Герман Гессе - Магия книги (сборник) Страница 10

** "Шкатулка рейнского семьянина" (1808-1819) - сборник Хебеля.

*** В земле Рейн-Вестфалия.

**** Сокращенный вариант эссе, написанного по поводу выхода в свет 5000-го издания "Универсальной библиотеки" Реклама.

Однако глубокое уважение к книге у нас сохранилось. Только вот в последнее время книги начали распространять чуть ли не бесплатно, то тут, то там превращая их в бросовый товар. Хотя кажется, что радость от обладания книгами растет именно в Германии.

Но понимания того, что значит обладать книгой, конечно, еще очень не хватает. Бесчисленное множество людей боятся отдать за книги хотя бы десятую долю тех денег, которые и глазом не моргнув отдают за пиво и всяческую дребедень, а для других, людей более старомодного склада, книга - это святыня, которая в лучшей комнате пылится на плюшевой скатерти.

Каждый настоящий читатель в сущности одновременно и книголюб. Ибо кто способен воспринимать книгу сердцем и любит ее, старается по возможности и приобрести ее, чтобы перечитывать, иметь, знать, что она всегда поблизости и доступна.

Книгу, конечно, можно просто у кого-то взять и вернуть, но прочитанное уходит в таких случаях почти одновременно с исчезновением книги из дома. Ведь есть читатели, главным образом неработающие женщины, способные проглатывать по книге чуть ли не каждодневно, и библиотека - это именно то, что им нужно, ведь цель их не накопление сокровищ, не услада и обогащение жизни, а всего лишь удовлетворение прихоти. Эту разновидность читателей, которых некогда хорошо обрисовал Готфрид Келлер *, следует предоставить их собственному пороку.

* Речь идет о герое сатирической новеллы "Любовные письма" (из сборника "Люди из Зельдвилы") Вигги Штёртлере, который, стремясь получить образование и достигнуть литературных высот, записался во все библиотеки, во все читательские кружки, подписался на все выходящие книги: "образовавшись", Вигги вскоре стал писателем, каких десятки тысяч.

Для хорошего читателя читать книгу значит познавать характер и образ мышления чужого человека, пытаться понять его и по возможности подружиться с ним. Особенно при чтении поэтов знакомимся мы не только с неким кругом лиц и обстоятельств, а прежде всего с самим поэтом, с его образом жизни и видением, темпераментом, внутренним обликом, почерком, наконец, его художественными средствами, ритмом мышления и языка. Только тот, кого книга к себе приковала, кто познакомился с ее автором и начал понимать его, у кого сложились с автором какие-то отношения, - только тот и начинает испытывать настоящее воздействие книги. И поэтому он не забудет купить ее, чтобы, когда захочется, вновь и вновь перечитывать и переживать ее. Кто покупает именно так, кто приобретает только те книги, дух и настрой которых взволновали его сердце, вскоре перестанет читать, глотая все подряд без разбора и цели, и со временем соберет вокруг себя любимые, ценные для него произведения, в которых он обретет радость и познание и которые при любых обстоятельствах будут для него ценнее бездумного, случайного чтения всего, что ни попадется под руку.

Не существует тысячи или сотни "лучших книг", но для каждого отдельного человека есть особый подбор того, что ему близко и понятно, что он любит и ценит. Потому-то хорошая библиотека и не может возникнуть по заказу: собирая книги, каждый должен следовать собственным потребностям и предпочтениям и не торопиться - как в выборе друзей. И тогда даже маленькое собрание станет целым миром. Безупречными читателями были всегда люди, чьи потребности ограничивались очень немногими книгами, и некоторые крестьянки, имевшие и знавшие только Библию, вычитывали из нее и черпали в ней знания, утешения и радости больше, чем избалованные богатейки из своих драгоценных библиотек.

Таинственная это вещь - воздействие книг. Всякий отец или воспитатель по опыту знает, что вроде бы своевременное вручение мальчику или юноше хорошей и умной книги оказывается потом все-таки не впрок. Дело в том, что, хотя совет и дружеская опека и способны помочь кое в чем, каждый человек, стар он или молод, должен отыскать в мире книг собственную дорогу. Некоторые чувствуют себя в литературе как дома уже сызмальства, а другим, чтобы узнать, как сладостно и чудесно читать, требуются многие годы. Можно начинать с Гомера и заканчивать Достоевским, или наоборот, можно вырасти с писателями, а потом перейти к философам, или наоборот, - путей тут сотни. Но есть только один закон и один-единственный способ образоваться и духовно вырасти на книгах - уважать то, что читаешь, быть терпеливым в порыве понять, осторожным в суждениях и уметь слушать. А читающий лишь для того, чтобы убить время, сколько бы и чего, пусть даже самого лучшего, он ни читай, все равно все забудет, оставшись таким же бедным, как и прежде. Но тому, кто читает книги так же, как слушает своих друзей, они откроются и будут принадлежать. Прочитанное таким человеком не утечет сквозь пальцы и не утеряется, а останется в нем, станет его собственностью, чтобы радовать и утешать его так, как это могут только друзья.

(1908)

О ПИСАТЕЛЕ

Кто в результате тысячи случайностей жизни пришел к необходимости существовать или уметь существовать на средства от своего литературного дарования, с которым он родился, должен как-то осознать свою сомнительную "профессию", не являющуюся собственно профессией. Деятельность так называемого свободного писателя считается ныне "профессией", хотя такого в мировой истории никогда не было, вероятно, потому, что многие, не имеющие помимо этого никакой профессии, занимаются ею как производством. И в самом деле - эпизодическое, никем не навязанное сочинение неплохих вещей, чью совокупность называют литературой, не кажется мне работой и не заслуживает в моих глазах права именоваться профессией в привычном смысле этого слова. У "свободного" писателя, то есть у приличного человека и в известном смысле художника, нет профессии; напротив - он человек частный и праздный, пишущий лишь от случая к случаю, по настроению и в удобное время.

Всякому свободному писателю довольно трудно найти себя в двойственном положении между частным человеком и несвободным писателем, то есть журналистом. Иметь профессию, которая таковой не является, не всегда отрадно. Есть люди, которые, испытывая потребность в непрерывной деятельности, производят больше, чем то позволяет их природное дарование, и превращаются в графоманов. Других же свобода и незанятость подбивают на безделье, что для человека без профессии явление не редкое. И те и другие, усердные и ленивые, одинаково страдают неврастенией и чувствительностью недостаточно занятых, слишком предоставленных самим себе людей.

И все-таки я хотел бы поговорить не об этом, такие проблемы каждому следует улаживать с самим собой. Отношение к своей так называемой профессии писатели должны определять в одиночку. Совсем непохоже на взращенные горькой самоиронией мысли писателя и литератора о своей работе - восприятие писательской профессии общественностью.

А общественность, то есть пресса, народ, всевозможные организации, короче - все те, кто сами не писатели, воспринимают эту профессию и обязанности, входящие в ее круг, намного проще. И литератора, как и врача, судью или чиновника, о сути и характере его профессии просвещают определенным набором требований, предъявляемых ему извне. Всякий ставший мало-мальски известным писатель из поступающей к нему почты каждый божий день узнает, что от него хотят и требуют публика, издатели, пресса и коллеги.

Публика и издатели в своих притязаниях, как правило, единодушны и очень скромны. От автора имевшей успех комедии они и в другой раз ждут комедии, у которой будет успех, от сочинителя крестьянского романа требуют очередного крестьянского романа, от создателя книги о Гёте - новых книг о Гёте. Порою не мыслит и не желает себе ничего иного и сам писатель, и тогда на всю жизнь воцаряются единодушие и взаимная удовлетворенность. Автор "Тирольских переливов" продолжает себя "Тирольской девушкой", творец "Картинок из жизни рекрутов" пополняет литературу "Картинками казарменной жизни", а за книгой "Гёте в кабинете" следуют "Гёте при дворе" и "Гёте на улицах".

У авторов, которые так поступают, действительно имеется профессия, они действительно заняты производством. Они спекулируют своим талантом и являются носителями эпитета и негласной цеховой меты истинно цеховых писателей - "золотое перо".

"Золотое перо" - изобретение того оставшегося, к сожалению, безымянным редактора, который так называемую "индивидуальность" определил для журналистики как раковое заболевание. Личность он, как известно, подменил "именем", а всякое полезное "имя" снабдил титулом "золотое перо", имея в виду просто литературный заказ с наиболее щадящими для авторского самолюбия требованиями. Эта техника господствует ныне во всей очерковой журналистике, отправляя культ обезличивания отнюдь не посредством куда более благородной абсолютной анонимности.