О. Генри - Выкуп за рыжего вождя Страница 16

– Всю жизнь считал, – неуверенно вставил молодой человек, – что деньги – довольно недурственная штука.

– Достаток, конечно, желателен. Но когда у вас столько миллионов, что просто… – она завершила высказывание жестом отчаяния. – Эта рутина, – продолжила она, – одно и то же. Выезды, обеды, театры, балы, ужины, и всюду – плещущее через край богатство. Иногда малейший хруст льдинки в бокале шампанского буквально сводит меня с ума.

Мистер Паркенстакер слушал с неподдельным интересом.

– А мне всегда нравилось читать и слушать про жизнь богачей и великосветского общества, – признался он. – Я, наверное, сноб. Но предпочитаю иметь обо всем точные сведения. У меня сложилось представление, что шампанское охлаждают прямо в бутылках, а не кидают льдинки в бокал.

Девушка мелодично рассмеялась – видимо, ее искренне позабавило замечание молодого человека.

– Вам следует запомнить, – объяснила она снисходительно, – что мы, люди праздного сословия, развлекаемся нарушением общепринятых устоев. Вот сейчас модно класть лед в шампанское. Это пошло с обеда по случаю приезда татарского князя в Уальдорфе. Но это ненадолго, скоро придумают что-нибудь новенькое. Вот на вечере, что был на Мэдисон-авеню на этой неделе, возле каждой тарелки была выложена зеленая лайковая перчатка, и ею полагалось брать оливки.

– Да, – смущенно признал молодой человек, – все эти изыски интимного круга светских семей неизвестны широкой публике.

– Иногда, – продолжала девушка, легким кивком головы принимая признание в его невежестве, – мне думается, что я смогу полюбить только человека низшего сословия. Труженика, а не трутня. Но, конечно, требования богатства могущественнее моих предпочтений. Вот сейчас меня осаждают двое. Один – герцог немецкого княжества. Думаю, у него есть – или была – жена, вероятно, сошедшая с ума от его своенравия и жестокости. Другой – английский маркиз, такой расчетливый и чопорный, что я даже предпочту ему свирепость герцога. Но что побуждает меня говорить вам все это, мистер Пакенстакер?

– Паркенстакер, – прошептал юноша. – Правда, вы даже не представляете себе, насколько мне ценно ваше доверие.

Девушка окинула его спокойным, безразличным взглядом, подчеркнувшим разницу их общественного положения.

– А кто вы по профессии, мистер Паркенстакер? – спросила она.

– О, профессия у меня очень скромная. Но я надеюсь добиться многого. А вы это серьезно говорили – что могли бы полюбить человека низшего сословия?

– Разумеется, серьезно. Но я сказала – могла бы. Не забывайте про герцога и маркиза. Да, ни одна профессия не покажется мне слишком низкой, если мне нравится человек.

– Я работаю… – отважился мистер Паркенстакер, – в ресторане.

Девушка слегка вздрогнула.

– Но не официантом? – спросила она почти умоляюще. – Любой труд благороден, но личное предубеждение, понимаете… лакеи и всякие…

– Я не официант. Я кассир в… – Напротив, на улице, идущей вдоль парка, мерцали электрические буквы вывески «Ресторан». – Я кассир вон в том ресторане.

Девушка взглянула на крохотные часики на дорогом браслете тонкой работы и поспешно встала. Она сунула книгу в изящную сумочку, висевшую на поясе, в которой книга едва помещалась.

– А почему вы не на работе? – спросила она.

– У меня ночная смена, – объяснил молодой человек. – У меня есть еще час до смены. Могу я надеяться увидеть вас снова?

– Не знаю. Возможно. Хотя, быть может, моя прихоть больше не повторится. А теперь мне надо спешить. Меня ждет званый обед и ложа в театре – да, опять, опять этот замкнутый круг. Вы, наверное, заметили автомобиль на углу, пока шли в парк? Весь белый…

– И с красными колесами? – подхватил юноша, задумчиво сдвинув брови.

– Да. Я всегда на нем приезжаю. Пьер ждет меня в машине. Он думает, что я хожу за покупками в магазин, что на площади. Представляете вы себе путы жизни, в которой мы вынуждены обманывать даже собственных шоферов? До свидания.

– Но уже совсем темно, – возразил мистер Паркенстакер, – а в парке полно злодеев. Давайте я вас про…

– Если для вас хоть что-то значит моя просьба, – твердо проговорила девушка, – вы останетесь здесь и не сойдете с этой лавки еще десять минут после моего ухода. Я вовсе не ставлю вам это в вину, но вы, по всей вероятности, осведомлены о том, что обычно на автомобилях стоят монограммы их владельцев. И все-таки до свидания.

Быстро и с достоинством удалилась она в темноту аллеи. Молодой человек следил за ее грациозной фигурой до парковой ограды, пока она не свернула за угол, где стоял белый автомобиль. Затем, нимало не колеблясь, он стал предательски красться следом за ней, прячась за деревьями и кустами, все время идя параллельно пути, по которому шла девушка, ни на секунду не теряя ее из виду.

На углу девушка взглянула на белый автомобиль и прошла мимо, удаляясь в глубь улицы. Под прикрытием находившегося возле парка кэба молодой человек следил взглядом за каждым ее движением. Ступив на противоположную сторону тротуара, девушка толкнула дверь ресторана с сияющей вывеской. Ресторан был из числа тех, где все сверкает, все выкрашено белой краской, всюду стекло и где можно пообедать дешево и шикарно. Девушка прошла через весь ресторан, скрылась где-то в глубине его и тут же появилась вновь, уже без шляпы и вуалетки.

Сразу за входной стеклянной дверью находилась касса. Рыжеволосая девушка, сидевшая за ней, слезла со стула, многозначительно поглядывая на часы. Девушка в сером платье заняла ее место.

Засунув руки в карманы, молодой человек медленно побрел вдоль тротуара. На углу он наткнулся на маленький томик в бумажной обертке, валявшийся на земле. По яркой обложке он узнал книгу, которую читала девушка. Он аккуратно поднял ее с земли. «Новые сказки Шехерезады» – гласил заголовок. Автора звали Стивенсон. Молодой человек уронил книгу в траву и с минуту постоял в замешательстве. Затем сел в автомобиль, откинулся на подушки и бросил шоферу три слова:

– В клуб, Анри.

Квадратура круга

Рискуя показаться надоедливым, автор все же считает необходимым предварить эту повесть страстей и эмоций небольшой геометрической справкой.

Природа движется по кругу; Искусство – по прямой. Все естественное округло; искусственное остроконечно. Человек, заблудившийся в метель, невольно бродит по кругу; ноги горожанина, исковерканные прямоугольностью улиц и зданий, несут его по прямой от самого себя.

Круглые глаза ребенка – воплощение невинности; узкая линия сощуренных глаз кокетки носит явный отпечаток искусственности. Прямая линия рта свидетельствует о хитрости и лукавстве; но кто не читал искренних лирических излияний Природы на губах, округлившихся для поцелуя?

Красота – это Природа в своей совершенной форме; и округленно – неотъемлемый ее атрибут. Взять хотя бы полную луну, золотой шар над входом в ссудную кассу, купола храмов, пирог с черникой, обручальное кольцо, арену цирка, круговую чашу, монетку, которую дают на чай официанту.

С другой стороны, прямая линия свидетельствует об отклонении от Природы. Достаточно сравнить пояс Венеры с прямыми складочками английской блузы!

Начиная двигаться по прямым линиям и поворачивать под острыми углами, мы искажаем свою натуру. А вывод отсюда таков: Природа, будучи более гибкой, чем Искусство, пытается приспособиться к его более жестким канонам. Результаты подчас весьма курьезны: голубая роза, древесный спирт, штат Миссури, голосующий за республиканцев, цветная капуста в сухарях и житель Нью-Йорка.

Природные свойства быстрее всего утрачиваются в большом городе. Причина этого не имеет ничего общего с моралью – она сугубо геометрична. Прямые линии улиц и зданий, прямолинейность законов и обычаев, тротуары, не отклоняющиеся от прямой линии, неуклонно строгие, давящие своей бескомпромиссностью правила касательно всего и вся – даже отдыха и развлечений, – все это бросает холодный вызов свободному дыханию Природы.

Так что можно сказать, что большой город решил задачу о квадратуре круга. Остается добавить, что это математическое вступление предваряет историю одной кентуккийской вендетты, которую судьба привела в город, имеющий привычку обтесывать и обминать все, что в него входит, и придавать ему форму своих углов.

Эта вендетта началась в Камберлендских горах меж семействами Фолуэлл и Гакнесс. Первой жертвой этой вражды домов пал охотничий пес Билли Гакнесса, тренированный на опоссума. Гакнессы возместили эту утрату, укокошив главу семейства Фолуэллов. Фолуэллы в долгу не остались. Они смазали дробовики и отправили Билла Гакнесса вслед за собакой в края, где опоссумы падают с деревьев, не вынуждая охотников оные деревья рубить.

Вендетта процветала в течение сорока лет. Гакнессов отстреливали одного за другим: через освещенные окна их домов, за плугом, по дороге с молитвенных собраний, во сне, на дуэлях, в трезвом и не очень виде, поодиночке или целыми группами, исповедовавшимися и неподготовленными. Ветви родословного древа Фолуэллов отсекались точно таким же образом, вполне сообразно традициям и устоям их страны.