Болеслав Прус - Сиротская доля Страница 16

Ясь очень устал: ноги у него дрожали, колени подгибались, руки больно ломило. Его тошнило от голода, клонило ко сну, тянуло отдохнуть хоть минутку, но где же? Места в приютах, больницах и участках были заняты другими, а идти в тюрьму он не хотел.

И вот, уже в каком-то помрачении ума, боясь остановиться хоть на минуту, то и дело спотыкаясь на выбоинах тротуара, осиротелый ребенок обратил свой взор к мостовой, по которой вереницей неслись санки и экипажи, - и в свои всего-навсего одиннадцать лет внезапно подумал о самоубийстве. Тотчас он представил себе, как больно топчут его конские копыта, услышал глухой хруст собственных костей, но не испугался: так человек, мучаясь от зубной боли, скорей с облегчением, чем со страхом, думает о предстоящей операции. Экипажи и санки роились перед его глазами, как мухи в летний день. Ясь остановился. Какой-то прохожий мимоходом оттолкнул его на край тротуара, другой - с края на мостовую. Издалека быстро приближались большие сани, запряженные четверкой лошадей. Мальчик шагнул вперед, машинально повернул голову - и увидел над собой гигантскую фигуру Христа, который, склонившись к Ясю, протягивал руку, словно говоря: "Что ты делаешь?.."

У ног страдальца, который так любил детей, Ясь заметил открытую дверь; он повернул от мостовой и вошел в подземную часть костела. Обитель мертвых дала приют измученному ребенку.

Миновав узкий коридор, Ясь очутился в подвале: выискав там самый темный уголок, он присел на подножку поломанного катафалка и прислонился головой к стене. В подземелье находилось несколько гробов с покойниками разного пола и возраста. Рядом лежала какая-то женщина, чуть подальше - маленькая девочка. "Мать и Антося..." - подумал Ясь, но тут же отогнал эту мысль. Воспоминания тяготили его, у него не было теперь ни сил, ни желания предаваться им, он наслаждался тем, что сидит, что ему тепло. Вскоре он заснул.

Проснувшись, Ясь нащупал пальцами лежавшей на подоле пальто руки какой-то маленький предмет - плоский и круглый. Кровь бросилась ему в лицо при мысли, что это может быть монетка. Действительно, оторвав подкладку от грубого сукна, он нашел пять грошей, которые бог знает с каких пор лежали там, чтобы объявиться именно тогда, когда он больше всего в них нуждался.

На дворе уже смеркалось. Ясь купил три сайки, съел их, запил водой из крана и снова отправился в странствия.

Передышка приободрила его. Он выспался, поел и теперь, чтобы развлечься, принялся рассматривать витрины магазинов. В одной он увидел красивые платья, в других - ювелирные изделия, фрукты, игрушки... Дольше всего он задержался перед магазином колониальных товаров, где за стеклом витрины сидел фарфоровый китаец, кивавший головой и высовывавший язык.

Фигурка эта понравилась Ясю, и его заинтересовало: какой механизм запрятан там внутри? Вдруг он услышал смех...

- Хе-хе-хе!

Позади Яся стоял худой, изможденный рабочий; уставившись безумными глазами в лицо китайца, он смеялся, но так странно и так страшно, что Ясь кинулся прочь от окна.

"Почему эта игрушка понравилась только ему и мне? - думал мальчик. Почему он такой жалкий, а смех его так ужасен? Что он ел сегодня? Тоже только сайки?.. Где он будет спать?.. О, боже! А я?"

И снова начались бесцельные скитания. Мало-помалу закрылись магазины, движение на улицах замирало, фонари гасли. Иногда, пройдя несколько кварталов, можно было услышать только торопливые шаги одинокого прохожего да протяжные зевки сторожа. Стук извозчичьих дрожек долетал совсем издалека. Наконец все затихло. На далекой башне часы пробили один раз, на всей улице светилось только два окна.

- Что же делать? - шептал Ясь. - Что же делать?..

Он поглядел на небо; с одной его стороны еще сверкали звезды, а другая покрылась густыми тучами. Неужели это те самые звезды, которые он когда-то видел?..

Ночь в большом и шумном городе возбуждает особого рода страх. Ясь так сильно поддался этому страху, что не смел сдвинуться с места; собственные шаги пугали его. Он прислонился к столбу газового фонаря и, заломив ручонки, простонал:

- Я один!..

Он преувеличивал: в тот же самый момент до него донесся какой-то шорох. Шорох этот становился все слышнее, иногда почему-то затихал... Ясь напряг зрение и увидел собаку, бежавшую по мостовой.

Следом за этой собакой, искавшей еды в ночном мраке, Ясь прошел еще несколько улиц. Было совершенно темно, и мальчика клонило ко сну. Его страдания, физические и моральные, достигли наивысшей точки; страшнее всего было чувство полнейшего одиночества. Ясь знал, что он одинок, и более того что на всем свете, наверно, нет еще другого столь же несчастного существа.

Но он ошибся и на этот раз. Пройдя еще несколько шагов, он различил в мерцающем свете фонаря тень, прислонившуюся к каменной стене. Он осторожно приблизился и увидел женщину, сидевшую на ступеньках у входа в магазин.

- Кто здесь? - спросил Ясь.

- Это я, с ребенком!.. - испуганно ответила женщина. - Я не собираюсь делать ничего дурного...

- Ночуете здесь?

- Да... отдыхаем. До дому далеко.

Ясь сел рядом с ней.

- Вы из этого дома? - спросила теперь женщина.

- Нет, - тихим голосом сказал смущенный Ясь.

- Вы, может быть, опоздали на поезд?..

Мальчик промолчал.

- Тепло сегодня, - сказала женщина, а потом оперлась головой о стену и закрыла глаза.

Ребенок спал. Ясь прикоснулся к его голой ручке и вздрогнул. Она была сморщенная и холодная, как тот птенец, который когда-то по его вине лишился жизни.

Тотчас ему пришло в голову, что бог наказал его за смерть птички. Он вспомнил прекрасное, круглое гнездышко и невольно сравнил его с этим жалким гнездом из тряпок, на которых лежал человеческий птенец.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вскоре на одной из улиц города милосердный сон, врачеватель страждущих, убаюкал трех бездомных бедняков, прикорнувших на грязных, обледенелых ступеньках.

И у Него также нет над головой крыши,

У Того, кто собой заполняет бесконечность...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Действие происходит на следующий день в полдень.

Близ Вислы, среди лепящихся друг к другу деревянных домов, на большом дворе мы видим две фигуры: некой пани Вероники и некоего Антека.

По заверениям пани Вероники, бог создал ее светской дамой, но злой рок низверг с высоты салонов до скромного положения мусорщицы. В соответствии с ее нынешним званием, пятидесятилетняя Вероника таскала на спине мешок из грубой холстины, а рука ее опиралась на деревянную кочергу с изогнутой железкой на конце, представлявшей собой крючок в форме семерки. Добавим к этому высокий рост при сутулой фигуре, лицо, запечатлевшее следы борьбы с превратностями судьбы, несколько прядей седеющих волос, наряд, от разрушительного действия времени превратившийся в лохмотья, и мы получим точный портрет дамы, которая в настоящий момент выкрикивает во дворе звонким сопрано, напоминающим итальянскую оперу:

- Костьи!.. костьи покупаю!..

Антек, который стоит шагах в пятнадцати от нее, - это молодой человек неопределенных лет - так между шестью и двадцатью. Он является обладателем побывавшего в употреблении военного мундира, которому можно поставить в упрек лишнее количество дыр в местах, свободных от пятен, а также отсутствие пуговиц, воротника и одной полы. Его голову изящно украшает фантастическая гарибальдийская шляпа, левую ногу - башмак, правую - высокий сапог. Кроме того, Антек очень мал ростом, худ, лицо у него желтоватое, волосы редкие, нос как вишня и репутация законченного негодяя. Когда-то он был на добром пути и разносил по домам газеты; однако, с тех пор как он продал несколько экземпляров в свою пользу, выбросив остальные в сточную канаву, литература лишилась в его лице полезного деятеля.

Вот уже несколько часов, как любезный Антек скучал: во-первых, у него что-то "свербило внутрях", а во-вторых - недоставало приятного общества. Поскольку рослая мусорщица обладала некоторой притягательностью, Антек подошел к ней и затянул плаксивым голосом:

- Моя пани!.. Моя золотая пани!..

Издавая эти жалобные стоны, он держал руки в дырках, выполняющих роль карманов, и терся плечом о бедро нашей светской дамы.

- Чего тебе надо, оборвыш? - добродушно спросила дама. - И говори в левое ухо, потому что на правое я не слышу!

Когда она нагнулась, Антек заорал во всю глотку:

- Дайте же мне табачку!.. Моя пани, золотом одетая!

- А зачем тебе табак?..

- А затем, моя пани, что я как посмотрю на "семерку", так у меня начинает щипать в носу, а чихнуть не могу! - крикнул парень и еще развязнее прижался к ее бедру.

От такой дерзости пани Вероника вскипела гневом и, взмахнув крючком, воскликнула:

- Чтобы тебя переехали! Чтоб тебе сдохнуть, мерзавец!.. Вешалка для шляпы!

- Иги-и! - пронзительно взвизгнул сорванец, отступая в сторону и не вынимая рук из карманов.