Лео Перуц - Шведский всадник Страница 14

- Ну что, сделка состоялась? - спросил мельник. - Раз так, то следует выпить за нее пару стопок старого страсбургского коньячку.

Он встал, пошарился в углу и выставил на стол бутылку и стаканы. Однако Торнефельд грустно покачал головой.

- Мне не до банкета! - сдавленным голосом сказал он. - Ах брат! До чего же низко я опустился!

- Лучше опуститься, чем подняться на виселицу! - возразил бродяга. Жизнь - это драгоценное и легко утрачиваемое благо, и кому это ведомо, тот поймет тебя! Пей, брат! Выпей во славу святого Иоанна, чтобы дьявол не мог причинить тебе зла!

- Я пью во славу моего короля, Северного Льва! Я пью за то, чтобы он овладел всем миром! Да расцветет в его саду цветок по имени "Корона Империи"! И еще я пью за здравие всех доблестных шведских солдат, к числу которых я более не принадлежу!

Он одним глотком осушил стакан и бросил его о стену. Осколки со звоном разлетелись по комнате. Между тем в доме становилось все холоднее. Восковой огарок свечи едва мерцал на столе и в каждую минуту был готов угаснуть. Ночной морозный туман сочился сквозь дверные щели, и смертная тяжесть все сильнее сковывала грудь Торнефельда.

Мельник встал со скамьи и обратился к нему:

- Пора! Теперь следуй за мной!

Все трое вышли за порог. Ветер больше не завывал в ветвях деревьев, воздух был ледяной и ясный, над заснеженными полями и темными лесами разливался голубоватый призрачный свет. Торнефельд жадно всматривался в ночь, опасаясь увидеть охотившихся на него мушкетеров, но, куда ни кинь, кругом не было ни души - лишь занесенные снегом степь и дорога, кусты и пашни, деревья и камни. И далекая кромка горизонта, у которой одиноко поблескивал огонек чьего-то окна.

- Обещай мне, брат, - тихим голосом попросил Торнефельд бродягу, - что отдашь Библию лично в руки моему королю.

- Обещаю тебе перед Богом и ликом Его! - торжественно сказал бродяга, показывая рукой в зависшую над полями ночную мглу. - Не печалься! Я указал тебе единственно верный путь. - И тут же добавил себе под нос: - Король и без того богат, зачем ему твое заветное сокровище? Лучше я сохраню его для себя. Я буду так крепко стеречь его, что сам дьявол не отнимет его у меня.

На кромке дороги они попрощались.

- От сердца благодарю тебя, брат, за то, что ты мне помог, - сказал Торнефельд, - Есть еще верность на этом свете! Прощай и вспоминай обо мне в счастливые часы!

* * *

На опушке леса мельник издал резкий свист, и тотчас из-за деревьев вышли трое мужчин - трое здоровенных парней с изуродованными ожогами угрюмыми лицами. Один из них положил волосатую лапу на плечо Торнефельда.

- Что это у нас тут за неженка? - с презрительным смехом спросил он мельника. - Он к нам что, за молочной кашкой пожаловал?

- Убери свою мерзкую лапу с моего плеча! - вскричал Торнефельд. - Я дворянин и к такому обращению не привычен!

- А ну-ка, посмотрим, что ты за дворянин! - засмеялся второй, и оба безжалостно хлестнули Торнефельда кнутами.

- Как вы смеете меня бить? Что я вам такого сделал? - закричал Торнефельд вне себя от ужаса и возмущения.

- А это тебе от нас первый урок! Чтобы ты привыкал помаленьку, засмеялись оба, а потом толчками и ударами погнали его через лес - туда, где горели огни и гудели топки плавильных печей.

Третий человек тем временем подошел к мельнику. Он указал на бродягу, который торопливо, не оглядываясь, поспешал прочь по озаренному луной полю.

- Этот пока может уходить, - сказал мельник, - слишком уж прыткий! В жизни не видал таких бандюг.

- Он что, удрал у тебя из-под носа?

- Нет, - покачал головой мельник. - Никуда он не убежит. Мы с ним еще встретимся. Он говорит, что хочет уйти в шведское войско, но дальше рудников все равно не уйдет. Золото и любовь встали на его пути.

Часть II. СВЯТОТАТЕЦ

С Библией Густава-Адольфа под плащом бродяга пошел своей дорогой через леса и дебри, каменья и болота к "лисьей норе", где скрывались Черный Ибиц и его банда.

Его не страшила мысль о драгунских патрулях, оцепивших "лисью нору". Делаться невидимым и неслышимым было непременной частью его воровского искусства, этому у него могли бы поучиться сами лисы и куницы. Его угнетало другое: он-таки обещал этому глупцу Торнефельду вручить его заветную реликвию лично в руки шведскому королю! Мало того, что это было невозможно, - он просто не хотел этого делать. Сокрытая под его плащом книга должна была принадлежать ему одному. А поскольку опрометчивая клятва тяготила его совесть, он начал мысленно спорить с Торнефельдом, словно тот все еще брел рядом с ним.

- Молчи, мышонок! - со злостью бормотал он. - Ты весь свой век проходил с разинутым ртом, вот и валяй, лови мух дальше, губошлеп, а ко мне не приставай! Чтобы я пошел в шведскую армию? Нет уж, братец, ищи другого дурака, благо их на земле полно, - многие могут посостязаться за колпак с бубенцами... Да я и волоса с головы не срежу ради твоего короля! Если ему нужно твое заветное сокровище, так пусть и разыскивает его сам, а я ради него башмаков трепать не стану. Уж больно дороги мне мои башмаки, а я всеми пятью пальцами готов поручиться, что твой Кари ни за что не раскошелится мне на обновки. Разве что пожалует веревку на шею... Твой король, братец, очень скупой господин. Он, говорят, каждый день пересчитывает кирки и лопаты в своем войске, чтобы ни одна не пропала.

Дорога пошла в гору. Бродяга остановился и перевел дыхание. Продолжив путь, он снова обратился к Торнефельду, на этот раз пытаясь убедить его по-доброму:

- Не думай обо мне плохо, брат мой сердечный! Но уж больно безумная была у тебя затея. Ты хочешь, чтобы я пошел в лагерь шведов? А что там меня ждет? Четыре крейцера в день, холод, голод, побои, тяжелая работа, марши, бои да свинец в брюхо. Да избавит нас Бог от такой жизни! Я вдоволь поел горохового хлеба да супа с соломой и отрубями и теперь хочу отведать приличной еды. Пришло мое время, брат! Твоя реликвия у меня, я надежно сохраню ее, а при случае и воспользуюсь ею. Ты говоришь, я дал клятву? А кто ее слышал? Ганс Никто разве что... Ну что? Где твои свидетели? Нету? Тебе, брат, приснилось мое обещание! Как ты меня называешь? Злодеем и бесчестной шельмой? Ну, парень, хватит! Видно, придется мне тебя отлупить, да так, чтобы у тебя шкура вдоль и поперек полопалась! А то ты все будешь недоволен... Еще одно слово, парень, и...

Он насторожился, учуяв далекое фырканье лошадей, а затем одним прыжком укрылся за сугробом. Это были драгуны. Бродяга отползал от дороги, попутно зарываясь в снег, и больше не думал о Торнефельде.

Когда бродяга наконец добрался до "лисьей норы", день уже был на исходе.

Посреди лесной поляны стояла полуразвалившаяся хижина углежогов; перед входом маячил человек в черном польском кунтуше с мушкетом в руках. Он, очевидно, нес вахту. Над дверью висела ободранная тушка зайца. Перед хижиной горели два костра, а между ними, завернувшись в шубы, вповалку спали люди Черного Ибица - хижина была слишком мала, чтобы вместить всю банду, и могла дать кров лишь немногим. Двое бандитов жарили над огнем куски мяса, насадив их на длинные ножи. Старый костлявый жеребец, привязанный к стоявшему поблизости от дома дереву, мирно жевал солому, то и дело засовывая морду в большую торбу.

С минуту бродяга молча стоял за деревьями. Тем временем один из спящих проснулся, зашевелился, злобно выругался и потребовал водки. Часовой у входа прислонил мушкет к двери и начал растирать озябшие руки. Сидевшие у костра бандиты сняли куски мяса с ножей и принялись изо всех сил работать челюстями.

- Благослови вас Бог! - громко сказал бродяга и вышел из чащи на поляну. - Хорошего аппетита! Только не обожгитесь, братцы мои!

Едоки испуганно уставились на него, причем один из них едва не подавился куском мяса. Глаза его выкатились из орбит от неожиданности.

- Кто ты? - крикнул его приятель. - Откуда ты взялся? И как сумел проскочить наши посты? Тебя послали драгуны? Что, буря уже идет на нас?

А постовой у двери схватил свой мушкет и, вглядываясь в чащу, запоздало гаркнул:

- Стой, кто идет?

- Друг! Такой же, как и вы! - ответил бродяга. - Никто меня не посылал. Я услышал, что вы в западне, и пришел помочь.

Человек у костра недоверчиво посмотрел на бродягу, а потом встал и проговорил:

- Да ведь я тебя знаю! Ты здешний вор по прозвищу Куролов. Давно уже промышляешь в этих местах. Зачем ты пришел сюда?

- Я тоже тебя знаю! - отвечал бродяга. - Тебя зовут Сверни Шею! Помнится, в Магдебурге тебя изрядно поколотили палками на рынке.

- Это правда! - усмехнулся разбойник. - А это - мой приятель Крещеный Ионас. Но теперь скажи: какой бес пригнал тебя сюда?

- Говорю вам: я пришел помочь! - ответил вор. - Барон Палачей атакует вас поутру, и уж тогда никто на вас и ломаного гроша не поставит. Вы по уши завязли в этой дыре, и без меня вам отсюда не выбраться.

- Так ты хочешь спасти нас? - хрипло захохотал Сверни Шею. - Дурень! Да ты сам влип в беду, как муха в кисель. У этого чертова барона сотня драгун, а нас только двадцать! И, кроме того, у нас нет лошадей и всего-навсего пять мушкетов. С часу на час мы ждем, что они нас накроют, и тогда нам останется только молиться Богу. Вот и посуди, чем ты можешь нам помочь?