Г Бейтс - Философическое путешествие Страница 2

На мистера Фезерстоуна снова накатила тяжкая дурнота.

- Как, неужели вы хотите угощать этими курами кого-то еще? - пролепетал он.

- А как же! Для того я их и поймал. Я всегда стараюсь привезти им парочку кур или фазанов. А то и гуся, если удастся.

Мистер Фезерстоун сидел не шевелясь и глядел прямо перед собой на холмы, на движущиеся дворники, на дождь.

- Курить хотите? - предложил Нигглер. - Я вам сверну.

Мистер Фезерстоун, заикаясь, вежливо отказался от цигарки. Нигглер с привычной ловкостью раскурил свою, наполнив кабину густым, смрадным дымом, и обратился к мистеру Фезерстоуну с добродушным, чуть ли не отеческим укором:

- Вы, я вижу, из-за петушков переживаете. Ну и зря. Они сослужат людям добрую службу. Я ведь о других забочусь, понимаете? Вот поглядите, с каким удовольствием мои старушенции будут косточки обгладывать, и поймете. Поймете, что я сделал истинно благое дело.

- Но вы признались, что крадете птиц постоянно, - возразил мистер Фезерстоун. - Вы не боитесь, что вас поймают?

- Да, тогда-то вам станет ясно, что я сделал истинно благое дело, повторил Нигглер. - Доставил людям радость. И сердце ваше тоже возрадуется.

Мистер Фезерстоун не нашелся что сказать: ему почему-то стало стыдно. Он сидел и задыхался в махорочной вони. Нигглер крепко затянулся и от едкого дыма сощурил глаза.

- А кстати, что вы изучаете? В смысле, какое дело осваиваете? - Нигглер поперхнулся дымом и весело расхохотался. - Ну, то есть в чем специализируетесь - в лошадях?

- В лошадях?

- Ну да, в скачках, в бегах. Не играете?

Мистер Фезерстоун ответил, что, к сожалению, нет, он не может позволить себе этого увлечения, игра на скачках ему не по карману. Он изучает философию.

- А что такое философия?

Мистер Фезерстоун ответил, что объяснить это в нескольких словах очень трудно.

- К птицам случайно не имеет отношения?

- Нет-нет. Птицами занимается орнитология.

- Так вы, стало быть, изучаете свою философию в колледже?

- В университете, - поправил Нигглера мистер Фезерстоун, - в Оксфорде. - Он помолчал несколько минут, подумал, потом вдруг заговорил: - Я уже давно пытаюсь дать точное определение философии, и, по-моему, мне это более или менее удалось. Получилось примерно так: философия - это любовь к мудрости, а в применении к жизни это есть постижение действительности в ее причинно-следственных связях, изучение ее сил и законов.

Ошеломленный Нигглер молча открыл рот и чуть не выронил цигарку.

- Конечно, я лишь разъяснил суть, - продолжал мистер Фезерстоун. - В узком же смысле философию можно приравнять к метафизике, но обычно в нее включают и все дисциплины наук о нравственности и о мышлении - логику, психологию, этику, а также другие.

- Ну, разрази меня гром!

- Конечно, в ней существует множество направлений, вернее, существовало, например натурфилософия...

- А польза от нее какая-нибудь есть?

- Видите ли, вопрос о пользе здесь не ставится. Философия, по сути, вырабатывает обобщенную систему взглядов...

- Ну хорошо, хорошо, а для чего она все-таки нужна, черт меня раздери?

Цигарка Нигглера истлела почти до самого конца. Он был решительно не в состоянии поддерживать этот разговор и тоже тупо глядел на холмы, на дворники, на дождь. Наконец окурок таки упал с его губ, и тогда мистер Фезерстоун деловито сказал, что попытается изложить все более просто и доступно.

- Возьмите, к примеру, себя. Как по-вашему, что такое жизнь? То есть я хотел спросить, как лично вы себе ее представляете? Я имею в виду людей. Как бы вы их разделили, на какие категории?

Нигглер тотчас же очнулся от своего оцепенения и разразился веселым, добродушным хохотом, будто сразу смекнул, в чем тут дело.

- На две, - сказал он, - всего только на две. На простофиль и на умных.

- Ну вот, стало быть, это и есть ваша житейская философия, - объяснил мистер Фезерстоун.

- Вишь ты!

- Теперь возьмем Гитлера.

Нигглер даже отодвинулся от мистера Фезерстоуна подальше - так он был оскорблен, что его поставили в один ряд с Гитлером.

- Гитлер - сволочь, - сказал он.

- Так вот, философию Гитлера, - продолжал мистер Фезерстоун, - можно охарактеризовать как макиавеллевскую. В отличие от Аристотеля, который...

- Маки... как вы сказали?

- Макиавеллевскую, - повторил мистер Фезерстоун и объяснил: Макиавелли был флорентийский дипломат и государственный деятель, он стремился создать сильное правительство и считал, что для этой цели хороши любые средства, даже самые низкие и противозаконные...

- Хорош гусь, - отозвался Нигглер.

Все больше увлекаясь, мистер Фезерстоун предложил оторопевшему Нигглеру познакомить его с Аристотелем. Аристотеля весь мир считает величайшим мыслителем всех времен и народов, - запинаясь, говорил он. В каком-то смысле его даже можно назвать основоположником философии. Данте, например, называл его "учителем тех, кто знает". Свой основной принцип созерцательную деятельность разума - он заимствовал у Платона. С другой стороны...

Ошарашенный Нигглер принялся молча скручивать еще одну цигарку. Он, как во сне, сунул ее в рот, но спичку зажечь забыл, и самокрутка так и осталась торчать из его толстых губ нераскуренной. На этот раз молчание длилось минут пять, не меньше, очнулся Нигглер, лишь когда мистер Фезерстоун произнес:

- Ведь уж был указатель Солсбери. Наверное, вот-вот приедем.

Встрепенувшись, Нигглер сердито огляделся по сторонам и чертыхнулся, точно не веря, что заехал не туда.

- Пропадите вы пропадом, Фезер, задурили мне голову, я и прозевал поворот. Больше мили отмахал, теперь изволь возвращаться.

- Простите, ради бога, - проговорил мистер Фезерстоун. - Я никак не предполагал...

Нигглер начал разворачивать грузовик, беззлобно чертыхаясь, и, развернувшись, сказал:

- Как же так - не побывать у старушек. Они меня ждут. Я им еще на той неделе кур обещал.

- Стало быть, вы обдумали все заранее? А я-то решил, это чистая случайность.

- Ну уж нет, Фезер, я всегда все заранее обдумываю. Едешь в одну сторону - примечаешь, где есть живность, а на обратном пути изловишь. Я, Фезер, случайностям не доверяю. Опасная это штука.

Изрекши эту философскую сентенцию, Нигглер разразился своим хриплым, оглушительным смехом и наконец-то раскурил цигарку. Кабину заволокло таким плотным дымом, что стало ничего не видно снаружи, и Нигглеру даже пришлось остановиться и протереть стекло рукавом.

Вглядевшись внимательно в окно, он объявил, что дождь кончился и к вечеру небо совсем прояснится. Потом вспомнил о петушках и в предвкушении удовольствия хохотнул. Он уже давно выкинул из головы чудные рассуждения мистера Фезерстоуна о философии, теперь его мысли были заняты одними только цыплятами, начинкой и густым мучным соусом.

- Глядите. - Он толкнул мистера Фезерстоуна локтем в бок и одновременно выпустил в него такой мощный залп махорочного дыма, что тот буквально ослеп. - Вот мы и приехали, Фезер. Видите ворота? Нам туда.

На каменных столбах, увенчанных фигурами орлов, у одного из которых была отбита голова, висели ржавые чугунные ворота, которые когда-то, вероятно, открывали вход в замок.

Нигглер ввел машину в ворота и поехал по дорожке среди буйных зарослей лавра и рододендрона, опутанных плетями куманики, рассказывая одновременно мистеру Фезерстоуну, что здесь-то он и познакомился со своими приятельницами, мисс Монтифиори и мисс Пирс, когда менял промозглым декабрьским вечером колесо.

- Холодрыга, ветер, слякоть. Они и пожалели меня, позвали в дом выпить чаю, а сами накормили, обласкали, приняли как родного.

Впереди, в просвете оплетенной куманикой чащи, открылся партер в густой щетине чертополоха и за ним дом из красного кирпича весьма эклектической архитектуры - смесь викторианского стиля с эпохой Тюдоров и шотландским феодальным замком. Он высился точно одинокий свидетель событий, о которых все давным-давно забыли.

Нигглер дал сигнал и разразился своим хриплым, оглушительным смехом, окурок вывалился у него изо рта. Но он не стал ловить окурок, он торжествующе взмахнул рукой и крикнул:

- Глядите, Фезер, глядите!

Мистер Фезерстоун поднял взгляд и увидел на посыпанной гравием площадке перед замком двух женщин; вероятно, они услышали сиплый гудок грузовика и теперь изо всех сил махали им руками.

- Нигглер, Нигглер, вы приехали, вот радость-то!

Мисс Монтифиори, которой Нигглер начал представлять мистера Фезерстоуна, оказалась худенькой, розовой, воздушной и чем-то напоминала молодой стебель ревеня. Двигалась она легко и плавно, голосок был звонкий, щебечущий.

- Привет, Нигглер, привет, старый греховодник. Ну, как делишки? Молодец, что приехал.

Мисс Пирс была низенькая, необъятно толстая и грубоватая. Одета в зеленые вельветовые брюки и белую шелковую рубашку, на шее блестящий золотой галстук. Бюст так странно отвисал вниз, что казалось, ей приходится обертывать его вокруг пояса. Коротко, по-мужски, стриженные черные волосы зачесаны назад и набриолинены, черты лица правильные, не то что у Нигглера, просто лицо очень большое и одутловатое, точно в голову накачали слишком много воздуха и забыли спустить избыток.