Иван Лазутин - В огне повенчанные. Рассказы Страница 13

Было видно почти как днем: ночь выдалась лунная, светлая.

Девочка, измучившаяся за день, безмятежно спала на руках у Галины. Руки Галины отекли, поясницу разламывало, в висках стучало. За Галиной еле волочил ноги Костя: сказывались бессонная ночь и тяжелый день. Глухо постукивая о пыльную дорогу палкой, за Костей брела Степанида Архиповна. Последние километры перед городом старушка молчала. Заговорила только тогда, когда остановились, не зная, куда поворачивать: улочка упиралась в кирпичную церковную ограду.

— Куда теперь, доченька?

— На вокзал пойдем, может, военный комендант посадит хоть в товарняк.

— А где он, вокзал-то?

— Спросим. Вой сколько людей везде. Весь город на ногах.

Все свернули в глухой проулок и чуть не попали под лошадей, впряженных в огромную телегу с пустой деревянной пожарной бочкой, па которой, махая вокруг головы вожжами и погоняя двух старых мосластых кляч с провисшими животами, сидел тощий мужик с темной повязкой на одном глазу. Надсадным голосом он кричал на лошадей, которые никак не переходили на галоп:

— Но-о-о, вы-ы-ы, о-одры-ы!..

Галина подошла к одной из женщин и спросила, как пройти на вокзал.

— Был вокзал, доченька, и нет вокзала. Разбили, ироды. Одни камушки остались.

— Да где же он все-таки был?

— Да вон, вишь, левее колокольни дымище горой стоит, идите на него и прямо выйдете туда, где был вокзал.

— Бабы, никак горисполком занялся? Он! Он! Гля, гля, как полыхнуло правее церкви!

— Нет, это, думается, милиция. Горисполком дальше. И потом он каменный, так враз, полыхмя, не займется.

Видя, что бабам не до беженцев, Галина пошла дальше. За ней потянулись Костя и Степанида Архиповна. На скамейке у покосившейся изгороди палисадника сели передохнуть. Ставни деревянного домишка были забиты — видно, хозяева уехали. Костя, привалившись головой к плечу Галины, заснул сразу же как убитый.

Балетка, учуяв где-то неподалеку съестное, стал принюхиваться. Потом, боязливо оглядевшись, юркнул в щель палисадника и сразу же вернулся с коркой хлеба.

— Измучилась ты, бедняжка, — вздохнула Степанида Архиповна, глядя на Галину. — Помогла бы тебе, понесла бы, да сил моих нету. Еле сама иду.

— Ничего, донесу, осталось немного.

— Куда же мы их повезем-то? Считай, оба осиротели.

— Пока в Москву, а там посмотрим. Девочку в детсад отдадим, мальчика в детдом, а там, может, и родственники найдутся.

— Ой, горюшко ты наше луковое! За что же так наказаны малые детушки? Чем они-то провинились перед судьбой?

На станцию пришли к рассвету. Головешки старого станционного здания еще чадили удушливой гарью, разносимой ветром. Некогда зеленый пристанционный скверик пожелтел и пожух от пожара. Всюду — на перроне, на путях, в пристанционном дворике — валялись разбитые кирпичи, обломки бревен и досок, куски обгорелой фанеры и искореженного кровельного железа. Старинный бронзовый колокол, в который бил дежурный по станции, извещая о прибытии и отходе поездов, очутился метрах в пятидесяти от того места, где он висел. А рядом с колоколом лежал помятый и во многих местах пробитый осколками цинковый бачок для питьевой воды, к крану которого была привязана цепью большая алюминиевая кружка.

Пристанционный дворик был забит беженцами. Кто спал тяжелым сном, растянувшись на пыльном дворе, кто, прислонившись к изгороди, дремал.

Все стремились уехать. Все ждали, когда красноармейцы железнодорожного батальона отремонтируют путь и к станции сможет подойти с востока эшелон с военными, а отсюда порожняк заберет раненых и эвакуированных.

Галина с трудом нашла военного коменданта станции, который разместился в крошечном пристанционном домике. Такие будки на железной дороге цепочкой лепятся на подъездах к небольшим станциям. Уже немолодой капитан, охрипший от ругани с красноармейцами-железнодорожниками, которые часто делали перекуры, понял Галину с полуслова.

— Все ясно, гражданка. Прибудет воинский эшелон — посажу всех. А сейчас, сами видите, — станция парализована.

— У меня на руках двое чужих детей, товарищ капитан. У мальчика тяжело ранили отца, мать эвакуирована с родильным домом на восток. У девочки по дороге сюда при бомбежке погибла мать.

— Эвакуацией детей занимается военком города. Советую вам поторопиться. Сегодня должны отправлять детдом. Им выделили несколько машин. — Капитан хотел сказать что-то еще, но в этот момент дверь в комендатуру широко распахнулась и на пороге вырос здоровенный, толстощекий боец, на лице которого крупные золотистые веснушки походили на пасынки-решетки только что расцветших подсолнухов.

Вытаращив глаза, боец уставился на военного коменданта. Потом, заикаясь, нечленораздельно что-то пробормотал.

— Что случилось?! Почему не на путях?! — закричал комендант.

— Бомба, товарищ капитан!

— Что бомба?! Где бомба?!

— Упала и не разорвалась. Один хвост из земли торчит. Работать на третьем пути нельзя.

— Почему нельзя?

— Возьмет и ахнет!

Капитан в сердцах плюнул, смачно выругался и приказал бойцу доложить командиру взвода, что он сейчас придет сам и посмотрит.

Солдат шмыгнул курносым носом, потоптался на месте, почесал затылок и вышел из будки.

— Советую вам не терять времени и вести детей в военкомат. Может быть, и сами с ними уедете. Скажите, что послал комендант станции.

Галина поблагодарила коменданта и вышла. Когда она вернулась в скверик, все трое — Степанида Архиповна, девочка и Костя — крепко спали. Степанида Архиповна, привалившись спиной к дощатому забору, опустила на грудь голову и прижала к своему мягкому животу девочку, обняв ее скрещенными узловатыми руками. Костя, подложив под щеку ладонь, во сне чему-то улыбался. Губы его вздрагивали. Галине было жалко будить их, но, вспомнив предупреждение военного коменданта, что они могут опоздать к отправке детдомовских детей, присела на корточки.

Костя проснулся сразу же, как только Галина дотронулась до его плеча. Вытянув ноги и опершись на ладони, он сидел на траве и испуганно смотрел по сторонам — никак не мог понять, где он находится.

— Да проснись же, Костя! — тормошила его за плечо Галина. — Нам сейчас надо идти. Ты что так смотришь на меня — не узнаешь?

Цепкая детская память моментально восстановила события прожитого дня и ночи.

Поеживаясь, Костя встал, тревожно огляделся.

— Где Балетка?

— Не знаю. Наверное, удрал куда-то раздобывать пищу. А вообще-то, Костик, давай оставим его здесь. Он не пропадет. Добрые люди накормят его. Вон их сколько. Мы только измучаем его.

Костя горько вздохнул и ничего не ответил.

Сон Степаниды Архиповны был чутким. Она проснулась, как только услышала голос Галины.

— Ну что, доченька?

— Поезда не скоро будут — пути разбиты. Придется выбираться отсюда на машинах.

— А где они, машины-то?

— Комендант велел идти к военкому города. Говорит, сегодня будут отправлять детдомовских детей. Ну и наших заодно, может, прихватят. А там, глядишь, и для нас местечко найдется.

Старуха сделала неловкое движение, пытаясь встать с девочкой на руках, но слабые ноги не слушались. Галина легко подхватила с коленей Степаниды Архиповны девочку и протянула старушке руку.

До военкомата их вызвался проводить без дела слонявшийся по дворику мальчишка лет двенадцати, обросший, грязный, с цыпками на босых ногах. Дорогой он рассказал, что вот уже две недели ходит на станцию встречать мать с отцом, которые десятого июня уехали во Львов, и до сих пор их все нет и нет. Ни самих, ни письма. А уже давно должны вернуться.

— А с кем же ты сейчас живешь?

— А ни с кем.

— А что же тебя мать с отцом не взяли во Львов? — расспрашивала мальчугана Галина.

— А я был в пионерлагере на Черном море, в «Артеке». На город одну путевку дали.

— Это за что же тебе-то? Поди, отличник?

— Нет, я не круглый отличник. Я зимой предотвратил крушение поезда. Об этом даже в «Пионерской правде» писали. Правда, чуть сам под поезд не попал. Только шапку под колеса затянуло.

Кое-где на пыльных, грязных улицах разрывами бомб были вырваны из земли телеграфные столбы. Они лежали поперек дороги и на дощатых тротуарах.

— А вашего щенка утащил цыган, — сказал вдруг мальчишка и взглянул на Костю. и)

— Какой цыган? — Костя остановился.

— Красноармеец. Пути они тут ремонтируют. Самый злой. Я хотел вас разбудить, да побоялся — отлупит.

— А зачем он ему? — спросила Галина.

— А кто его знает? А он такой. На руку нечистый.

— Как же ты питаешься? — продолжала свой paсспрос Галина, время от времени посматривая на исхудалое лицо мальчишки с большими впалыми глазами, в которых затаилась недетская усталость.

— Соседка иногда приносит еду. Но они сами собираются в эвакуацию.