На весах греха. Часть 2 - Герчо Атанасов Страница 9

Вошла пожилая, гладко причесанная женщина в платье с белым, как у школьницы, воротничком сердечно улыбнулась и спросила, что подать: кофе, чай, соки?

— Виски, по маленькой, а, товарищ Няголов? — предложил Трифонов, нарушая внутренний распорядок.

Нягол согласился.

— По маленькой виски, Стефанка, кофе и соки, — распорядился Трифонов, и женщина вышла с тем же достоинством, что и вошла. — Ну, давно ли в родном городе, надолго ли? А я признаюсь, не знал, — он посмотрел на свои электронные часы.

Нягол не стал сообщать о смерти отца, не желая затягивать разговор и боясь поставить хозяина в неловкое положение. Да и этот взгляд на часы тоже был явно неспроста…

— Надолго. Думаю пробыть все лето, а может, и осень, — смотря как пойдет работа.

— Что-то новенькое, а? — откликнулся Трифонов. — Почитаем, почитаем!

— Об этом еще рано говорить, сначала надо написать.

— Ну-у! — развел руками хозяин. — Писатель мирового уровня, мы же гордимся…

— Не надо, Трифонов, сглазишь.

— Значит, будем за вас болеть и ждать! — моментально сориентировался тот.

«Если нечего делать, сидите и болейте», — с досадой подумал Нягол.

— Знаю, что вы устроились в отцовском доме, — снова начал разговор Трифонов, — для вдохновения это, пожалуй, хорошо, а как с удобствами? У нас есть квартира для дорогих гостей, да и резиденция свободна, так что милости просим.

Нягол отказался наотрез. У него есть все необходимое, к тому же с ним племянница, они вдвоем готовят, друг другу помогают и ни в чем не чувствуют недостатка. Трифонов понимающе кивнул, но добавил, что снабжение порой требует дополнительных забот, и ничего страшного не случится, если Нягол будет ходить в столовую или приобретать там продукты, это не проблема. Нягол еще раз отказался: дескать, все в порядке, ничего не нужно.

Принесли виски, кофе, соки, звякнули хрустальные бокалы, и Трифонов снова посмотрел на часы.

— Товарищ Няголов, — сказал он, увидев, что это не ускользнуло от Нягола, — через две минуты мы свяжемся с Софией, с вами хочет говорить товарищ… — он тихо назвал имя. — Он разыскивал вас в столице, позвонил сюда, но поскольку у вас нет телефона…

Нягол нахмурился: это вызов, да еще спешный явно неспроста. Трифонов подошел к столу и по прямому проводу набрал номер. В считанные секунды трубка оказалась в руках Нягола. «Здорово, писатель! — прозвучало на другом конце провода-Изучаешь жизнь родного края?» — «Что-то вроде того», — ответил Нягол. — «Очень хорошо! Новый роман?» — «С божьей помощью»… «Боги — это мы смертные! — засмеялся голос. — Ты-то, по крайней мере, можешь это доказать!» — «Этого не доказывают, богом надо родиться», — в тон возразил Нягол. — «Ладно, ладно, скромность украшает человека до поры до времени… Слушай, у меня к тебе большая просьба. Знаю, что отрываю тебя от работы, что прогоняю вдохновение, но кто-то должен был сделать это черное дело, так что стисни зубы и завтра первым же самолетом прилетай. Надо, сам понимаешь». Нягол молчал. «Алло, ты куда пропал?» — «Сначала отрываешь, а потом спрашиваешь, куда я пропал», — подумал Нягол и спросил: «А есть ли смысл?» — «Смысл? Да если нет смысла, зачем мы вообще взялись огород городить?» — пошутил голос, но Нягол почувствовал в нем какую-то натянутость. «Вот и я говорю, — подхватил он, — зачем его городить?» Голос помолчал, а потом сказал: «Послушай, ведь мы с тобой все-таки не огородники». — «Не должны быть!» — уточнил Нягол. — «Правильно. А раз мы не огородники, а боевые товарищи, жду тебя завтра утром, в аэропорту тебя встретит машина. Счастливого пути!.. А сейчас дай трубку Трифонову».

Пока они говорили, Нягол отошел к окну и бессмысленным взглядом уставился на бульвар. Нет, они от своего не отказались, — не вышло через Весо, так теперь идут в лобовую атаку. Ну и дела…

Трифонов проводил его до лестницы и долго тряс Няголу руку. Он понял, что настроение у Нягола упало, и терялся в догадках. Значит, договорились, в восемь утра машина будет ждать его у дома. А когда полетит обратно, пусть не сочтет за труд позвонить, его встретят. И будем надеяться, что еще не раз увидимся в родном городе… «Спасибо, Трифонов», — рассеянно ответил Нягол.

На улице он отпустил машину и пошел домой пешком. Город разрастался в сторону плато, сметая на своем пути старые виноградники. В детстве он играл с ребятами в этих райских местах — крутые террасированные склоны по горизонтали опоясаны дорогой, а на круче изрезаны тенистыми тропками. С каждого виноградника открывался как на ладони город: каменный поток, растекающийся все шире, массивный у берегов и мелеющий посередине, он изливался из жерла поросшего вековыми лесами плато. Сейчас он уже карабкался вверх — хаотическая смесь черепичных крыш и бетонных плоскоголовых коробок, утыканных бесчисленными антеннами.

Что за люди обитают в этих скороспелых, лишенных всякой привлекательности домах? Вопрос на первый взгляд риторический, но на самом деле за ним стоит масса проблем, сотни и сотни тысяч людей исконных болгар, которые бросили родной очаг, свой дом и двор, землю болгарскую и ушли в скученные города, в битком набитые разным скарбом дома — ни деревенские, ни городские: пестрые домотканые половики и плюш, сверкающая лаком мебель, обшитые деревянными и пластмассовыми панелями прихожие, по-плюшкински убогие ванные и кладовки, натюрморты, созданные на заре цветной фотографии. В разбухшем городе начинаются кризисы — и в жилье, и в снабжении, и на транспорте, и в медицинском обслуживании. Вот что мы натворили, подумал Нягол вот к чему пришли: в селах пустуют новехонькие дома, некому собирать урожай, в школьных дворах не слышно детского гомона, а в то же время в городах строится корпус за корпусом, открывается школа за школой.

Внезапно он вздрогнул — над ним раздались удары гигантского кулака, крыши окрестных домов приняли на себя грохот и возвратили назад раскатистое эхо. Нягол поднял голову и увидел, что стоит под самым балконом многоквартирного дома, на котором немолодая, но крепкая тетка выбивала свисавший с перил жаккардовый ковер. Из-под выбивалки взлетали желтоватые клубы пыли и ворсинок, медленными струйками оседавшие вниз. Увидев его, женщина остановилась.

— Ты чего стоишь под пылью? — крикнула она.

— Хорошо ты выбиваешь, — ответил Нягол, терпеливо морщась под сухим дождем ворсинок и пыли.

— Как могу, так и выбиваю, ты меня не учи.

— Нет у тебя двора, что ли?

— Чего захотел — двор! Двор в селе остался, его машину не впихнешь!

— Тут ты права, — сдался Нягол.

— Известно, что права. Давай, уноси