Борис Можаев - День без конца и без края Страница 8

- Здравствуйте, товарищи!

Но рука коснулась фуражки неловко, дугой. Василий чуть иронически смерил взглядом его верткую фигуру и крепко тиснул ему руку, так что "полувоенный" поморщился.

- Давно из армии? - спросил Василий.

- В армии не был, - чуть замялся тот. - Военобуч проходил по решению ЦК комсомола Якутии. - И тут же, спохватившись: - Меня зовут Сидор Иванович, по фамилии Судейкин.

- Силантьев Василий Никанорович, - ответил Василий.

- Я уж в курсе. Опытную станцию мне приказано сдать вам. А я остаюсь при вас заместителем по хозяйственной части.

- Завотделом селекции Мария Ивановна Твердохлебова, - представил жену Василий.

- Сидор Иванович, - протянул руку Судейкин. - Рабочих по отделу селекции разрешено нанимать сезонно - не более пяти человек. Штатное расписание здесь, - указал он на планшетку, и обратился к Василию: Разрешите приступить к передаче?

- Пойдемте.

Василий и Судейкин двинулись к конторе.

- Извиняюсь, вы не комсомольцы? - спросил на ходу Судейкин.

- Я член партии, а жена выбыла механически, - ответил Василий.

- Извиняюсь, это вам минус.

- Почему?

- Не работали с ней по единой линии, вот она и выпала из рядов.

- Она беспартийный большевик.

- Ну, тогда мы и ее должны охватить.

- Чем это ее охватить?

- Программой всеобуча. Изучение противогаза, винтовки образца девяносто первого дробь тридцатого годов, комплексом ГТО, стрельбой по мишени.

- У нее теперь своя стрельба пойдет на опытном поле.

- Какая стрельба? Неорганизованная стрельба строго запрещается.

- Успокойтесь... У нее организованная.

И на поле возобновилась прерванная работа.

- Ближе! Но! Ближе! - покрикивает Чапурин на лошадь и идет за сохой, насупленно смотрит в землю.

- Та-ак, та-ак, - повторяет Марфа, придавливая одну за другой доски, пытаясь не отставать от сноровисто сеющей Муси.

А над их спинами, как песня жаворонка, протяжно льется заунывная "ырыата" Аржакона.

Короткая якутская весна протекает бурно; еще только вчера на голых речных берегах, в глубоких и черных проемах обнаженного леса чуть желтели ивняковые островки, а сегодня зазеленел подлесок, выбросила клейкие, резные листочки береза, окуталась салатным пушком лиственница. Еще только вчера табунились стайками над рекой утки, а сегодня одинокие селезни тоскливо жмутся к камышовым зарослям, где на гнездах сидят их присмиревшие подруги; еще вчера в сизом, вязком небе тянулись частые клинья гусей и журавлей, а сегодня по вечерам с глухих болот на таежных распадках послышались гортанные, высокие клики журавлиных песен, и на ранней светлой зорьке почти незакатного дня с черных укромных проток да заводей ударил раскатистый трубный зов одинокого оленя.

Весна и лето слились в одном ликующем порыве пробуждения - взять от солнца, от земли, от этого теплого ветра, от влаги все для короткой и бурной жизни.

На полях опытной станции, где еще только вчера сеяли, сегодня густо зеленеют всходы, и две одиноких фигурки - Муси и Марфы - склонились в прополке и кажутся совсем точками на этом мягком огромном разливе зеленей.

Маленький Володя подбегает к пропольщицам и кричит:

- Мама, сегодня день давно уж кончился. Папа говорит: ночь началась. Спать пора.

- Ах ты, мой звоночек! - Муся берет его на руки. - Значит, маму пожалел?

- Нет, я тебя не жалел. Это папа меня послал.

- Слышишь, Марфа? Начальство приказывает бросать работу, - говорит Муся.

Марфа встала с колен, с трудом разогнула спину, уперев руки в поясницу.

- О господи боже мой! Спина одеревенела. - Оглядывает прополотую полосу. - Ну, Марья Ивановна, за вами и на четвереньках не угонишься.

- Это не я тороплю, Марфа, - время гонит. Если трава забьет всходы, тогда пиши пропало, не успеют они созреть.

- Так-то оно так. Потянем их. Господь даст - и вызреют.

- Тут, как говорится, на бога надейся, но сам не плошай. А вот с опылением нам вдвоем не справиться. Надо бы еще кого-то пригласить, говорит Муся.

- Хотите, я племянницу позову?

- Где она? Что делает?

- В школе учится, в восьмом классе.

- Это хорошо. Это у нее вроде практики станет... Пригласи.

Они идут к длинному бревенчатому бараку, к своей конторе и своему жилью. У порога их встречает Василий:

- Привет старательным культурхозяевам! Вы что же нас голодом морите?

- То-то видно, как вы истомились, бедные, - отвечает Муся.

Из-за плеча Василия выглядывает Судейкин, а в глубине стоят Чапурин и Аржакон. Все в сборе.

- Вы что, или женить кого собрались? - спросила Муся. - По какому случаю сбор?

- А вот проходите и узнаете... Мы тоже не бездельничаем, - загадочно улыбается Василий.

Он ведет Мусю по коридору. Остальные идут за ними. Рядом с их комнатой над очередной дверью дощечка с голубой надписью: "Селекционная лаборатория".

- Видишь? - указывает Василий.

- Солидная вывеска, - улыбается Муся. - Неужели сам сотворил? Живописец!

- Минуточку! - Василий торжественно растворил дверь и королевским жестом пригласил: - Прошу, товарищ заведующий отделом селекции!

Муся перешагнула порог и ахнула: на свежеструганных аккуратных полочках стояли колбочки, пробирки, стеклянные банки, плошки, а на столе красовался новенький, сверкающий никелем микроскоп и пачка журналов и тетрадей.

- Откуда? Когда? - удивленно спрашивала она.

- Оборудование доставил сегодня из Якутска, - сказал Судейкин.

- А полки, полки-то? Какая прелесть!.. - удивлялась Муся.

- Золотых дел мастер, - указал Василий на Чапурина. - Его работа.

- Андрей Егорыч, вы и это умеете?

- Дак дело нехитрое. Было бы из чего, - смущенно отвечал Чапурин.

- И все, почитай, одним топором сработано, - сказал Василий.

- Дак умеем топор держать. Дело нехитрое, - сказал Чапурин.

- У нас еще и почвенная лаборатория оборудована, - сказал Судейкин.

- Сидор Иванович, это уже разглашение военной тайны, - сказал Василий.

- А ну-ка, ну-ка! - подхватила Муся.

Они перешли в соседнюю комнату. И здесь такие же полочки с расставленными приборами, стол, принакрытый газетами.

- А что у вас на столе-то? - спрашивает Муся.

- Почвенные образцы, - отвечает Василий.

- Когда же вы успели? Покажи-ка!

Муся подходит к столу, Василий срывает газеты. На столе - водка, вино и закуски. В центре стола огромная миска, полная розовой строганины из тайменя с луком.

- Это главное произведение искусства - тала! - указывает на чашку Василий. - Принадлежит оно Аржакону. Что есть это? Рыба. А что есть рыба? Аржакон, ответь!

- Ну, риба есть - и жизня есть! Риба нет - и жизня нет.

- Правильно! - заключил Василий.

- Но по какому случаю? - спрашивает наконец оторопевшая Муся.

- По случаю открытия нашей опытной селекционной станции. Все за стол! командует Василий.

Люди рассаживаются; Василий разливает водку и вино:

- За тот хлеб, который мы вырастим на этой земле!..

Широкое поле цветущего ячменя. Шелестящие овсы... А сочные короткие стебли пшеницы только еще начали колоситься.

Муся стоит на краю деляны ячменя, трогает руками колосья, словно малого ребенка гладит. К ней подходит Марфа с высокой, худенькой, но крепкой девушкой-подростком и говорит:

- А вот и моя племянница!

Муся протягивает ей руку, как взрослой:

- Меня зовут Марией Ивановной.

- Здравствуйте, - лепечет Люся.

- Ты знаешь, что такое селекция?

- Нет.

- Вот гляди: здесь ячмень, а это пшеница. Тут колос большой, а здесь нет еще. Надо нам вырастить такую пшеницу, чтобы она созревала раньше ячменя.

- А когда мы ее вырастим? - спрашивает Люся.

- Может, через десять, а может быть, и через двадцать лет. Не надоест тебе ждать?

- Я терпеливая. Я с детства пряду... И ткать умею.

- С самого детства! - улыбается Муся. - Да, стаж терпения у тебя большой. Тогда приступим к опылению.

Муся берет пинцет и начинает удалять пыльники.

- Вот, видишь, как это делается?.. Пыльники долой, пестики оставляешь... Потом опыляем, пыльцу берем отсюда... Вот это и есть скрещивание. А теперь - под колпак. - Муся надевает белый колпачок на колос.

- Как в больнице, - усмехается Люся.

- Правильно! Здесь тоже зарождение происходит, только нового зернышка. - Ну, бери инструмент... Прививай.

Люся начинает обработку колоска, от усердия прикусив губу.

- Та-ак! - подбадривает ее Марфа.

Они втроем начинают обработку деляны.

Солнце уже свалилось к закату, а они все еще стоят по грудь в зеленом ячмене, а за ними широкая деляна покрылась белыми колпачками.

Быстрые пальцы ловко снимают изоляторы с колосьев. Муся, обработав деляну ячменя, останавливается опять возле пшеницы. Медленно-медленно ходит вдоль деляны.

- Ну, что, плохо, Мария Ивановна? - спрашивает ее "из овсов" Марфа.

- Растет, но туго, - отвечает Муся. - Только бы похолодания не было. Тогда прощай наши пшеницы...

- Сколько трудов положено! - вздыхает Марфа.