Иван Лазутин - В огне повенчанные. Рассказы Страница 14

— А зачем он ему? — спросила Галина.

— А кто его знает? А он такой. На руку нечистый.

— Как же ты питаешься? — продолжала свой paсспрос Галина, время от времени посматривая на исхудалое лицо мальчишки с большими впалыми глазами, в которых затаилась недетская усталость.

— Соседка иногда приносит еду. Но они сами собираются в эвакуацию.

— И ты с ними?

— Нет, я буду ждать папку с. мамкой. С запада поезда идут. Должны же они когда-нибудь приехать. Говорят, на западе с билетами плохо.

— А откуда ты знаешь, что с билетами там плохо? — спросила Галина, а сама подумала: «Наверное, его утешил кто-то надеждой, хотя тут дело, может быть, и посерьезней. Пока в городе работают и почта и телеграф. Не в первый же день немцы взяли Львов. Тут наверняка случилось что-то …»

Дорогой девочка проснулась. Не сразу поняла, почему ее несет на руках чужая женщина. Ища кого-то глазами и не находя, заплакала. Галина принялась успокаивать ее.

Оставшийся путь до военкомата девочка шла пешком, уцепившись за палец Галины. Боязливо поглядывая по сторонам, своим детским умом девочка старалась понять, что случилось в ее жизни, почему все так внезапно изменилось.

— Где мама? — захныкала девочка и принялась пухлой грязной ладошкой размазывать по щекам слезы.

От кого-то Галина слышала или где-то читала, что смерть близких дети, по своей несмышлености, переносят гораздо легче, чем взрослые, так как многого еще не понимают.

И когда девочка, хныча, снова позвала маму, Галина остановилась и, склонившись над ней, ответила внешне спокойно и твердо, хотя это кажущееся спокойствие стоило ей большого душевного напряжения:

— Олечка, твоя мама умерла… Ты же сама видела, мы вчера ее похоронили у дороги, где пашу машину разбомбили немцы. Ты это помнишь?.. Ведь ты не забудешь, где погибла твоя мама?

— Нет, не забуду… Они плохие… Они стреляют… — картавила девочка. — Мы больше туда не поедем, там страшно…

— А ты не забудешь, Олечка, где похоронили твоего братика?

— Его положили с мамой.

— Запомни это, Оленька, на всю жизнь: братика твоего и маму похоронили у дороги, в одной могиле. — Галина говорила с трудом, ее душили подступавшие к горлу спазмы.

Когда свернули в переулок, мальчишка остановился и пальцем показал на приземистый кирпичный домик:

— Вот военкомат… А я живу вон там, в Кузяевской слободе. — Мальчишка был рад, что сослужил доброе дело, и теперь не знал, что ему дальше делать: идти со своими подопечными в военкомат или возвращаться на вокзал.

— Ты сегодня ел, мальчик? — спросила Галина, заметив, что лицо их проводника вдруг заметно погрустнело.

— Да еще рано… — под нос себе буркнул мальчишка. — Сейчас в «Артеке» еще спят.

— А вчера когда ел? — допытывалась Галина.

— А я ем с солдатами… Они сегодня ночью такую бомбу неразорвавшуюся нашли, что даже подходить к ней боятся. Саперов ждут.

Военкомат размещался в старом, приплюснутом к земле домишке, построенном не одно и не два столетия назад. На небольшом захламленном дворе военкомата к коновязи были привязаны три оседланные лошади. Под телегами, у колес, роясь в конском навозе, рыскали вездесущие воробьи, ничуть не боясь лошадей, которые смачно похрустывали овсом. В самом углу двора стояла видавшая виды, обшарпанная, до самой крыши кабины в ошметках высохшей серой грязи, старенькая полуторка, под которой на спине лежал с разводным ключом в руках шофер. Время от времени, дрыгая ногами, он на чем свет стоит костил кого-то.

У дверей военкомата Галина оглянулась. Следом за ними, отстав шагов на пять, понуро плелся их поводырь. Чем-то он напомнил ей в эту минуту отставшую от своего хозяина и заблудившуюся собачонку, которая увязалась за случайными прохожими, обласкавшими ее, и никак не хочет отстать от них даже тогда, когда ее отгоняют.

— Ты куда? — спросила Галина и тут же в душе усовестилась за равнодушие своего откровенно прямого вопроса.

Мальчик стыдливо склонил голову и пожал худенькими плечами. Грязная рубашка— на локтях была порвана и кое-где вымазана в дегте.

— Да не знаю… Наверное, на вокзал пойду… Может, сегодня поезд из Львова придет.

— Я даже не спросила — как тебя зовут?

— Володя.

— Спасибо, Володя, что довел нас. А то без тебя мы плутали бы.

Галина достала из кошелька пятирублевую бумажку ж протянула ее мальчишке.

Мальчик стыдливо вспыхнул и отступил.

— Зачем?.. Я вас вел не за деньги.

— Да я не за то, что ты нас довел, я просто так… Чего-нибудь купишь в магазине. Возьми. На хлеб и на конфеты. Ну чего застеснялся, глупенький?

Некоторое время мальчик колебался, потом, поборов смущение, взял пятерку и крепко зажал ее в грязной, ладошке.

— Спасибо… — Опустив голову, он повернулся и как побитый, сутулясь, вышел со двора военкомата.

— Господи, кругом одни слезы, — со стоном выдохнула Степанида Архиповна. — Сердцем чую — не дождется он матери с отцом.

В коридоре военкомата, пропахшем махоркой и потом, толпились мобилизованные. Это были люди разных возрастов.

В комнате справа работала медицинская комиссия. Галина поняла ото по белым халатам молоденьких медсестер, вошедших туда.

У кабинета военкома стояла очередь. Узнав, что военком у себя, Галина пристроилась к хвосту очереди. Рядом с мужчинами, вызванными по мобилизационным повесткам, тут же, каменея в горестном молчании, стояли заплаканные жены и матери. Кое-кто приехал в военкомат с детьми.

Приема у военкома прождали больше часа. Когда Галина с детьми и старухой вошла в кабинет, майор уже собирался уходить. Куда-то, видно, очень торопился. Галина с трудом упросила выслушать ее.

— Так что вы от меня хотите?!

— Пристроить детей и, если можно, помочь нам, жене командира и матери, выехать на восток.

— Первое — попытаюсь. Сегодня во второй половине дня эвакуируем детдом. Напишу директору записку, попрошу, чтобы детей приняли. А с вами… — Военком безнадежно пожал плечами. — Даже не знаю, что делать.

Зашевелился весь город. С транспортом — совсем труба. Не на чем вывозить банковские ценности и городской архив. Райком партии, обещал к обеду подогнать из деревень несколько машин. А сейчас — вон видите, — Майор в окно показал на двор, где у коновязи стояли оседланные лошади. — Весь наш военкоматовский транспорт.

— Вы обещали написать директору детдома записку. Не будем вас задерживать, товарищ майор, да и дети уже измучились. Почти совсем не спали две последние ночи.

Майор сел за стол и принялся писать записку.

— Фамилия и имя? — спросил он, кинув взгляд на Костю.

— Горелов Костя.

— Что это у тебя под рубашкой краснеет?

Костя смутился. Потупил взгляд.

— Знамя у него, товарищ майор, — ответила за Костю Галина.

— Какое знамя?

— Пионерской дружины военного городка. Мы выезжали последними. Вот Костя и взял знамя, чтобы не досталось врагу.

Военком встал из-за стола, некоторое время удивленно смотрел на Костю, потом подошел к нему и по-отечески похлопал по плечу:

— Молодец! Будет из тебя толк, если уже сейчас знаешь цену знамени. — И снова вернулся к столу. — Фамилия девочки?

— Балабанова Оля, дочка полкового писаря, — ответил Костя.

Не успел военком дописать записку, как в комнату влетел старший лейтенант:

— Товарищ майор… я только что из райкома партии…

— Вначале доложи, когда будет телефонная связь с райкомом?! — оборвал его военком.

— Связисты ищут разрыв. Два уже устранили… Есть разрыв где-то еще, но никак не найдут…

— Что там, в райкоме?

— Секретарь райкома велел передать вам, что с передовой час назад пришло пять машин с тяжелоранеными. Нужна срочная помощь.

— Ну что?! Что ты мне об этом говоришь?! Я что тебе — хирург?

— Секретарь сказал, что в вашей власти срочно мобилизовать всех врачей из районной поликлиники; из больницы и немедленно оформить их для прохождения службы в армейский госпиталь.

— Спасибо за совет!.. — Чиркая о коробок спичкой, майор никак не мог прикурить. — Я уже три дня назад оголил районную больницу и поликлинику. Остался один хирург и тот — старик, оперирует сидя, потому что ноги уже не держат.

— Так что же делать, товарищ майор? Я сам был в госпитале… Все видел своими глазами. Мороз по коже идет, Хирурги от усталости валятся с ног. Операции средней сложности делают хирургические сестры. За вчерашний день от ран погибло шесть человек. А их можно было бы спасти, если вовремя оперировать.

Майор устало опустился на стул.

— Старший лейтенант, что ты мотаешь мою душу?! Где я возьму тебе хоть одного хирурга?! За вчерашний день мы перешерстили весь город. Мобилизовали пятидесятишестилетнюю Баландину, у которой недавно был гипертонический криз. Даже старика Лаврищева привезли в госпиталь и одели в военную форму.