Лео Перуц - Ночью под каменным мостом Страница 20

-- А сегодня во сне, -- продолжал Барвициус, -- я видел, как нас с тобой, и всех остальных тоже, погонял кнутом по улице палач. Мы были связаны, и нас вели на казнь. А у тебя, Георг, руки были скованы за спиной.

Лейнитцер оживился.

-- Надо непременно посмотреть в соннике! -- воскликнул он. -- Говорите, там был длинный кнут? И он громко щелкал? Кнут, который щелкает, -- это ведь что-то значит. Кажется, это к достатку в доме! Надо бы узнать насчет...

-- Послушай, Георг! -- прервал его Барвициус. -- Перебери в уме всех наших людей, одного за другим. Не кажется ли тебе, что кто-то из них ведет двойную игру?!

-- Патрон! -- с великим пафосом отвечал Георг. -- Среди них не найдется ни одного, кто не позволил бы себя сжечь, четвертовать и колесовать за вас!

-- Ты мне лучше не говори о колесовании! -- вскричал Барвициус. -Знаешь ведь, что я не люблю слушать о таких вещах. С меня хватает и подагры, которая колесует меня каждый день не хуже любого палача.

Минуту он сидел молча, нахмурив лоб.

-- Нам нужно подумать о том, -- начал он затем, -- как избежать своей участи. Я отправлюсь путешествовать. Но перед тем... -- он осекся на полуслове и, помешкав секунду-другую, обратился к Лейницетру с вопросом: -А ты что думаешь, Георг? Нет ли у тебя желания посмотреть Францию, Нидерланды, поглазеть на собор Святого Марка в Венеции?

-- А на что он мне? -- заявил Лейнитцер. -- Я уже видел его на гравюре. Там, на Николаевской, в киоске сидит торгаш, так он эти гравюры продает пачками. Может быть, нам взять с собою кого-нибудь из наших, скажем, Ловчилу или Райсенкиттеля, чтобы стелить постели и топить печи в гостиницах?

-- Прислуга найдется везде, -- сказал Барвициус. -- Но прежде чем мы покинем Прагу...

Он умолк и задумчиво уставился перед собой.

-- Прежде чем мы уедем отсюда, -- продолжил он, -- я хочу провернуть еще одно дело, которое давно уже держу в голове. Это будет такое дело, о котором еще не один год будут толковать в Праге. Да что там в Праге -- во всем королевстве!

-- А что это за дело, патрон? -- с любопытством спросил Лейнитцер.

Барвициус откинулся в кресле и скрестил руки на груди.

-- Ты знаешь, -- начал он, -- что у меня везде есть глаза и уши -- даже в еврейском городе. Как раз там живет один человек, с которым мне давно хочется свести знакомство поближе. Евреи и христиане облепляют его дом, словно мухи -- горшок со сливками. Ему удается все, за что бы он ни взялся. Евреи говорят о нем так: если у всего города выпадает черный год, то он выварит свой год в молоке. И еще говорят: он так богат, что даже в мед сыплет сахар. Ты должен знать этого еврея -- скажи-ка, как его зовут?

-- Это Мордехай Мейзл, который называет себя также Маркусом Мейзлом, и живет он на площади Трех Колодцев, -- без колебаний ответил Лейнитцер.

-- Точно. О нем и речь, -- подтвердил Барвициус. -- Он начинал свое дело с того, что скупал у мелких ремесленников самую залежалую рухлядь и давал деньги в рост под медные весы, козлиные шкуры, латунные тазы и прочую дрянь. Ездил также на рынки в Жигин, Хрудим, Вельварн, в Чаславу, скупал там сколько мог шерсти, менял ее у вязальщиков в Старом Граде на тонкие шали и посылал их на Варфоломеевскую ярмарку в Линц, получая таким образом двойную прибыль. Ему все и всегда удавалось. Мало сказать, что он любил деньги -они любили его еще больше, они, кажется, сами искали его и бежали к нему в руки. Его торговые предприятия все время расширялись. А потом он получил от императора охранную грамоту со многими привилегиями. Наверху есть люди, -он опять ткнул пальцем через правое плечо, -- которые даже имеют смелость утверждать, будто Его Величество император тайно ассоциируется с ним в делах.

-- Император? С Мейзлом? С каким-то евреем из гетто?! -- вскрикнул Лейнитцер, ошеломленно глядя на хозяина. Барвициус пожал плечами.

-- Ходит такой слух, -- повторил он. -- И еще говорят, что как только Мейзл получил эту самую грамоту, у императора завелись неучтенные деньги. Много неучтенных денег. Люди жалуются, что нечем платить старые долги, а вот на императорские коллекции картин, скульптур и диковин со всех концов света всегда находится золото. Граф Мансфельд приобретает для Рудольфа картины в Нидерландах, Хевенхюллер -- в Мадриде, Гаррах -- в Риме. Из Мантуи везут мраморные статуи и барельефы. Аббат Сен-Мориса посылает ему из Безансона кольца и геммы, найденные в древнеримских гробницах. От Вельзерна и Гохштеттерна в Аугсбурге прибывают чудесные заморские птицы. Курфюрст Пфальцский доставил ему алтарь слоновой кости с резными изображениями из жизни Христа, а один монах из Александрии прислал посох Моисея вместе со свидетельством, что посох этот -- подлинный, но император не пожелал его купить, заявив, что раз посох некогда превращался в змею, то это может случиться снова. Антонио ди Джордже делает для него сферические и параболические зеркала, а Мизерони -- хрустальные бокалы. А ведь все это стоит денег. Откуда они берутся, спрашиваю я?

-- Император связался с евреем из гетто? Я не могу поверить в это, -проворчал Лейнитцер.

-- А ты и не знаешь, как это делается? Что ты вообще знаешь о жизни? Да ровным счетом ничего! -- осадил его Барвициус. -- Но нам с тобой недосуг тревожиться о Его Величестве императоре, у нас есть дело до еврея Мейзла, и надо хватать добычу скорее, а то он, кажется, совсем свихнулся и раздаривает свои деньги направо и налево.

-- Я знаю одного свихнувшегося, -- откликнулся Лейнитцер. -- Он бегает по улицам в одной рубашке и кричит, чтобы на него лили воду, потому что он -- душа, объятая черным пламенем ада. А есть еще один, так он воображает себя рыбой и сидит в бассейне, а ночью, когда приходит пора спать, дает себя вытащить оттуда только с помощью крючка и лески. Но вот свихнувшегося, который раздаривал бы свои деньги, я в жизни не видывал, хотя давно уже мечтаю повстречать!

-- Сумасшедший он или нет, но деньги он дарит, -- объявил Барвициус категорическим тоном. -- Он делает это в большой тайне -- видимо, не хочет, чтобы об этом стало известно всем. Он не только раздаривает деньги, он разбрасывает их, отталкивает их от себя и, хоть этому и не верится, выкидывает их на улицу. К нему приходят люди, и он дает им ссуды без заклада, без векселя, без поручительства и требует от должников лишь молчания да чтобы один не знал о другом. Бедные девушки, которые хотят замуж, получают от него деньги на приданое, даже не зная, от кого оно исходит. Это он велел снести старую баню и построить новую -- старая, видите ли, была ему недостаточно вместительна. А теперь они собираются построить в гетто новую ратушу, дом призрения и приют для детей-сирот -- а на чьи деньги? На деньги Мейзла. Но ему кажется, что они недостаточно быстро уходят у него между пальцев, потому что, как мне было доведено, он решил замостить все улицы, углы и дворы еврейских кварталов красивым тесаным камнем.

-- Так вот почему вы сказали, что он выкидывает деньги на улицу? -подхватил Лейнитцер.

Барвициус встал и тихо засмеялся.

-- Ему не придется долго заниматься этим. Настало время мне вступить в игру, -- заявил он. -- Я хочу вытащить его из дома и отвезти в надежное место, где он и будет сидеть, пока не заплатит выкуп. А в качестве выкупа я возьму с него столько, что мы всю оставшуюся жизнь не будем ни в чем нуждаться. Я не хочу оставлять ему много -- пусть еврейский город так и будет немощеным!

Лейнитцер одобрительно кивнул. Эта затея ему понравилась. Он начал прикидывать в уме, как велика должна быть сумма, чтобы они с Барвициусом могли довольствоваться ею до конца жизни, но так и не дошел в своих расчетах до конца, так как Барвициус, разложив перед собой план дома Мейзла, взглянул на него и спросил:

-- Сколько людей ты можешь найти для этого дела, Георг?

-- Одиннадцать, а если мало, то четырнадцать, -- отвечал Лейнитцер.

-- Какая разница -- одиннадцать или четырнадцать? Все равно не хватает одного человека, -- возразил Барвициус. -- И не делай глупое лицо. Одного все равно недостает, -- повторил он с нажимом, когда Лейнитцер удивленно взглянул на него. -- В таком деле ты не годишься на роль вожака, из других тоже никто с этим не справится. Ибо это не простой налет, а самая настоящая военная операция. Без лишнего шума, погони и рубки на сей раз не обойтись, а потому мне нужен человек, научившийся на войне тому, как с горстью людей пробиваться сквозь вооруженный отряд, как захватывать важную персону в ее собственном доме и как вывозить ее из вражеского лагеря. Мне нужен человек, который, нарываясь на препятствие, не спрашивает у меня советов и приказаний, а действует смело и решительно. Мне нужен воин, овладевший военным искусством с младых ногтей и в то же время готовый заняться делом, которое не принесет ему ни славы, ни отличий, но зато...

Он выразительно пошевелил пальцами, пересчитывая невидимые деньги.

-- Одного такого я знаю, -- заявил Лейнитцер. -- И правда, патрон, мне кажется, у меня есть как раз тот человек, какого вы ищете. Один молодой дворянин из рода Вальдштейнов. Он лихо сражался на турецкой войне, а теперь пребывает в раздоре с начальством. Он оставил службу, приехал в Прагу и сидит здесь безвылазно. Занимается какими-то военными науками, читает. Ей-богу, у него полная комната книг!