Редьярд Киплинг - Наулака - История о Западе и Востоке Страница 18

Во дворце было много женщин (она не знала точно, сколько их было), которые под влиянием недоступных ее пониманию интриг наотрез отказались от ее помощи. Они заявили, что здоровы, а прикосновение белой женщины считали осквернением. Но были и другие, которые совали ей своих детей и умоляли вернуть румянец и силу этим бледным бутончикам, рожденным во мраке. Встречались ей и девушки с лихорадочно блестевшими сумасшедшими глазами, выпрыгивавшие из темноты и изливавшие на Кейт потоки страстных жалоб, которые она не понимала и никогда не рискнула бы понять. Ей попадались на глаза чудовищные в своем неприличии картины на стенах маленьких комнатушек; изображения бесстыдных божеств смеялись и передразнивали ее в грязных нишах над дверными проходами. Жара и запахи готовящейся пищи, легкие ароматы курящихся благовоний и своеобразный дух огромной массы живых существ - все это душило ее. Но более, чем ужасы зримые, на нее подействовало, вызывая тошноту и недомогание, то, что она услышала и о чем лишь догадывалась. Другими словами, она ясно почувствовала, что одно дело желать творить добро под влиянием живого рассказа об ужасной жизни индийских женщин, и совсем другое - столкнуться в женских покоях дворца лицом к лицу с самими этими бедствиями, для живописания которых не найдется достаточно сильных слов и выражений.

Махараджа недурно играл в пахиси, и, кроме того, у Тарвина сложились с ним чудесные приятельские отношения, но все же, сидя сейчас напротив него, Тарвин думал о том, что случись хоть что-то с его любимой, пока она находится в таинственных комнатах женской половины, из которых до внешнего мира долетал лишь неутихающий шепот и шорох платьев, - и он не поручится за жизнь этого восточного властелина ни перед какой страховой компанией.

Когда Кейт вышла оттуда с маленьким махараджей Кунваром, цеплявшимся за ее руку, лицо ее было бледным и искаженным страданием, а в глазах блестели слезы негодования. Вот что значит увидеть все своими глазами.

Тарвин бросился ей навстречу, но она отстранила его тем царственным жестом, которым женщины пользуются в минуты глубокого волнения, и кинулась домой к миссис Эстес.

В эту секунду Тарвин почувствовал, что его грубо вытолкнули из ее жизни. Тем же вечером махараджа Кунвар встретил Тарвина на веранде гостиницы; Ник мерил веранду шагами и почти жалел, что не застрелил махараджу за тот взгляд, которым наградила его Кейт. С глубоким вздохом он благодарил Бога за то, что был здесь, рядом, мог видеть ее и защитить ее, а если понадобится, и увезти отсюда, в конце концов, и силой. Содрогаясь от ужаса, он представлял себе, как бы она жила здесь одна, под защитой лишь миссис Эстес.

- Я привез это для Кейт, - сказал малыш, осторожно вылезая из экипажа с огромным свертком в руках. - Пойдемте со мной к ней.

Тарвин, не мешкая, вышел из гостиницы, и они поехали к дому миссионера.

- Во дворце все говорят, - сказал мальчик, - что она ваша Кейт.

- Я рад, что они так прекрасно информированы, - пробормотал Тарвин свирепо. - А что это вы ей везете? - громко спросил он у махараджи, положив руку на сверток.

- Это посылает ей моя мать, королева - настоящая королева, понимаете? Ведь я же принц. Она еще велела на словах передать кое-что, только я не могу сказать вам этого. - И он шепотом, как маленький ребенок, повторял почти про себя, чтобы не забыть, слова матери. Когда они подъехали, Кейт была на веранде, и лицо ее просветлело при виде мальчугана.

- Пусть стража встанет у входа в сад. Идите же и ждите меня на дороге, - приказал он своей охране.

Экипаж отъехал от дома, сопровождаемый солдатами. Малыш, все еще держа Тарвина за руку, протянул сверток Кейт.

- Это от моей матери, - сказал он. - Вы ее видели. Этот человек может не уходить. Он... - мальчик помедлил, ища слово, - ваш возлюбленный, да? Ваша речь - это и его речь.

Кейт залилась румянцем, но не попыталась опровергнуть его слова. Да и что она могла сказать?

- Я должен сказать вам следующее, - продолжал он, - сказать перво-наперво, чтобы вы поняли. - Он говорил несколько неуверенно, по всей видимости, переводя с родного языка на английский, и при этом выпрямился во весь рост и отбросил со лба изумрудную кисть, свисавшую с чалмы. - Моя мать, королева - настоящая королева, - говорит: "Я так долго сидела за этой работой. Я даю ее вам, потому что видела ваше лицо. То, что сделано, может быть уничтожено против нашей воли, а цыганские руки - воровские. Ради богов, следите за тем, чтобы цыганка не распустила нити, не уничтожила того, что я сделала, потому что в этом моя жизнь и моя душа. Берегите мою работу, которую я дарю вам, - ткань, которая целых девять лет была на ткацком станке". Я знаю английский лучше, чем моя мать, - сказал мальчик, переходя на нормальный тон.

Кейт развернула сверток и вынула черно-желтый плед с ярко-красной бахромой, связанный довольно неуклюже. Вот чем королевы Гокрал Ситаруна заполняют свой досуг...

- Это все, - сказал малыш. Но похоже было, что уходить ему не хотелось.

Когда Кейт рассматривала жалкий дар, ее горло сдавила судорога. Мальчуган, все это время не отходивший от Тарвина и не выпускавший его руку, начал заново дословно повторять материнское послание, не пытаясь объяснить, что оно означает, при этом его пальчики все сильнее и сильнее сжимали руку Тарвина.

- Передайте, пожалуйста, вашей матери, что я ей очень благодарна, растерянно произнесла Кейт, не вполне владея голосом.

- Ответ должен быть другой, - сказал малыш и посмотрел умоляюще на своего высокого друга-"англичанина".

Неожиданно в голове Тарвина промелькнуло воспоминание о ленивых разговорах торговых агентов на веранде гостиницы. Он быстро подошел к Кейт и, положив руку ей на плечо, прошептал хрипло:

- Разве вы не понимаете, что она имеет в виду? Это же сам мальчик... Ткань, которую она ткала целых девять лет.

- Но что же я могу сделать? - вскричала Кейт, совершенно сбитая с толку.

- Присматривать за ним. Постоянно и неустанно. Вы же очень сообразительная и разберетесь, что к чему. Ситабхаи нужна его жизнь. Она не должна добиться своего.

Кейт постепенно начинала понимать ситуацию. Все возможно в этом ужасном дворце, даже убийство ребенка. Она уже догадалась о том, как ненавидят друг друга королева-мать и новая, молодая жена махараджи. Махараджа Кунвар стоял неподвижно в сумерках угасавшего дня, поблескивая алмазами своей драгоценной одежды.

- Может, мне повторить еще раз? - спросил он.

- Нет-нет-нет, малыш! Нет! - закричала она, бросаясь на колени перед ним и прижимая его худенькое тельце к своей груди с внезапной нежностью и жалостью. - Ник! Что мы будем делать в этой ужасной стране? - Она заплакала.

- Ну ладно! - сказал махараджа абсолютно безучастно. - Мне сказали уходить только после того, как вы заплачете. - Он кликнул стражу и экипаж и отбыл, оставив свой небогатый подарок на полу.

В полутемной комнате слышались всхлипывания Кейт. Ни миссис Эстес, ни ее мужа не было дома. Это маленькое словечко "мы", произнесенное ею, наполнило сердце Тарвина сладким трепетом. Он наклонился к ней и обнял, и Кейт не стала возражать и отчитывать его.

- Вдвоем мы справимся с любыми трудностями, - прошептал он, когда ее голова легла ему на плечо.

Х

"Дорогой друг! Вы были вчера ко мне немилосердны и сумели сделать мою жизнь еще труднее. Я знаю, что проявила слабость. Я расстроилась из-за малыша. Но я должна делать то, ради чего приехала сюда, и я хочу, Ник, чтобы вы укрепляли меня в моем намерении, помогали, а не мешали мне. Пожалуйста, не приходите несколько дней. Мне сейчас нужны все мои силы и вера в то, что я могу стать тем, кем хочу быть для этих людей, чтобы взяться за тот непочатый край работы, который лишь приоткрывается мне сейчас. Мне кажется, я и в самом деле сумею принести какую-то пользу. Прошу вас, дайте мне такую возможность, пожалуйста".

В этой записке, которую Тарвин получил на следующее утро, он находил все новые и новые оттенки скрытого смысла. Перестав строить бесчисленные догадки и предположения, он мог с уверенностью сказать себе лишь одно: несмотря на минутную слабость, Кейт твердо стояла на ногах, и заставить ее свернуть с избранного пути будет нелегко.

Кейт приехала в эту страну не только ради того, чтобы бороться с горем и страданием, жившими во дворце. Это была лишь часть ее работы. И если несчастья столь ужасны под сенью трона, что же должен тогда выносить простой народ?

Кейт отправилась осмотреть госпиталь.

- В больнице только один врач из туземцев, - говорила ей миссис Эстес по дороге, - и он всего лишь туземец, а это значит лентяй.

- Как здесь можно лениться? - вскричала ее спутница. Они въезжали в городские ворота, и их обдало волной жара.

- В Раторе все очень скоро начинают лениться, - ответила миссис Эстес с легким вздохом, думая о тех высоких надеждах и отчаянных усилиях сделать хоть что-то, с которых начинал в Раторе ее муж, и о том, как на смену им пришла обволакивающая апатия.