Мирза Ибрагимов - Слияние вод Страница 71

Ширзад всего ожидал: упреков, что на участке Немого Гусейна посевы хлопчатника прорежены, напоминаний, что с культивацией надо спешить, но только не разговора о школе.

- Учителя у нас неплохие, - медленно начал он, - народ их уважает. Но живут как-то в стороне. Молодые учительницы-комсомолки аккуратно бывают на собраниях, членские взносы платят, а больше, пожалуй, ничем не занимаются. Директор относится ко всему с прохладцей: он беспартийный, как я на него повлияю?

- Ну, это дело простое... Пошли в школу, - предложил Гошатхан.

До уроков оставалось еще добрых полчаса: в школе было пусто, лишь в огороде двое перемазанных землею мальчишек возились около кустов помидоров. Директор, хмурый, озабоченный, подняв воротник помятого пиджака, молча расхаживал по двору. Он холодно поздоровался с Гошатханом и Ширзадом: было заметно, что он не ждал от этой встречи ничего хорошего.

- Чем занимаетесь? - спросил Гошатхан.

- Цветы сажаю, - с затаенной иронией ответил директор.

Мальчики переглянулись.

Гошатхан пожал плечами и вдруг бесцеремонно отогнул директору воротник пиджака, ногтем сбил соринку.

- Не мороз ведь!... И это ты меня решил разыграть? Думаешь, спутаю помидоры с хризантемами? Стыдно! Пошли в класс.

Нарядная с виду школа оказалась внутри запущенной, грязной. По углам коридоров скопились кучки мусора, на стенах висели запыленные картины и плакаты. Директор зевал, ежился, будто от сквозняка, отвечал Гошатхану с неохотой. Стенная газета? Как же, выходит аккуратно, но старый номер вчера сняли, а свежий еще не готов: ни одной заметки нет... В директорском кабинете из продранного дивана торчали стружки, подоконники были завалены подшивками газет, журналами, кипами тетрадей. На потолке темнело извилистое пятно, словно кровоподтек.

- Крыша прохудилась, - невозмутимо сказал директор. - Две недели назад я отправил председателю колкоза официальное заявление... Пока кровельщиков не прислали.

- А вы бы старшеклассников-комсомольцев собрали, да с ними и починили, - нараспев, с издевательской вежливостью, посоветовал Гошатхан,

- Приму ваши указания к сведению и исполнению, - директор почтительно наклонил голову.

- Может, товарищ Ширзад школе достанет шиферу? - таким же ехидным тоном спросил Гошатхан.

Ширзад смутился.

Когда разговор зашел об отметках и посещаемости, директор оживился, цифры посыпались, как горох из дырявого мешка, но Гошатхан слушал рассеянно.

- Значит, все дети школьного возраста учатся?

- Разумеется! На сто процентов. Согласно вашему предписанию! - бодро воскликнул директор.

- А дети чабанов?

Директор осекся, пришлось сознаться, что весною действительно дети чабанов перестали посещать занятия,

- Зимой тоже не посещали, - вздохнул Гошатхан.

Двери распахнулись, взвизгнув ржавыми петлями, вошли две молоденькие учительницы и старик преподаватель с тщательно расчесанной белоснежной бородою, поздоровались.

- Вы, наверно, слышали о Гасанбеке Зардаби? - спросил Гошатхан.

- Это из "Пахаря"? - наморщив лоб, с усилием припомнил директор.

- Он самый! Еще восемьдесят лет назад Гасанбек Зардаби говорил, что народный учитель должен факелом пылать, освещать путь крестьянам к новой жизни... Так ведь это еще в прошлом столетии говорено было. С советского учителя нужно больше спросить. Он должен быть образцом, примером, вожаком народа! - Гошатхан говорил не повышая голоса, и, пожалуй, одному Ширзаду было заметно, как трудно ему сдерживать возмущение. - Без огонька работаете, товарищи, лениво, равнодушно...

- Прошу не обобщать, - внезапно рассердился директор и побагровел. Единичные факты еще не дают вам права бросать такие обвинения всему коллективу преподавателей.

- Извините, ради бога, извините! - Гошатхан широко развел руками. Просто я хотел напомнить, что равнодушие - страшная беда. Равнодушный, ленивый учитель подобен несчастному дервишу, о котором пра вильно сказал поэт: "Подадут милостыню - доволен, не обругают - и этому рад".

Старик учитель давно уже порывался вступить в беседу, но, воспитанный в правилах старинных приличий, не мог перебить Гошатхана,

- Товарищ Гошатхан, ты прав, - сказал он наконец, - у рыбы холодная кровь, а у равнодушного в жилах не кровь, а сыворотка... Но заметь, что не только мы виноваты в отрыве от кипучей жизни колхоза, но и этот молодой человек, мой ученик. Между прочим. - И старик указал на Ширзада, - Ни разу он у нас не был, и думаю, что не ошибусь, если скажу, что и сегодня вы его сюда затащили насильно. Вот почему мы застряли в четырех стенах школьного здания и заросли паутиной.

Молоденькие учительницы, круглолицые, с ярким румянцем на щеках, с наивными глазками, при каждом слове старика одобрительно кивали.

- А директора вы напрасно ругаете, - продолжал старый учитель. Горожанин, недавно из института, деревенской жизни не знает, чувствует себя чужаком. Я об этом имею право открыто говорить потому, что ругаюсь с ним если не каждый день, то через день. Сбежал же от нас преподаватель русского и немецкого языков: не выдержал, год скитался по чужим углам, тосковал, друзей не нажил... А кто виноват? С Рустама ответственность не снимаю, но ведь и этот, - старик снова показал на Ширзада, - мог бы догадаться, пригласить молодого учителя в свою компанию.

Ширзад не знал, куда деваться от стыда.

В дверь робко постучали, и в кабинет вошла тетушка Телли, таща за собой заплаканную Гарагез. Поставив перед директором кувшин с перевязанным тряпочкой горлышком, тетушка с воинственным видом сказала:

- Недуги твои пусть падут на меня, но пошли эту девчонку в какой-нибудь класс, а если хромать по арифметике станет, не обращай пока внимания. Смышленая, все схватывает на лету.

Гошатхан улыбнулся, и Ширзад понял, что утром в доме тетушки Телли был обстоятельный разговор.

В коридоре прозвенел звонок, учительницы и старик ушли в классы.

- Эх, тетушка, тетушка! - с притворным огорчением сказал Гошатхан, когда дверь за учителями закрылась. - Звеньевая, активистка, а директору подарок принесла. Да разве так полагается? Сплетни пойдут, ему же, бедняге, неприятности.

- Бабушка, я ж говорила: не возьмет, - пискнула Гарагез, пряча лицо в сборках необъятной юбки тетушки Телли.

Директор был в полной растерянности.

- Как это не возьмет? Пусть только посмеет! - Тетушка рассвирепела, даже рукава засучила. - Да что он, моим подарком побрезгает?! А сплетен, дружок, - повернулась она к Гошатхану, - все равно не убавится, уж это ты попомни.

Тот захохотал.

- Придется взять, - посоветовал он директору. - Придется и эту черноглазую красотку тоже взять, если не в шестой, то в пятый класс обязательно.

Вздохнув, будто гора с плеч свалилась, директор сказал девочке:

- Беги в класс, я тоже сейчас приду.

Гарагез взвизгнула от радости, подпрыгнула и побежала; в дверях только мелькнул подол ярко-синего платья.

- Ну, в добрый час, - напутствовал ее Гошатхан. - Мне тоже пора.

Тетушка Телли поманила в коридор Ширзада, шепнула:

- На участок пойду. Пусть недуги твои падут на меня, каковы распоряжения?

- Разве сама не знаешь? На культивацию нажимай.

А в кабинете Гошатхан говорил директору, что надо вечерком посоветоваться, пригласить и Ширзада и Наджафа, всех учителей. Ведь от этой сонной одури и рехнуться впору... Директор краснел, рассыпался в уверениях, что учтет все указания, а Гошатхан ясно видел, что без постоянной помощи Ширзада тут дело не пойдет.

Выйдя на улицу, он спросил Ширзада, нельзя ли на днях созвать партийное собрание. Секретарь сказал, что завтра вечером хотели собраться, но Рустам попросил перенести на субботу.

- Узнаю Рустама, - лукаво улыбнулся Гошатхан. - Конечно, через три дня положение в бригадах резко улучшится, вот он и предстанет перед коммунистами в наилучшем виде... Ну, можно и в субботу, дело не убежит, подумав, согласился он, - вечером зайдем с тобой к учителям. Надо их расшевелить, тебе же помощниками станут. И Наджафа позови.

Среди каменщиков, клавших фундамент Дома культуры, показалась могучая фигура Рустама. И вот уж загремел колоколом его зычный бас, - кому-то крепко досталось... Заметив Гошатхана и секретаря, Рустам крикнул, не двигаясь с места:

- Завобразованием прямо-таки влюбился в наш колхоз. И чего тебя сюда демоны носят? Кажется, хлопчатник в порядке, зерновые пошли в трубку, бахчи цветут... Какой ярлык собрался приклеить?

- Не остри, не остри, сам невзначай уколешься, - спокойно ответил Гошатхан, подходя к председателю.

- Я тебя спрашиваю, - раздельно спросил Рустам с высоты своего роста разглядывая маленького Гошатхана, - какой ярлык припас?

- Ты бы про наследство Немого Гусейна не забывал. Посевы-то там прореженные, - напомнил Гошатхан.

- Всю ночь напролет не спал, тетушку Телли расспрашивал? К каким-то злосчастным десяти гектарам привязался? Вот пусть она сама теперь и подкармливает. - Рустам-киши просунул пальцы обеих рук под широкий пояс, туго охватывавший его живот. Он был доволен, что унизил Гошахтана при каменщиках, не замечая в пылу раздражения, что на Гошатхана они смотрят с уважением и сочувствием.