Димитр Пеев - Аберацио Иктус Страница 10

— Но они Клео. Если тебя, конечно, интересуют ее связи…

Хубавеньский задумчиво листал записную книжку и удрученно молчал.

— Пенчо, Пенчо, забыл ты напутствие старого Петко Славейкова. Знаешь, что тот сказал своему достойному сыну, твоему тезке? Видно сразу, что ты не знаешь классиков. «Пенчо, читай! Пенчо не читает!».[8] Но это было в прошлом веке. Модернизированный вариант должен звучать так: «Пенчо, думай! Пенчо не думает!»

— Но я думаю…

— Вижу, вижу, как ты думаешь. Вот этот товарищ в молодости как-то надумал вывесить в кабинете лозунг. Оригинальный, хотя и не совсем идейно выдержанный: «Нужно больше думать, и причем качественно!» Однако по некоторым тактическим соображениям лозунг так и не был написан и вывешен, но ты имей его в виду, пока работаешь с нами.

— Понял, — вскричал Хубавеньский, — нужно проверить, кому эта фирма дарила блокнотики!

— Браво, Пенчо, так держать! Эта же блестящая мысль пришла мне в голову сразу после того, как Клео показала блокнот. Она достаточно хорошо знает греческий и прочла мне первую страничку. Слава богу, сказал я себе, что этот блокнот не какого-нибудь там мирового концерна, тысячами раздающего подобные фирменные знаки, а принадлежит всего лишь скромной компании братьев Захаридисов в Салониках. Если бы мне пришлось встретиться с ними, я бы их просто расцеловал.

— Может быть, это отец и сын, — заметил Антонов.

— Пусть они будут даже двоюродными братьями, это не меняет сути дела… Как раз в два часа дня закончился наш обед, и я сразу же помчался в министерство внешней торговли. Быстро нашел нужного мне человека, который переправил меня куда следует. Там хорошо знали эту фирму. Ее представитель приезжал в Софию в конце февраля этого года. Переговоры прошли успешно, так что вскоре можно ожидать появления на прилавках зеленых греческих маслин… Пока все шло легко для меня. Сложности начались тогда, когда потребовалось установить, кому эта масличная фирма дарила свои блокнотики. И сколько их всего было подарено господином Захаридисом — один, два или же десять-двадцать?

— Может быть, он дарил их случайным людям, — подал голос Хубавеньский, — администратору гостиницы, горничной, человеку, сидевшему с ним за одним столом в ресторане, и другим…

— Может быть, но неинтересно. Не забывай, что блокнот Пепи подарил «завсегдатай баров из Внешторга»! Я сконцентрировал все свое внимание на известных «любителях баров» в министерстве. Встретился с начальником отдела, подписавшим договор с фирмой, товарищем Маневым. Человек он очень воспитанный, сдержанный, да и в возрасте, как бы тебе сказать, в общем в том, в котором вряд ли… Встреча с ним оказалась плодотворной. Он тоже получил блокнот, показал мне его. Тот лежал в ящике письменного стола. Переговоры непосредственно вел Петров, Калофер Петров. В меньшей степени в переговорах принимал участие и Генчо Генчев. Допускаю, что блокнот получила и секретарша отдела…

— Ты встречался с этими двоими?

— Да. Но сначала зашел в отдел кадров, просмотрел их дела. У Петрова блокнот оказался на месте. Другое дело Генчев. Он признался, что тоже получил такой же, но не смог найти у себя. Перерыл все ящички, вытащил более десятка разных блокнотов — и больших и маленьких. В конце концов пришел к выводу, что взял из него шариковую ручку, а сам блокнот — «зачем он мне на греческом» — наверняка выбросил. Вот какие дела… Так выглядит на данном этапе операция «Блокнот».

— Может быть, это Генчев? Ты с ним разговаривал, какое у тебя сложилось о нем впечатление? Меня интересует, может ли он быть убийцей Пепи…

— Вполне возможно.

— Это один из вариантов. Второй — Захаридис дал блокнот еще кому-нибудь, кого ты не знаешь.

— Смотри, Пенчо, и учись. Вместо похвал — упреки. Нет, с другими людьми в министерстве он не встречался. У них ведется точный учет, и они знают, кто и сколько раз встречался с господином Захаридисом.

Решили, что операцией «Блокнот» будет заниматься Консулов. Все трое было убеждены в том, что ее возможности исчерпаны еще далеко не полностью. Хубавеньскому же требовалось выехать во Врачанский округ, чтобы убедиться в алиби Бедросяна. Оно действительно выглядело «железным», но все-таки следствие не имело права основывать свое мнение только на одном доверии к «коллекционеру квартир». Антонов решил присутствовать на похоронах Пепи. Иногда на кладбище появляются фигуры, с которыми было бы полезно познакомиться поближе.

На следующий день утром Антонову пришлось помогать Бедросяну во время исполнения различных процедур, связанных с похоронами, — все-таки после развода тот юридически никем не приходился Пепи. Других же родственников, которые позаботились бы об этом, у покойной не было. Ходили в морг, в районный совет, в квартиру, где жила Пепи, на кладбище. Повсюду разъезжали на «Жигулях» Бедросяна. Обстановка была непринужденной, и Антонов воспользовался случаем для продолжения разговора о Пепи. Видно было, что тот любил и все еще любит Пепи, хотя жизнь с ней была для него совсем не легкой. Постепенно Бедросян расслабился и как будто забыл, что едет с подполковником милиции, стал рассказывать историю их брака.

…Они поженились в 1968 году. По любви, как он сказал. Вопреки большой разнице в возрасте Пепи нашла спокойную пристань, обставленный дом, внимательного и далеко не бедного супруга, потакающего всем ее капризам. Первый их ребенок родился мертвым. В 1970 году. Девочка. В 1972 году родился второй ребенок. На этот раз — мальчик. Какой-то урод, нежизнеспособный. Прожил всего неделю. Домой его так и не привезли. Было страшно смотреть… Пепи переживала все это очень тяжело — впадала то в истерику, то в меланхолию. Обвиняла его в том, что в нем причина неудачного рождения детей. Он пытался разубедить ее в этом — обычно деликатно, а иногда и довольно грубо… Может быть, она сама в этом виновата. Пепи твердо настаивала: причина в нем, она знает, у нее есть для этого веские доказательства. Правда, при этом не говорила, какие именно доказательства…

После этого, как выразился Бедросян, брак их распался. Она все больше и больше отходила от него, вела себя грубо и дерзко. Часто отсутствовала, они беспрерывно ссорились. Он настаивал на ребенке снова, умолял попробовать еще раз, но Пепи с ужасом отказывалась. Она боялась, что опять на свет родится урод. Все повторяла: «Это для меня божье наказание». Вопреки всему Дикран продолжал ее любить. Если бы не закон о гражданской собственности на квартиры, они бы до сих пор были бы женаты. Для «спасения» квартиры он и предложил ей развестись. «Пусть лучше квартира достанется Пепи, чем государство продаст ее за бесценок…» И все-таки о главном, что интересовало Антонова — о ее связях за последние месяцы, — Бедросян не мог сказать ничего определенного. Вновь упомянул о Мери, «этом разгильдяе», и так далее. Бедросян явно был убежден, что Пепи ему изменяла, но не хотел открыто этого признавать. Да и момент был неподходящий…

На похороны пришло мало людей, почти одни женщины, да и те из салона Пепи. Мужчин было трое — Бедросян, Велев, Антонов. Антонов находился в стороне и наблюдал, но не заметил ничего заслуживающего внимания. С черной вуалью на лице была лишь одна Клео. Это ей шло, подчеркивало возраст. К четырем часам все разошлись. В канцелярию кладбища позвонила секретарша отдела — Антонова спрашивал Консулов. Сказал, что ему необходимо срочно увидеться с ним, просил передать одно только слово «эврика». Что еще мог обнаружить Консулов, как не найти того, кто передал блокнот Пепи? Даже если ему это и удалось, то что это давало следствию? Кто «любитель баров из Внешторга»? Ну и что? Означает ли это, что именно он замешан в смерти Пепи, что он убийца?

Антонов нашел Консулова, оживленно болтавшего с секретаршей отдела. Он явно рассказывал ей что-то забавное, потому что смех Марии был слышен даже в коридоре. Хорошо еще, что он не привлек внимания полковника Бинева…

Как ни хотелось ему похвастаться своим открытием, Консулов тем не менее вполне по-консуловски «оставлял вкусное на десерт». Прежде всего он хотел выслушать, что установил сам Антонов, и терпеливо ждал, пока тот расскажет о похоронах.

— А я подвизался в министерстве, искал «наш блокнот», хотя он был у меня в кармане. Рассказывать, как искал, неинтересно. Первое, Генчев нашел свой — у себя дома, случайно. И этим круг замкнулся. Нужно было искать другого человека или…

— …Другой блокнот?

— Так точно, старик. Снова был у Калофера Петрова, и тот вспомнил, что получил, мол, два блокнота, а один из них отдал своему коллеге Сивкову. Я решил: или этот, или никто. Если и он вытащит такую же записную книжку, то наши дела плохи. Блокноты расползаются, как клопы, по всей Софии, попробуй их разыщи. Зашел к Сивкову. Но не тут-то было. Сивкова не оказалось на месте, уехал за границу. Тогда я зашел в отдел кадров, где меня уже знали, хотя особого восторга и не высказали. Установил, что его зовут Стоил Огнянов Сивков, СОС, значит. Тут что-то не так, сказал я себе. Особенно после того, как стало известно, что он женат и имеет одного ребенка. Рассматривал его фото в личном деле, ничего — с большими усами и бакенбардами. А как ты знаешь, вторичные половые признаки часто используются для привлечения внимания особ противоположного пола. Явно — покоритель женских сердец… Сверху его личного дела лежал приказ о его последней командировке. До Берлина и Айзенаха. Что-то в связи с запчастями для автомобилей «Вартбург». И что, ты думаешь, было написано в этом приказе? «Откомандировать с 21 апреля сего года…» Как раз с 21 апреля, с нашего дня! Это мне решительно не понравилось. Будто нарочно. Если бы это было на прошлой неделе, хорошо. Я бы примирился с этим, даже если бы это было вчера… Но почему именно двадцать первого? Что за совпадение, это же железное алиби!.. Разговаривал с его коллегами, которые работают с ним в одной комнате. «Да, — сказали они, — Сивков уехал в понедельник после обеда в Берлин, а до обеда был в министерстве, готовил документацию по командировке». А меня что-то продолжает внутри беспокоить. Почему именно в этот день, почему?.. Нашел в справочнике его домашний телефон и позвонил из автомата. В трубке откликнулся детский голос, наверное, дочка. Не спрашивая, кто и почему ищет его, она объяснила: «Папы нет, уехал в Германию. Привезет оттуда большого берлинского мишку». — «А когда он уехал, девочка?» — «В понедельник». Вот и все. Тут-то я и зашел в тупик. В понедельник так в понедельник!