое. Внимание Алеши привлек исполинского роста старик без шапки, сидевший на скамье, прислонившись спиной к косяку окна, расставив мощные колени. Длинная, без единого седого волоса, с медным отливом борода закрывала перекрещенные на его груди патронташи. Такие же, медного отлива, волосы столбом стояли на его голове, медные густые брови нависали над глазами. Глаза были звероватого, тигриного разреза, но синие и очень ясные по выражению. Старик был в кожаной лосиной куртке и в мохнатых унтах выше колен. Чтобы не спадали унты, от голенищ к поясу шли кожаные ремешки. Две английские гранаты, громадный "смит" и охотничий нож висели у пояса старика.

Во все время разговора Петра с американцем старик ни разу не пошевелился, не изменил выражения лица, - он смотрел прямо перед собой своими ясными синими глазами, и такое величавое спокойствие было разлито в его бесстрастном, изрезанном темными морщинами лице, в его мощном теле, что Алеша невольно залюбовался им.

Другой, сидевший в уголку на табурете, был тоже старик, - но маленький, седенький, казалось, вся его голова выкатана в белом пуху, он походил на одуванчик. Глаза у старичка были прищуренные, хитроватые, очень подвижные и жизнелюбивые. Любой оттенок разговора Петра с американцем немедленно отражался на лице старичка. Старичок прижмуривался, улыбался, подмигивал, покручивал своей головкой-одуванчиком; видимо, все, что говорил Петр и как Петр держал себя, доставляло старичку истинное наслаждение.

- Вы должны уехать сейчас? Или поедете завтра со мной? - отрывисто спрашивал Петр.

- Как вы сочтете удобным, - отвечал лейтенант. - Майор Грехэм приказал мне сопровождать вас, если вы пожелаете.

- Очень хорошо. Вы поедете со мной.

- Слушаю вас.

- Агеич! - обратился Петр к старичку, похожему на одуванчик. - Отведи ему квартиру и покорми. И досмотри, чтобы солдат не уехал без обеда, добавил он, вспомнив об американском солдате. - Солдата вы можете отпустить сегодня.

- Слушаю, - сказал лейтенант.

IX

- Вот какие дела, Игнат Васильич! - насмешливо обратился Сурков к старику с медной бородой, когда лейтенант и сопровождавшие его беленький старичок и хмельницкий председатель вышли из комнаты.

- Да... - глухо пробасил старик. - Нет ли тут какой ловушки, Пётра?

- Какая-нибудь ловушка есть, да мы не поддадимся! - весело сказал Петр. - Как это тебе понравится, а? - обратился он к Алеше. - Завязываем международные связи, да? А ты говоришь!..

- Я пока ничего не говорю, - осторожно сказал Алеша.

- Его высокоблагородие начальник американских войск на руднике желает иметь свидание с его высокоблагородием председателем партизанского ревкома в связи с тем, что американские войска покидают рудник, - насмешливо говорил Петр. - Что они хотят выгадать? Или это он из вежливости? Проститься?

Он резко засмеялся и встал. Он был в том возбужденном, деятельном состоянии, которое - Алеша знал - всегда бывало у него после хорошей политической удачи.

- А может, они тебя, детка, сцапать хотят? - пробасил Игнат Васильевич.

- Этого они, может, и хотят, да свидание устраивают не для этого, а для того, чтобы перед уходом маленько с нами поиграть. Им, видишь ли, нужно своим союзничкам, японцам, напакостить, да так, чтобы самим лапок не замочить. Вот что им нужно! А мы у них оружьишко попросим, сапог, галет... Уделите, мол, из щедрот ваших!..

Петр, заложив руки в карманы, чуть прихрамывая, тяжело шагал по комнате, изредка весело косясь из-под бугристых бровей на Алешу и на Игната Васильевича.

- Ты зайди к Опанасу, - сказал он, круто остановившись против Игната Васильевича, - скажи ему, чтобы он сей же ночью пустил по этой тропе лазутчиков до самого рудника. Как только уважаемый майор выйдет с утра на охоту, пусть они следят за каждым его шагом. Да пусть на глаза ему не попадутся, не то шкуру с них спущу...

- Есть, Пётра...

- А сам ты когда выступаешь?

- Выступаем вечерком: оно ночью по холодку веселее.

- Правильно. Будешь в Перятине, скажи Ильину - действует, мол, хорошо. Молодец! Да скажи ему, пусть он беременную бабу свою сюда переправит... Есть у нас такой командир из местных учителей, - с улыбкой сказал Петр Алеше. - В начале восстания пришлось ему в сопки уходить. Оставил он беременную свою жинку дома, а белые пришли и всыпали ей пятьдесят розог. Баба оказалась здоровой, не скинула, но он теперь ее всюду за собой таскает!.. Ты ему скажи, мы ее здесь убережем, никому в обиду не дадим!

- Скажу, Пётра...

- Ну, прощай.

- Прощай, Пётра... Дай я тебя поцелую...

Игнат Васильевич облапил Суркова и, закрыв все его лицо медным своим волосом, поцеловал в губы.

- Каков, а? - сказал Петр, проводив его глазами. - Шестьдесят четыре года, а разве дашь?

- Кто это?

- Борисов, Игнат Васильевич. Замечательный мужик! Сам пошел в партизаны, четырех сыновей привел, двух внуков и племянника. Восемь бойцов из одной фамилии! А брат его десятским в селе... Ну, с чем прибыл? внезапно изменив тон, спросил Петр.

- Ругаться прибыл, - спокойно сказал Алеша.

- А разве есть за что?

Петр круто остановился, и в холодноватых, финского разреза глазах его точно взорвалось что-то.

- Ты, стало быть, считаешь, что работаешь настолько хорошо, что тебя уж и поругать не за что? - Алеша вопросительно и насмешливо смотрел на него.

- Ага, ты, значит, приехал выправлять наши недостатки, - притворялся непонимающим Петр. - Ну, значит, ты приехал помогать, а не ругаться?..

- А ведь ты, бывало, поговаривал, что ничем, дескать, так не исправишь недостатков человека, как если хорошенько поругаешь его. С той поры ты, видно, помягчел?

- Во всяком случае, рад слышать, что у тебя нет возражений против нашей основной линии, - усмехнулся Петр.

- Вот именно, что есть: я приехал провести в жизнь директиву областкома, - сказал Алеша и встал.

- Какого областкома? - язвительно переспросил Петр. - Разве вы восстановили связи с тюрьмой?

- Связи с тюрьмой мы еще не восстановили, по областной комитет все-таки существует, - сухо сказал Алеша, поняв, что Петр пытается оспорить его полномочия.

Некоторое время они походили друг возле друга, жмурясь и фыркая, как коты, готовые подраться, и - не приняли боя.

- Ладно, - улыбнулся Петр. - Как на фронте дела?

- На фронте дела сейчас улучшились. Своей информации у нас, правда, еще нет, но, судя даже по белым газетам, на уральском направлении есть кой-какой перелом в нашу пользу.

- Областным комитетом это обстоятельство, кажется, не было предусмотрено?

- Дурак... - тоненько сказал Алеша.

Они снова взъерошились и походили друг возле друга, и снова не приняли боя.

- Что Гришка? - Петр спрашивал о младшем брате Алеши Маленького.

- Гришка по-прежнему у вагранки. Он твой сторонник, - с улыбкой сказал Алеша, - велел пожать руку и похвалить... Нельзя сказать, чтобы у парня был светлый ум.

- Вот что! А старики твои живы?

- Живы. Папаша велел кланяться тебе... Да, видел я мамашу твою перед отъездом: "Поцелуй, говорит, его, Алешенька, послаще..." - "Стану, - я говорю, - целовать такую морду!"

- Как она? Пьет? - хрипло спросил Петр.

- Пьет, - тихо сказал Алеша.

- Так... - Петр молча походил по комнате.

Они так много несли в себе друг против друга, что им трудно было говорить о чем-нибудь постороннем.

- Ну, расскажи о всех делах ваших! - не выдержал Петр.

- Да нет, уж расскажи сначала о своих.

- По ранжиру, значит? - усмехнулся Петр. - Изволь...

X

Петр Сурков бежал с гауптвахты в первых числах февраля. Он бежал среди бела дня, почти чудом, и когда впоследствии вспоминал свое бегство, ему казалось, что это бежал не он, а кто-то другой.

В плену его содержали в одном бараке с красногвардейцами, захваченными вместе с ним в штабе крепости. По праздникам их выводили на работу в военные склады или в Минный городок. (По праздникам их выводили потому, что в будние дни пленные могли бы войти в сношение с работавшими там грузчиками и рабочими мастерских.)

В то воскресенье, когда Петру удалось бежать, они работали в военном порту по переброске железного лома из места расположения доков к мартеновскому цеху, в котором погиб когда-то отец Петра и в котором Петр работал потом машинистом на кране.

Доки, пакгаузы, корпуса цехов военного порта занимали огромную территорию вдоль бухты - от сада Невельского до Гнилого угла. Со стороны города военный порт был обнесен высокой кирпичной стеной, и попасть в него, равно как и выйти из него, можно было только через главные ворота, на людную Портовую улицу. Кроме обычного контроля, у ворот всегда стоял часовой. Но сама территория порта была очень удобна для бегства - беспорядочно застроена, завалена остовами судов, загромождена снарядными ящиками, кучами лома, угля и шлака. И Петр, знавший здесь каждый закоулок, решил попробовать.