Валентина Старикова - Ах, эта белая сирень… Страница 10

С тяжёлым сердцем она открывает дверь в их квартиру. И… застывает на пороге. То, что она увидела, поразило её, как гром среди ясного неба.

За столом сидят Александр Акимович и Ринат. Перед ними стоят пустые стаканы и начатая бутылка водки, а закуска — чёрствая корка хлеба.

— Боже мой! — говорит Маша, потрясённая мыслью, вызвавшей поток нахлынувших догадок. Этот пьяница вынуждает Рината покупать ему водку и пить с ним в этой отвратительной дыре, называемой квартирой. О Господи, как стыдно! Как стыдно! Теперь можно понять отца Рината. Кто пожелает иметь таких родственников? Кто захочет взять себе сноху с помойки? И сегодняшнее покушение на мою жизнь не является ли попыткой спасти своего сына, часто и надолго исчезающего в Самсонове и возвращающегося пьяным и раздражённым?

Маша почувствовала себя летящей в пропасть, куда столкнул её собственный отец. Она открыла рот, судорожно хватая воздух. Силы покидают её, и, чтобы не упасть, она вынуждена прислониться к косяку двери.

Она мысленно взывает к Ринату: «О, Ринат, думаю, ты знаешь от Раи, ведь я ничего не скрываю от твоей сестры, что мой отец появился в семье недавно и против моей воли. Я его как отца не воспринимаю. В таком случае зачем тебе надо с этим пропащим человеком пить водку и наводить на меня беду? Я очень злюсь на тебя и не хочу тебя видеть».

У Маши внутри всё клокочет от возмущения и на пропойцу отца, и на недогадливого жениха. Она хмуро, насупив брови, но стараясь как можно спокойнее, обращается к Ринату:

— Ринат, выйди, пожалуйста.

Они выходят на площадку. Некоторое время смотрят друг на друга — Маша холодно и отчуждённо, Ринат со счастливой улыбкой. Глаза Рината сияют непонятной для неё радостью. То ли рад её видеть, то ли от выпитой водки, пытается угадать она.

— Ринат! Ты зачем в моё отсутствие приезжал пить водку с этим пропащим человеком? — спрашивает она сердито. — Да он родную дочь за сто грамм продаст!

Ринат не отвечает. Улыбка сошла с его лица. Глаза округлились, смотрит на неё недоумённо. А Маша почти кричит:

— Или, быть может, ты хочешь у него купить меня по дешёвке?

Маша близка к истерике.

— Не хочу больше тебя видеть! Вон отсюда! И чтобы я тебя здесь никогда не видела!

Но… «Что это с ним?» — пугается Маша. Она, как в замедленном кино, видит, как бледно его лицо и как он медленно сползает по стене на пол площадки. В широко открытых глазах боль, будто сказанные слова ранили его в самое сердце, как удар кинжала.

Маша растерялась. Вся её обида на него и злость на его родственников испарились. Ей стало до слёз жалко его. Она готова броситься к нему, обнять и прижать к своему сердцу и гладить его голову своими ладонями, как она это делает, когда жалеет и успокаивает брата, но он уже собрался с силами, поднялся на ноги и бросился по ступенькам лестницы вниз.

Это было ужасно — видеть, как он ударяется раз за разом, при стремительном спуске, то о стену, то о перила. Всё шло к тому, что он разобьётся до смерти. Маша просто обезумела от страха за него, и вся сжималась при очередном ударе, будто это она билась о перила и стены, и испытывала прямо-таки физическую боль.

Но вот хлопнула подъездная дверь. И девушка облегчённо вздохнула: «Слава Богу, живой».

Маша всё ещё стоит на площадке. Теперь она жалеет о брошенных в лицо жёстких словах и даже оправдывает его.

«А вдруг он с самыми честными побуждениями? — рассуждает Маша. — Таким вот образом хотел узнать, что из себя представляет будущий тесть? Ведь, если хотят познакомиться с пьющим человеком, ничего лучшего нельзя придумать, как прийти с бутылкой водки. Мог ли он предполагать, что последует за этим? Пойду и попробую его найти, — решает Маша. — Попрошу не обижаться на меня. Объясню ему, что нервы мои на пределе и тому виной его родственники, пытавшиеся меня опозорить, растерзать».

Она вышла из подъезда, чтобы осуществить намеченную цель, но ей пришлось остановиться в нерешительности, потому что сразу за дверью её окутала такая темнота — хоть глаз коли. Ничего не видно. С такой непроглядной тьмой ей ещё никогда в жизни не приходилось сталкиваться. Казалось, что из мрака вот-вот протянутся к ней враждебные руки. И всё же она набралась духу и негромко позвала:

— Ринат! Ринат!

В ответ тишина. Маша решает сходить на вокзал. Протянув руки вперёд, как слепая, с предосторожностью и опаской Маша тихо шла на желтеющие окна зала ожидания. Электрические лампочки, что на аллее, не разбивают мглу, а только неярко освещают небольшие круги возле своих столбов. Вот и вокзал. С замиранием сердца она заглянула через стекло окна в зал — никого. Пусто. Подошла и постояла, сгорая от стыда, на освещённое место, в надежде, что Ринат, если поблизости, сам подойдёт, но тщетно. С тяжёлым сердцем Маша вернулась.

«Теперь я потеряла его навсегда», — горестно говорит себе Маша и вздыхает. Грустно ей сидеть вечерами на лавочке, и ничего не хочется — ни в кино, ни на танцы, ни бесцельно ходить по аллее. Днём легче. Печальные думы отгоняет работа по дому или же на бахчах, где оставались кое-какие дела, но и днём у неё всё валится из рук. Она часто задумывается и вздыхает, с нетерпением ждёт вечера — и всё же надежда остаётся с ней.

Вот и сегодня сидит Маша одна на лавочке, какая-то отстранённая от внешнего мира. Её не радует прохлада вечера. Не интересует весёлый смех парней и девчат, идущих по аллее, и сами они кажутся ей на другой стороне бытия — не перешагнуть, не перейти. Между ними и ею пропасть отчуждения.

Заскучала Маша, нет в душе радости, нет музыки в душе — стройной гармонии невидимого оркестра.

«Где ты, Ринат? Что с тобой? — вздыхает она в пространство вечера. — Пожалуйста, приди! Я должна тебе сказать, что я жалею, что так сурово обошлась с тобой в тот вечер на лестничной площадке».

И вдруг со стороны аллеи к ней бросается девушка.

— Здравствуй, Маша! — говорит Рая.

Они обнимаются, садятся вместе на лавочку. Маша сразу оживилась и с радостью спрашивает:

— Рая, откуда ты взялась? Так неожиданно. Не боишься вечером одна?

— Я не одна. Меня ждёт друг. Я ненадолго. Мы скоро уедем назад. Я должна тебе сказать очень важное. Мне нужно выполнить обещание, данное брату.

Маша вся напряглась, ожидая неприятностей, обвинений в свой адрес и последнего слова от Рината — слова «прощай»! А услышала потрясшие всё её существо слова.

— Маша, — сказала Рая, — выходи замуж за Рината. Он очень хороший. Ты никогда об этом не пожалеешь.

До Маши не сразу доходит смысл слов, она вытаращила на Раю глаза и молчит, но всё же слышит, что говорит ей Рая обрывающимся и дрожащим от волнения голосом, а когда до Маши доходит, её охватывает неописуемый восторг.

«Господи, как хорошо! Он меня простил и хочет, чтобы я вышла за него замуж».

Мир для Маши опять стал прекрасным. Душа воспрянула, и вновь зазвучала прекрасная неземная музыка.

— Маша, отвечай, что молчишь? — нетерпеливо дёргает её за руку Рая.

Маша собирается с мыслями и отвечает:

— А какой загс наш брак зарегистрирует? Мне шестнадцать лет только.

— Да вы хотя бы убежите вместе куда-нибудь. У Рината есть собственные деньги. Он же работает, — уговаривает Рая.

— А где мы будем жить? Да ваши родные нас везде достанут.

«Меня они уже достали, интересно, знает ли Рая об этом? Но лучше сейчас не говорить о грустном, когда всё налаживается», — подумала Маша и уже вслух произнесла:

— Я не знаю, как правильно поступить. Совесть мне подсказывает, что я не должна рассчитывать на деньги Рината до тех пор, пока не стану ему женой. Это нехорошо.

— Да почему же, Маша? Что в этом плохого? Ринат знает, что твои родители хотят уехать, а ты не хочешь с ними ехать, и он решил помочь и тебе, и себе.

— Не знаю. Нужно хорошо подумать, — сомневается Маша.

— А почему такая срочность уезжать твоему отцу и матери?

— Сама не могу понять, — отвечает ей Маша. — Ещё две недели назад и разговора не было о переезде, а теперь настаивают, чтобы я срочно забрала документы из техникума и ехала с ними непременно. Даже не хотят запрашивать вызова от сестры из Пархара. Туда, куда мы едем, без пропуска нельзя. Там пограничная полоса, и даже это их не останавливает. И ещё меня удивляет, откуда у отца появились большие деньги. У него же никогда нет денег. Всегда одни долги, а теперь мать говорит, что и на переезд хватит, и на первое время. Такая довольная ходит, как будто в рай отправляется.

— Не езди с ними, Маша, — уговаривает Рая.

— Это невозможно! К сожалению, мне просто не на что будет жить в Каршах. Ведь до первого семестра я должна буду учиться без стипендии.

— Маша, Ринат тебе будет давать деньги.

— Да что ты такое говоришь, подружка! Разве я посмею у него брать деньги?

Со стороны вокзала послышался свист.