Беги - Лидия Евгеньевна Давыдова Страница 9

– Грушевое, как дома, – объяснила она.

Вот листики, вот одна груша, вторая. Галя наблюдала за Беатриче, пытаясь забраться в её воспоминания, понять, что именно помнит дочка о доме. Наверное, не забыла то, как бегала по двору, как играла в мяч, резвилась с собакой, как Адольфо повесил качели на грушевое дерево и поставил рядом бассейн.

Беатриче высунула язык и ловко дополнила рисунок большим кругом под деревом и девочкой с кучерявыми волосами, довольно посмотрела на рисунок, быстро дорисовала девочке корону и протянула маме:

– Вот. Это принцесса в бассейне, а рядом Стеша, её собака.

Галя поцеловала Беатриче в затылок:

– Очень красиво.

– Мама, я скучаю по дому. У меня там столько игрушек… и Стеша, – заныла Беатриче. – Почему она не с нами?

Галя погладила Беатриче по голове.

Как она может объяснить, что в тот вечер успела спасти только их с дочкой? А когда потом спросила, можно ли забрать и собаку, ей сказали, что с животными «в структуру» нельзя. Галя думала про Стешу каждый день и обещала Беатриче купить собаку, когда они выйдут на свободу.

– А давай сходим погулять в парк, а? Суббота же, – предложила Галя. – Я только уберу ванную, сегодня моя очередь, и пойдём, ладно? А ты пока уроки сделай.

– И на мороженое давай сходим, ну мамочка, – и Беатриче посмотрела на неё своими большими карими глазами, обрамлёнными длиннющими ресницами. – А?

Галя встала, полезла в кошелёк. Два евро – столько стоит маленький рожок мороженого. Всего в кошельке лежало двадцать евро. Риккардо дал аванс. Она даже не просила, он просто вынул из кармана сто евро и сказал:

– Бери, в счёт первой зарплаты.

Галя сразу же отложила в копилку восемьдесят евро, оставив в кошельке двадцать. На эти деньги надо было ещё купить тетрадки в школу, набор фломастеров, карандаши и носки. Все носки постоянно сползали: совсем стали маленькими. Конечно, по-хорошему надо купить новые ботинки. Но это минимум евро двадцать, а то и все тридцать. Себе бельё тоже надо было купить, но она точно потерпит. В конце концов, можно и заштопать несколько прохудившихся трусов.

– Не знаю, любимая…

– Ну мамочка, – на глаза Беатриче наворачивались слёзы, – я мороженое не ела уже сто лет.

Каждый день Галя старалась не чувствовать вину, но удавалось так себе. Она, и только она виновата в том, где они сейчас. Если бы она ушла раньше или, ещё лучше, вообще не вышла за него замуж, не поторопилась так, уступив его спешке, если бы она не позволяла обращаться с собой как с прислугой, не закрыла глаза на тот самый первый подзатыльник, не надеялась, как идиотка, что раз сегодня он её похвалил, то завтра всё поменяется, уверенная, что он больше никогда не скажет ей обидного слова, не унизит и тем более не ударит. А потом, увидев, что это была очередная морковка (Галя постоянно вспоминала пословицу про кнут и пряник, только в итальянской версии она звучала как «палка и морковка»), она всё равно не ушла, потому что привыкла к этим эмоциональным качелям. Ей было страшно признать, что, приняв такой ненормальный уклад жизни, она подвергла опасности собственного ребёнка. Она была противна самой себе за слабость, за то, что позволила себе жить в пузыре, за то, что превратилась в какую-то покорную амёбу. О чём она думала? Что вот наконец-то пришёл настоящий мужик, который решит все её проблемы. Что наконец-то после развода и пьяных ухажёров появился кто-то приличный. Что родилась долгожданная дочка, появился свой дом, сад, огород и собака и что всё это не хочется потерять из-за какого-то там подзатыльника или пары-тройки обидных слов.

И теперь она спасла себя и дочку, но лишила Беатриче нормального детства. Своей комнаты, мороженого, нормальной обуви и… собаки.

– Солнышко, я обещаю, в конце месяца мне дадут зарплату, и я куплю тебе два мороженых сразу!

Беатриче перестала дуться и расплылась в улыбке:

– Чур, мне со вкусом шоколада и фисташки!

Галя пошла тереть ванную. Зина всё бубнила, что их не имеют права заставлять убирать общие пространства, что для этого должна быть уборщица, о чём то и дело сообщала воспитателям. Но Галя боялась спорить. В первый же день на робкую претензию, что у неё сырые простыни, Ребекка улыбнулась и ответила:

– А ты можешь быть свободна. – Сделала паузу и добавила: – Но ребёнок останется с нами.

Галя помнит, как сидела, боясь шелохнуться, словно её засунули в очень узкий проём.

Именно так она чувствовала себя все семь лет жизни с Адольфо. Страх. Он вернулся и сдавил привычными тисками диафрагму. Нет, она просто уберёт и не будет спорить.

На улице стоял солнечный октябрьский день, сухой и тёплый. Беатриче остановилась возле детской площадки:

– Мама, тут карабкалки, можно?

Галя села на скамейку. Как хорошо, что дочка говорит по-русски. Болтала сносно, правда, смешивала русские слова с итальянскими, так что выходили потешные сочетания. Вроде «сгабельчик» – от слов «стульчик» и sgabello, или «сакетик» – «пакетик» и sacchetto, «кросточка» – «корочка» и crosta.

К Беатриче подошла девочка, они стали играть вместе. Через десять минут Беатриче вернулась к маме:

– Они на мороженое идут, зовут нас, – и она жалобно посмотрела на маму.

На другой стороне площадки сидела итальянская мама. В опрятном бежевом пальто, больших очках от солнца, чёрных туфлях-лодочках. Итальянская мама помахала рукой.

Галя вздохнула. Придётся отказаться от покупки фломастеров и опять услышать от учителя, что ребёнку «нечем работать». Она распустила куцый хвост и сделала его заново. Посмотрела на свои красные шершавые руки, спрятала их в карманы.

Подбежала девочка-итальянка, вылитая мать уменьшенного размера. Бежевое пальто, туфли-лодочки.

– Ну что, идём? – спросила она у Беатриче.

Итальянская мама доброжелательно улыбнулась и протянула руку:

– Пьячере, Франческа.

Беатриче дёрнула мать за рукав. Галя, стесняясь, произнесла своё имя тихо.

Услышав, что её зовут Галина, девочка прыснула от смеха:

– Мама, мама, синьору зовут Курица.

Итальянка шикнула на дочку.

Галя виновато улыбнулась:

– Да… такое вот имя, кто ж знал, что я буду жить в стране, где Галина – это птица, а не имя.

Беатриче схватила за руку девочку, и они побежали в лавку с мороженым за углом соседнего дома.

– В какую школу вы ходите? – спросила Франческа.

Галя назвала.

– А вы?

Новую подружку Беатриче звали Анастасия, она ходила в частную английскую школу. Вообще-то жили они в квартале Боско Вертикале, а сюда приехали только