Рауль Мир-Хайдаров - Джинсовый костюм Страница 2

— Ай да Федя, Федор Николаевич — угодил управляющему, да и мне тоже, — обрадовано сказал начальник, когда Сафонов закончил работу в тресте.

Сафонов вернулся к товарищам, в свою бригаду, но долго работать ему там не пришлось. В ту весну мода на кондиционеры, словно эпидемия, охватила город. Мощные бакинские кондиционеры, не один год загромождавшие магазины, вдруг разрешили продавать по безналичному расчету. И в какой-то месяц словно корова языком слизала с магазинных прилавков эти кондиционеры — ни за какие наличные деньги не отыщешь. Смотришь, стоит едва ли не избушка на курьих ножках — и та на улицу двумя-тремя кондиционерами смотрит: мол, вот какая избушка — почти из сказки, но только за государственный счет. Установить кондиционер — дело не очень-то простое, все-таки оконную раму переделывать приходится, и не в каждой организации плотник или столяр числится. А дорогую вещь установить, чтобы и работала хорошо, и от солнца и ветра укрыта была, и на зиму убиралась махина, на это и вовсе хороший мастер требовался. Первые кондиционеры Федор Николаевич устанавливал не в управлении, не в тресте, а в «Стройбанке», том самом, где его начальник в вечных должниках ходил. Много он там поработал, почти в каждом отделе монтировал кондиционеры, а осенью сам же и снимал их на консервацию, и стеклил на зиму проемы. Вот тут-то и смекнул начальник — какой нужный для него человек Федор Николаевич. Где только не ставил кондиционеры Сафонов по его поручению! Он даже специальную технологию разработал, как быстрее и надежнее монтировать, а из обрезков дубовых и буковых досок заранее наготовил нужные планки, пластины, и в обрамлении из ценных пород дерева кондиционеры смотрелись еще красивее. Казалось бы, чем тут можно было отличиться от других, но работа Сафонова была видна, что называется, за версту.

Когда поутихла эта страсть и Сафонов снова вернулся на объект, бригада его обновилась полностью. Молодые рабочие о нем и слыхом не слыхивали. Но начальство к нему относилось уважительно, зарплата была что надо, в общем, горевать не приходилось. За эти полтора года в новой роли мастера на выезде он отвык от грубой работы на объекте, где тяжеленную опалубку из мокрой древесины все время приходилось ставить, переставлять и старые чердачные перекрытия в пыли и грязи перебирать, — короче, так намаешься за день, домой едва ноги донесешь. И он уже не мог дождаться, когда его вызовут из конторы на новую работу. Хотя приглашений ждать приходилось недолго. Вскоре начальник управления затеял ремонт у себя дома, и Федор Николаевич надолго перебрался к нему со своим инструментом. Холодную лоджию с линолеумными полами превратил в прекрасную комнату. Поставил двойные рамы из некрашеной розовой сосны, утеплил стены древесно-стружечными плитами, а сверху вместо покраски финской пленкой под дуб обтянул, для хозяйки в торцах шкафы смастерил — загляденье. Пол паркетный на стружечные плиты набил — тепло. Батареи отопления под дубовой решеткой таким образом спрятал, что они в лоджии столиками служить стали. Жена начальника оказалась женщиной на редкость хлебосольной, такими обедами его каждый день кормила, что Федор Николаевич жалел: работа эта когда-то ведь закончится. К тому же, сберегая его время, начальник каждое утро за ним в общежитие свою машину посылал. Совсем заважничал Сафонов.

Еще через два года Федора Николаевича уже трудно было узнать, ездил он на собственных «жигулях»-люкс, оснащенных японским кассетным стереомагнитофоном, при белых, под овчину, мохнатых чехлах, с музыкальным итальянским сигналом и прочими, по мелочи, автомобильными аксессуарами, что только могли быть в природе. В свои двадцать семь он выглядел гораздо старше. Нет, не потому, что постарел или работа согнула, — просто теперь держался важно, солидно и ходил-то не торопясь, степенно, как один его знакомый завмаг. Одевался тоже, как знакомые из торговли или автосервиса, — короче, не хуже, чем законодатели мод в этом городе.

С каких, спрашивается, достатков, к тому же вещи-то — дефицит из дефицита? Да все за счет моды, за счет эпидемии. Нежданно-негаданно мода на антикварную, «бабушкину» мебель докатилась и в эти края. Годами пылившаяся в комиссионных магазинах, она была разобрана вмиг. Ее рьяно разыскивали по уцелевшим от сноса старым домам, через знакомых, друзей, соседей, сослуживцев. За полный комплект антикварной мебели доставали новейший мебельный гарнитур, плюс брали на себя все расходы по его перевозке. Старинную мебель найти оказалось не так уж сложно, а кто ее отреставрирует, приведет в порядок, чтобы заиграла она старым, потускневшим красным деревом? Это оказалось посложнее. На весь город отыскались два человека, способных на такое тонкое дело, кто мог вернуть к жизни старые буфеты, горки, шкафы, перетянуть кожей или китайским шелком овальные диваны, пуфики, стулья и глубокие уютные кресла. Были то Федор Николаевич да еще один старичок-краснодеревщик, имевший здоровье неважное, да и клиенты, сидящие на дефиците, его не интересовали, мастер был бессребреник, и если брался за работу, то только для души, — в общем, Сафонову не конкурент.

Конечно, ни о каких шараханьях моды Федор Николаевич никогда бы не узнал, проживи еще хоть десять лет в этом городе. Да и заказчики такие не стоят на каждом углу и объявления в газеты не дают. Такие дела тихо-мирно в своем кругу делаются, и нужных людей друг другу по цепочке передают, по рекомендации, и тут рекомендация большую силу имеет. Начальник Сафонова, хоть не намного был старше Федора Николаевича, а мужик тертый, он и про мебельный бум знал, и с людьми нужными общался, он и все дело организовывал. Федору Николаевичу только работать оставалось. А обеспечить его нужными материалами было непросто. Медную фурнитуру, не отличавшуюся от старинной, приходилось заказывать на заводах, доставать мягкую кожу на обивку, казалось, совсем невозможно, но она всегда была, и даже нужных расцветок: зеленую — так зеленую, цвета спелого апельсина — пожалуйста. Яркие китайские шелка — каких хочешь тонов и расцветок — всегда под рукой рулоны. В общем, солидно было поставлено дело. Федор научился различать своих клиентов: одним его начальник заказывал работу бесплатно, это были нужные товарищи, а другие, как понимал Сафонов, просто люди при деньгах, которые с лихвой возмещали потери на нужных людях. Но Сафонов и у тех, и у других вел себя одинаково, не интриговал, не интересовался, сколько заплатили, он работал. Конечно, от подарков, предлагаемых услуг или угощения за столом не отказывался, но ничего сам не просил, не вымогал. За это его и ценил начальник и кроме зарплаты еще столько, а иногда и больше подкидывал в конверте по окончании очередной работы.

Заказчики понимали, что вся работа — и ее качество, и сроки исполнения — зависели от Федора Николаевича, и зачастую просили его поработать и в воскресенье, и допоздна, и он редко отказывался, да и нечего ему было делать в общежитии: книг он не читал, на концерты не ходил. А с тех пор, как один клиент пообещал ему «сделать» машину, считай, работал он день и ночь, уж очень хотелось иметь автомобиль. Хозяева шикарных квартир рассчитывались за добавочные услуги щедро, чаще модными вещами, потому что брать деньги он остерегался, боялся разгневать начальника. Через полгода, после того, как заимел собственные «жигули», у него и невеста объявилась. Работал он тогда в торговой организации: редкий старинный австрийский столовый гарнитур восстанавливал. Торопил его хозяин чрезвычайно, хотел к серебряной своей свадьбе гостей удивить. Он и так к Федору Николаевичу подъезжал, и этак, а тот — ни в какую: «жигулям» своим еще не нарадовался, в воскресенье то в горы, то на озеро купаться выезжал, и по вечерам при фонарях по городу нравилось круг-другой сделать. Но заказчик оказался мужик с хитринкой, на слабости к «жигулям» и поймал. Обещал: сделаешь работу к сроку — чехлы, колпаки, сигнал и прочую импортную дефицитную дребедень в тот же день получишь в подарок, а для затравки свою машину показал. И Сафонов сдался, не только в субботу — в воскресенье работал, даже ночевать оставался у них.

За столом и познакомился с единственной дочкой хозяев, она оканчивала торговый техникум. Разводить с ней шуры-муры он не собирался, да и в голове в то время были только колпаки от «мерседеса», и в ушах звучала единственная мелодия — развеселый «дили-дан» звукового сигнала. Но даже сквозь эту однообразную мелодию он расслышал, как настойчиво родители увязывают его имя с именем дочери, и все шуточки за столом двойным смыслом полнятся, и даже сквозь ослепивший не только глаза, но и мысли хромированный блеск заграничных колпаков он увидел-таки, как Анжелика трижды в день меняет наряды, то чашечку кофе во время работы поднесет, то подойдет подержать или подать что-нибудь, то сядет рядышком, готовая сорваться по первой его просьбе.