Алексей Позин - Прямое попадание Страница 9

Любовная история

За высоким берегом справа раздалось надсадное гудение лодочного мотора, потом к нему присоединились какие-то свист и дребезжание, переходящие в нарастающий треск. На фонарных столбах пристани загорелись лампочки, сумерки резко сузили и поглотили перспективу, но теперь обнаружились подмигивания огоньков дальних бакенов - там и здесь. К звуку мотора невидимой пока еще лодки присоединился тревожный вой. Вдруг, словно прорвали какую-то пленку, треск стал близким, и показался высоко задранный нос длинной лодки, она вышла вся, и стал виден сидевший, будто прямо в воде, ее рулевой. Лодка повернула и пошла острым носом точно на берег. Остальное произошло неожиданно быстро. Не сбавляя скорости, судя по ровному вою мотора, видимо, не такой и большой, лодка обогнула дебаркадер и, не задев причальные тросы значит, рулевой прекрасно знал обстановку, - вышла на пологий берег. Накатила волна, и мотор, пыркнув пару раз, заглох. В наступившей тишине раздался какой-то совершенно беспардонный и веселый ор:

- Даша! Дашка! Ой, ой! Ля-ля-ля, Дашенька-а-а, ой! Ой ты, Дашенька моя, выйди, погуляем! Ой! Ой!

Мужик в зеленой телогрейке, рваной зимней шапке, небритый - темное лицо, стоял в своей лодке, на дне которой было накидано сенцо (сверху видно отлично), размахивал руками, покачивался, притоптывал и орал:

- Выйди, Дашенька, ой, не могу я, выйди! Дашенька! Ой ты, милая моя, выйди, погуляем, Даша-а-а! Дашка, выйди, и уеду-у, - умолял на всю округу.

От прибрежного дома на дебаркадер неспешно вышла крупная женщина в сапогах и телогрейке поверх длинного рабочего халата. Она облокотилась на перила и стала, наверное, улыбаясь, отчитывать своего ухажера:

- Ну что, оглоед, налил бельма, пожаловал? - В ее голосе не было раздражения или злости. - А ну давай проваливай отсюда на своем корыте! Иди-иди, проспись! Слышь, что ль? Проваливай!

- Хорошо, Дашенька, хорошо.

Мужик ступил в воду, пихнул свою длинную и основательную посудину, мотор затарахтел, лодка развернулась и ушла. Через десять минут раздался знакомый стук движка, свист, появилась лодка. Она так же врезалась в берег, так же заглох мотор, зашумела, накатившись, несильная волна, и рыбак стал опять орать. Сцена повторилась несколько раз: Даша выходила, он успокаивался, отчаливал... Пару раз кто-то ему помогал столкнуть далеко вылетевшую немалую лодку на песчаный берег. Мотор оживал, веселый "оглоед", как прозвала его флегматичная Даша, выруливал на большую воду, что-то все время горланя, как бы уверяя себя, что поплыл восвояси. Но неведомая сила плавно меняла его курс. Задевая волной притихших вдали вечерних рыбаков, на воде было слышно, как они, выведенные из себя, его провожали, "оглоед" делал огромную дугу по спокойной глади Волги и, теперь уже в этом никто не сомневался, узкой черной торпедой летел к пристани. Огибал темную баржу с раскрашенным домом на ней и с разбойничьими, веселыми криками и ликующими воплями в который раз выбрасывался на берег. Под конец спектакль всем наскучил, и на незадачливого кавалера не обращали внимания.

Встреча с вождями

Стало прохладно. Они спустились на дебаркадер, где голос пьяного речника не так лез в уши, как на набережной. В небольшом зале ожидания на деревянных и неуютных лавках сидело несколько человек. Андрей прислонился к маминому плечу, задремал и очнулся от мощного толчка, шипения и тяжелой возни чего-то огромного, незнакомого, что своим желтым боком загородило все окна пристани. Подвалил пароход. Он был колесный, наполовину грузовой, а наполовину пассажирский. Мама взяла каюту первого класса - небольшое помещение с двумя плоскими и жесткими топчанами, даже подушек не полагалось.

Пароход жил своей жизнью, неторопливой и размеренной. Где-то в глубине, отделенная многими перегородками, шумно работала машина, хлопали двери, кто-то кому-то кричал. Но когда пароход отвалил от калязинской пристани, беготня и крики прекратились, а все перекрыл шум ритмично шлепавших лопастей огромных колес. Наши путешественники так устали, что сразу легли на коленкоровые диваны, накрылись куртками и уснули. Позже, узнав, что они ехали в первом классе, отец обозвал их с мамой буржуями, дескать, могли бы и третьим классом проехать. Они не стали рассказывать, какой шум, вонь и грязь царили в том третьем классе, куда они сначала спустились и тут же вылетели наверх, испугавшись увиденного.

Проснулись от стука в дверь:

- Большая Волга. Кому сходить... - то ли спросил, то ли сообщил из-за двери мужской голос.

Даже через деревянные полосатые ставни на окне можно было догадаться, какое чудесное, яркое утро. Они наконец пересели на речной трамвайчик, который и должен привезти их к месту.

Катер выходил на простор водохранилища, минуя гигантские фигуры Сталина и Ленина, сложенные из серых гранитных прямоугольных брусков. Два клетчато-полосатых огромных изваяния стояли на берегах пролива, соединяющего канал с водохранилищем, и как бы смотрели куда-то вдаль - как тогда было принято говорить и писать, в светлое будущее всего человечества. Позже, проплывая на тяжелой килевой яхте мимо этого известного речникам места, повзрослевший лет на десять Андрей услышал рассказ, как в середине шестидесятых фигуру Сталина пытались свалить, заарканив ее тросом, несколько речных буксиров, но кладка оказалась настолько прочной, что монумент подорвали. Андрей увидел высокий холм из серых граненых камней... Ленин стоял. Но ему было явно одиноко.

Ошеломление

Свежий утренний ветерок быстро выдувает их с мамой с палубы. По крутой и острой лестнице они спускаются в салон. Андрей устраивается у окна и, сморенный теплом и съеденным бутербродом, почти сразу засыпает. Очнувшись, так же внезапно, как и уснул, он видит, что вода почти на уровне глаз, и, оглядываясь, он какое-то время соображает, почему нет воды в салоне - волна бежит прямо перед глазами, качает кусты на берегу. Значит, они уже миновали безбрежный разлив и плутают только капитану известным маршрутом по всяким бухтам, протокам и заливам.

Неожиданно выныривает облитая сверху ярким солнцем лодка с высокой зеленой копной скошенной травы; из копны торчат весла; они еле ворочаются. Катер проходит мимо, и Андрей видит, как гребец в синей майке сидит между двух копен - одна на носу, а другая на корме. Оглядываясь, косарь разворачивает лодку, и, когда волна доходит до нее, та клюет груженым носом вниз, резко подбрасывая заднюю копну вверх: видна маленькая, срезанная корма, лодка еще раз клюет, с гораздо меньшей амплитудой, - парень в это время не гребет. Тут появляется вторая лодка, тоже груженная травой, на ней двое - мужик гребет, а баба из-под ладони смотрит на катер, внизу у них лежат два велосипеда, изломы рулей горят на солнце.

Поднялся на палубу. Открывшееся великолепие так потрясло его, что Андрей особенно и не смотрел по сторонам, видимо, боясь заранее этой красоты, подсознательно понимая свою беспомощность и ничтожность перед ней. Ветра почти не было, воздух был свеж и чист, как родниковая вода. Медленно текли назад берега, под бортами шипела вода, разговоры вокруг постепенно стерлись, кто спал, кто смотрел на берега. Андрей решил схитрить. Бросив беглый взгляд на берег, он потом наблюдал, что творится, скажем, в рубке их трамвайчика, гадая, как крепится железная звезда на крутом лобовом выступе, смотрел на шипящую, пенящуюся воду, на плавно изгибающуюся, плоскую ленту белого следа за катером. Возникали, отваливаясь от проносящегося железного корпуса, волны и бежали одна за другой, уменьшаясь, вода шумела на береговых отмелях и под кустами, качая речные травы и вспугивая с песка трясогузок и бекасов. Он взглядывал на все сразу - общим планом, и от этого останавливалось дыхание. Он переходил с носа на корму, спускался в просторный кормовой салон, весь залитый солнцем, садился...

Катер притыкался к мосткам с женщинами и детьми - у всех веселое ожидание на лицах. Узнав кого-нибудь среди сходивших, встречавшие начинали махать руками, что-то говорить, подхватывать и передавать сумки и авоськи. Для находящихся в салоне эти сценки лишены звуковой окраски. Неожиданно все стоящие на пристани начинают отодвигаться назад. Катер отходит. Качается осока, плавно изгибается рябой на солнце верхний пласт воды - начинает кружиться голова.

Их остановка - конечная. Катер причаливает к барже, все пассажиры сходят по трапу и идут по ее горячей деревянной палубе на другую сторону. Там под высоким бортом пристани, оказывается, пришвартованы лодки встречающих. Отца нет, сходен на берег тоже нет - кругом вода: до стены высокой травы явно нежилого берега метров двадцать недружелюбно-мутной воды. Будочка посреди баржи, из крыши торчит труба, в сторонке с папироской стоит старичок шкипер. Катер еще не отошел. На барже оживление: приехавших женщин дядьки рассаживают по лодкам. Протягивают с воды руки и принимают сумки, затем их самих; подолы у теток задираются, Андрей отворачивается. Отца нигде нет.