Когда ласточки кружат над домами - Игорь Надежкин Страница 8

Но в 2016-ом, я слишком увлекся этой идеей, и со свойственным мне рвением и упорством, пытался отринуть свое бродячее прошлое, пропитанное аскетизмом и слепой верой в фатум, который я так яростно пытался сломать. Я слишком зациклился на материальных вещах, и наверное, даже стал их рабом, вот только все естество моей души противилось этому, заставляя стыдится того, что я все больше становился похож на тех, кого так яростно обличал.

Наверное, именно поэтому, меня так взволновала судьба Александра Елинича. Он стал для меня символом всего, что я оставил позади, напомнив мне о моих прежних мечтаниях. С его возвращением, я словно распался на две личности, которые никак не могли примириться друг с другом. Один звал меня в прошлое, обещая вернуть то безумное чувство эйфорической безудержности, с которым я мчался по жизни, опустошая ее словно вино. Другой же, напоминая о неизбежности похмелья, манил меня в грядущие годы, на встречу новым горизонтам и всем трудностям, что ждали меня впереди. А я застрял между ними, как ребенок в зале суда, который должен прямо сейчас и навсегда решить, с кем из родителей он вернется сегодня домой. Каких-то девять лет назад, я не раздумывал бы и секунды, ведь в 18 лет, так просто быть уверенным в чем-то и думать, что тебе известно все на свете, но с годами, ты понимаешь, что единственное, в чем ты можешь быть уверен — это то, что уверенным нельзя быть ни в чем.

И я просто застыл в нерешимости, боясь сделать первый шаг. Застрял надолго, постепенно теряя решимость во всем. Я не знал, что я должен делать, и что было для меня важнее. Мое прошлое, которое я предал, или то уютное благополучие будущего, что было мне так нестерпимо.

Глава 8

Остаток недели я провел в делах и заботах, стараясь не думать о Елиниче, но по-настоящему смог избавиться от этого наваждения лишь в субботу вечером, когда с Павлом и Кристиной поехал проведать ее старшего брата с семьей.

Юрий был весьма успешным мужчиной, немного за тридцать, который являл собой полный антипод Александра Елинича. Он был среднего роста. Со светлыми аккуратно стриженными волосами и гладковыбритым острым лицом. Одет он был всегда просто, но отличался от большинства неплохим вкусом, который был во многом заслугой его жены Ирины. Юрий обладал стройной подтянутой фигурой, которая стала его наградой за годы тренировок по плаванию. Работал он директором в достаточно крупной фирме, которая писала программы для своих клиентов, или что-то в этом духе, признаться честно, в компьютерах я мало что смыслю. Словом Юрий был на редкость смышленым малым. Его жена Ирина была не менее приятной, и не менее успешной женщиной. У них была одиннадцатилетняя дочь. А жили они в чудесном загородном доме, с прекрасным двориком, пергалом, и всякими высокотехнологичными штучками, вроде автоматической системой полива газона и освящением с датчиками движения. И все это они сделали сами, от фундамента, до лампочки, что подсвечивала пол вокруг кровати, чтобы не приходилось искать тапочки в темноте. Конечно, не все в их жизни было идеально, и порой возникали серьезные ссоры, но покажите мне пару, где нет конфликтов, и я покажу вам пару лжецов.

Тем субботним вечером, мы собрались вместе, чтобы скоротать выходной в приятной компании. День был на редкость погожий, какие редко бывают осенью в наших краях, и я наконец-то смог отдохнуть после рабочей недели, и как следует расслабиться, позабыв о тех мыслях, что не давали мне покоя, с того дня, когда в город вернулся Елинич.

Ирина и Юрий встретили нас у ворот.

— Вы, как всегда, не изменяете своим привычкам, — сказал Юрий намекая на то, что мы опоздали на пол часа. — Пицца уже в духовке, а мангал распален.

— Мы постараемся все компенсировать, — ответил я поматывая куском мяса.

— Ну раз так, тогда проходите, — он улыбнулся, сдержано и аккуратно, как и все люди, чей самодостаточный мир спрятан глубоко в их душе, и поспешил в дом. Я тем временем принялся за мясо. Не смотря на мою симпатию к Юрию, нас нельзя было назвать друзьями, и мы не были близки в общении.

Мы были слишком разные, к тому же принадлежали к разным поколениям, что в нашем мире, где за несколько лет все меняется до неузнаваемости — это целая пропасть. Куда больше общего я имел с Ириной, которая, как и я, родилась в глуши и рано познала нужду, да и отец ее был типом, куда похуже моего. В ее глазах я видел знакомый мне с детства холодный блеск забытых надежд и бессмысленного времени, проведенного в страхе перед собственным будущем. Она видела пустые ночные дворы, и то, как люди себя в них теряли, растворяясь в бесконечной вязкости лет. Она знала все это. И в этой нежеланной мудрости было что-то родное для меня.

Весь вечер мы просидели в их дворике, глядя, как дети резвятся на батуте, а в высоком небе пролетают редкие птицы, которые зачем-то остались здесь, вместо того чтобы лететь на спасительный юг. Мы ели стейки, пили вино и трепались о всяких пустяках, и в этой тихой размеренности было нечто успокаивающие. И я тут же проникся чувством безмятежности, что витало в осеннем воздухе, вперемешку с запахом тлеющих поленьев, что тихонько потрескивали в мангале, создавая причудливый аккомпанемент нашему вечеру. Сидя там, я так четко понимал решение моих дилемм, что хотелось сказать самому себе: «И в чем же ты мог сомневаться? Ты лишь взгляни, как здесь тихо, и как здесь спокойно. Не об этом ли ты мечтал столько лет?».

Я был свободен от своих прошлых суждений и безумства минувших лет. Все было просто и ясно — живи и будь счастлив, и позабудь наконец-то о тех, кто висит на тебе как балласт, утягивая за собой к обрыву. В этот момент, мысли о Елиниче не тревожили меня. Ведь он шел своим путем, а мне стоило идти своим. И что с того, что я потерял связь с прошлым? Все равно в нем не было счастья.

Вернувшись домой тем вечером, впервые за минувшую неделю, я смог крепко заснуть. Осознания того чудного вечера, были со мной еще долго, и казались мне не рушимыми. Я вновь зажил размеренной жизнью и крутился в простых