Алексей Позин - Прямое попадание Страница 8

Но разумеется, главным в охотничьем хозяйстве отчима было ружье. Оно хранилось в черном, толстой кожи футляре с клапанами по торцам, напоминающим футляр фагота. Открыв клапан, на свет извлекался вороной ствол с цевьем, затем шел наружу ореховый приклад, сами собой вылетали части свинчивающегося шомпола. Ружье было бельгийское, с левым чоком, с эжекторами, двенадцатого калибра. Затвор густо расписан витиеватыми узорами. Дед был длиннорук, поэтому к прикладу привинтили белую резиновую прокладку. Ореховое ложе украшала золотая монограмма, с шутливой фразой в адрес хозяина от друзей, подаривших ружье к какой-то знаменательной дате.

- А как пахнет! - негромко восклицал Сергей Александрович. - Ты слышишь, Никита, как пахнет, а?

Старик последнее время часто прибаливал, бабушка делала ему необходимые уколы, следила за приемом лекарств - делала все, чтобы ее Сережу не госпитализировали. Сейчас он лежал на спине, повернул свое крупное, красивое лицо, покрытое трехдневной серебряной, как иней, щетиной, чтобы последний раз посмотреть на все эти предметы, с которыми было связано столько памятных и приятных минут.

- Ты знаешь, что я заметил, Никитушка? Это непосредственно связано с этим запахом.

- Интересно. - Никита Владимирович улыбнулся, зная способность Сергея Александровича к неожиданным наблюдениям и остроумным выводам. - Что же? Перебирал содержимое жестяного сундука, который приволок по просьбе отчима из чулана и установил по середине комнаты.

- Этот запах, голубчик, успокаивает наших взвинченных дам, ей-богу. Иногда смотришь: заведенная, как пружина, того и гляди, в кого-нибудь вопьется, а как почует запах всего этого, глядь, веселеет, ноздри начинают первобытно трепетать. Это тебе мое слово. Сами не замечают, а приходят в такое возбуждение, какого никаким шампанским не добьешься...

Дед, так его про себя звал Никита Владимирович, с шутливым сожалением вдохнул и хмыкнул в прокуренные усы.

- Видно, есть в этом запахе, - продолжал Сергей Александрович, большой знаток женской натуры, - что символизировало мужчину в те еще времена (мах пухлой кистью), когда никакой торговли не было. Пища,- здесь он прирыкнул, добывалась своими руками и теплое, кровоточащее мясо приносил в дом мужик, а не баба, как сейчас, с рынка... Наверное,- старик улыбался, не сводя немигающего взгляда с собеседника, - женщины среди мешанины этих запахов: кожи, металла и дерева, безошибочно выделяют запах крови. А, как ты считаешь, Никита? Запах зверя, умерщвленной плоти, дарующей жизнь другой плоти. И, почти не осознавая этого, - инстинкт это делает помимо воли, - они обоняют только его. И это-то их и успокаивает.

- Похоже, - говорит Никита Владимирович. - Тонкое замечание. - Смотрит на отчима: тот оценил иронию, и они улыбаются. "Прелестный старик. Такую жизнь прожил, - думал Назаров-старший, - что время делает, какой старик".

- Сколько раз замечал: начинаю собираться, а они, - показал рукой на стену, за которой была кухня, - сразу успокаивалась. Им бы каждый день такими быть. Я думал: в чем дело? И кажется, понял: женщинам жизнь, как нам, мужчинам: работа, карты, автомобиль, охота - не интересна. Она им интересна только по двум позициям: когда они рожают, - он сделал небольшую паузу, - и когда считают деньги... Это, видимо, влияет на какие-то центры у них в мозгу. - Смешные жесты пальцами. - Они что-то представляют: емко и мгновенно. Это, понимаешь, их карты и охота... Твоя мать, мой ангел-хранитель, умница, умеет скрывать эти врожденные пристрастия. Но эта борьба стоит ей немалых усилий, уж ты мне поверь. - Мужчины улыбаются. - Так вот о запахах. Запах всего этого хозяйства нарушает у них привычное представление о будничности жизни. Видимо, в их сознание вкрадывается с этим запахом уверенность в своей предназначенности, необходимости, понимаешь? Они начинают осознавать себя неким важным звеном в бесконечной цепочке из прошлого в настоящее и, наверное, даже в будущее... - Сергей Александрович замолк, и некоторое время его умные, поблекшие глаза ничего не видели. - Ну что ж, - он очнулся, - будя с доморощенными теориями о влиянии запаха охотничьего снаряжения на окружающую нас женщину. - Он хрипло засмеялся, его большое тело заколыхалось, кровать скрипнула. - Позови свою мать, пора лекарствие поглощать, хоть и толку от него - как от пареной репы, да бог с ними...

Лось на том берегу

Инга Серафимовна приехала за Андреем через десять дней. Все это время его бабушка была как бы чем-то недовольна. Андрей видел, что дело не в нем. Позже, разобравшись во взаимоотношениях между мамой и бабушкой, он предположил, что бабушкино недовольство вызвано было легкомысленным, с ее точки зрения, поведением его родителей после того, как ему зашили бок. Надо было задержаться, мало ли что могло случиться- загноение, температура, а ребенок без матери, которая в штанах по городу ходит и вообще неизвестно где прохлаждается. Бабушку Андрея в юности несколько раз катали в парке на весельной лодке, и она, верно, думала, что и сын с семьей проводил отпуск примерно так. Такое поведение никак не укладывалось в ее голове на фоне случившегося с внуком несчастья.

Пообедав у бабушки, с мамой отправились в больницу, где Андрею сняли швы, и из больницы поехали на вокзал. Мама была в спортивных брюках с застроченными спереди стрелками и резиновыми петлями под пятки, так что брючины были всегда натянуты и ткань при каждом шаге сзади под коленом сгибалась и тут же выпрямлялась. На ней был плащ-пленка, который сворачивался и укладывался в специальный пакет, служащий одновременно пилоткой, прикрывавшей голову от дождя, - по-дорожному практично, и он поверил, что точно они поедут куда-то туда, в неизвестность, где их ждет отец.

Долго ехали на электричке, потом автобусом, ждали на какой-то пристани речного трамвайчика. В толпе стояли рыбаки, охотники и грибники с корзинами, затянутыми сверху плотными клеенками.

Слева от пристани висел в солнечных лучах ажурный автомобильный мост, по нему проносились машины, вдруг очень четко долетал надсадный рев дизеля. Охотники в бинокль рассматривали далекий противоположный берег, и один сказал, что видит лося: "Голова торчит из кустов. Матерый". Все стали смотреть в ту сторону, но ничего не увидели - бинокль охотник передал кому-то своим. Андрей очень хотел увидеть лося, поэтому он решил, что если напряжет зрение, то и так, без бинокля увидит, что творится в кустах примерно в километре на другом берегу.

Тут все ожидающие стали смотреть через протоку, справа от пристани, как по дороге, пыля вдоль берега, полз черный "ЗИМ", горя на закатном солнце хромом. Отсюда, с высокого берега, он казался ну совершенно таким же, как подарил отец на один из дней рождений Андрея, - с длинным упругим тросиком, с кнопкой для управления и маленькой ручкой, которую надо крутить, чтобы игрушка начала двигаться.

- Начальство охотиться поехало, - сказал кто-то ехидно в толпе.

"ЗИМ" остановился, из него вылезли двое в высоких сапогах, потоптались у воды, влезли в машину, и она тронулась. Пришел трамвайчик и забрал порядочно людей.

Их катер задерживался и пришел часов в семь. Пока плыли, Андрей все спрашивал маму, какая под ними глубина и сколько до берега. Встрял с ответами какой-то дяденька, что глубина под ними метров двадцать, а до берега недалеко, кто плавать умеет, тот доплывет, мама следила, чтобы сын не перекинулся через леера.

В Калязин прибыли к вечеру. Пристань большая, но неуютная. Резали глаза пустые яркие лампочки. Путешественники по широким мосткам сошли на высокий берег. Погуляв по затоптанному городскому саду, в который они попали через дыру в заборе, уселись на неудобной лавочке и стали ждать пароход до Большой Волги. Откуда, опять трамвайчиком, можно попасть в деревню Перетрусово в глухом углу Московского моря. Оказывается, туда на лодке и забрались родители в компании с тетей Люсей и ее мужем, дядей Юрой.

Вечер был теплым и долгим, но без движения у воды они начали зябнуть теплоход ожидался не раньше девяти - начала десятого. Неизменный противоположный берег стал черным и рельефно окаймлял еще светлое небо второй половины лета 1959 года, река стояла спокойная и гладкая, кое-где по ней двигалась крошечная лодка.

Любовная история

За высоким берегом справа раздалось надсадное гудение лодочного мотора, потом к нему присоединились какие-то свист и дребезжание, переходящие в нарастающий треск. На фонарных столбах пристани загорелись лампочки, сумерки резко сузили и поглотили перспективу, но теперь обнаружились подмигивания огоньков дальних бакенов - там и здесь. К звуку мотора невидимой пока еще лодки присоединился тревожный вой. Вдруг, словно прорвали какую-то пленку, треск стал близким, и показался высоко задранный нос длинной лодки, она вышла вся, и стал виден сидевший, будто прямо в воде, ее рулевой. Лодка повернула и пошла острым носом точно на берег. Остальное произошло неожиданно быстро. Не сбавляя скорости, судя по ровному вою мотора, видимо, не такой и большой, лодка обогнула дебаркадер и, не задев причальные тросы значит, рулевой прекрасно знал обстановку, - вышла на пологий берег. Накатила волна, и мотор, пыркнув пару раз, заглох. В наступившей тишине раздался какой-то совершенно беспардонный и веселый ор: