Письма молодого врача. Загородные приключения - Артур Конан Дойль Страница 23

план объединения евреев и переселения их на Мадагаскар. Однако из сказанного им и увиденного своими глазами я понял, что он каким-то необъяснимым образом добился колоссального успеха, и завтра я тебе все об этом сообщу. Что бы ни случилось, я рад, что приехал, поскольку тут наверняка будет интересно. Считай это окончанием не письма, а его части. Полный отчет я напишу завтра, самое позднее – в четверг. До свидания, и передай привет Лоуренсу, если увидишь его. Как твой друг из Йеля?

Письмо седьмое

Брэдфилд, 9 марта 1882 года

Вот видишь, я держу свое слово, Берти, и вот мой полный отчет о странном отрезке реальной жизни, который, полагаю, не увидит никто, кроме тебя. Я также написал Хортону и маме, но с ними, в отличие от тебя, я в подробности не вдавался. Ты продолжаешь заверять меня, что тебе это нравится, так что, если найдешь, что мои рассказы тебя утомляют, вини самого себя.

Когда я утром проснулся и оглядел голые стены и умывальник на ящике, я с трудом сообразил, где нахожусь. Однако в комнату ворвался Каллингворт в халате и быстро поднял меня с постели, вцепившись в спинку кровати и сделав кувырок через голову, в результате чего его пятки со стуком грохнулись на подушку. Он был в прекрасном настроении и, присев на кровати, изложил свои планы, пока я одевался.

– Скажу тебе, что я думаю сделать в самую первую очередь, – проговорил он. – Хочу обзавестись собственной газетой. Мы с тобой учредим еженедельную газету и заставим всех ее читать. У нас будет свой печатный орган, как у каждого французского политика. Если кто-то перейдет нам дорогу, мы заставим их пожалеть, что на свет родились. Что скажешь, приятель, а? Сделаем такую умную газету, что читать ее станут все, и такую едкую, чтобы аж мозоли на пальцах появлялись. Как думаешь, получится у нас?

– А какая у нее будет политика? – спросил я.

– Ой, к черту политику! Острая как перчик – вот как я представляю газету. Назовем ее «Скорпион». Будем жалить мэра и городской совет, пока они не соберутся на заседание и не решат повеситься. Я стану писать хлесткие статьи, а ты возьмешь на себя прозу и поэзию. Я тут ночью думал на эту тему, а Гетти написала Мердоку касательно типографских расходов. Возможно, первый номер выпустим уже на этой неделе.

– Дорогой мой! – ахнул я.

– Хочу, чтобы сегодня утром ты взялся писать роман. Поначалу больных у тебя будет немного, так что выкроишь массу времени.

– Но я в жизни ни строчки не написал.

– Гармонично развитый человек может сделать все, за что возьмется. У него есть все необходимые качества, а для их развития нужно лишь желание.

– А ты сам мог бы написать роман? – спросил я.

– Конечно, смог бы. Да такой роман, Монро, что, прочтя первую главу, люди бы стонали от нетерпения в ожидании второй. У моих дверей бы толпились, желая знать, что будет дальше. Черт подери, пойду и начну сейчас же!

И, сделав еще один кувырок, он вылетел из комнаты в халате с развевавшимися полами.

Рискну предположить, что к данному моменту ты вполне пришел к заключению, что Каллингворт интересен с точки зрения патологии как человек на первой стадии слабоумия или паралитического умственного расстройства. Ты не был бы столь уверен, если бы пообщался с ним лично. Свои безумные мечты он оправдывает своими делами. Это звучит смешно, если изложить все в черно-белом свете, но год назад это звучало столь же смешно, когда он сказал, что через год у него будет огромная практика. Теперь мы видим, что он этого добился. Каллингворт обладает огромными способностями, из него просто бьет энергия изобретательства. Боюсь, что при анализе всего мною написанного выплывет, что я создал у тебя ложное впечатление о человеке, описывая инциденты, когда он показал странные и буйные стороны своего характера, и опуская случаи, когда проявлялся его ум и способность к суждению. Его разговоры, когда его не заносит, полны разумных мыслей. «Величайший памятник, воздвигнутый Наполеону Бонапарту – это британский национальный долг», – сказал он вчера. И еще: «Главной статьей экспорта Великобритании в Соединенные Штаты были сами Соединенные Штаты». А говоря о христианстве: «Что неверно интеллектуально – не может быть верно морально». За один вечер он выдает целый букет афоризмов. Хотелось бы, чтобы рядом с ним находился человек с блокнотом, записывающий его трепотню. Нет, не надо позволять мне создавать ложное представление о его способностях. С другой стороны, было бы нечестно отрицать, что я считаю его человеком глубоко беспринципным и полным низменных качеств. Однако я глубоко ошибаюсь, если у него в характере нет положительных черт. Он столь же способен на взлеты, как и на падения.

Так вот, после завтрака мы сели в экипаж и отправились заниматься врачебной практикой.

– Полагаю, ты удивлен, что с нами едет Гетти, – сказал Каллингворт, хлопнув меня по колену. – Гетти, Монро гадает, за каким чертом ты здесь, вот только из-за вежливости стесняется спросить.

На самом деле мне показалось очень странным, что она поехала вместе с нами в лечебницу.

– Когда приедем, сам все увидишь! – усмехнувшись, воскликнул он. – Мы там по-своему дело ведем.

Ехать было недалеко, и вскоре мы оказались у квадратного здания с выбеленными стенами, рядом с дверью которого красовалась большая медная табличка с надписью «Доктор Каллингворт». Внизу было написано «Бесплатные консультации с десяти до двух». Дверь была открыта, и я заметил в коридоре толпу народа.

– Сколько здесь? – спросил Каллингворт у посыльного.

– Сто сорок, сэр.

– В приемных все забито?

– Да, сэр.

– Во дворе тоже?

– Да, сэр.

– И на конюшне?

– Да, сэр.

– А в каретном сарае?

– Там еще есть место, сэр.

– Ах, жаль, что сегодня людей не очень много, Монро, – сказал он. – Конечно, от нас это не зависит, так что надо все принимать, как есть. Так-так, дайте-ка пройти! – обратился он к пациентам. – Иди сюда и полюбуйся на приемную. Ух, что за духота! Что ж вы сами-то окна открыть не можете? Никогда таких не видал! Тридцать человек в комнате, Монро, и ни у одного не хватило ума открыть окно, чтобы не задохнуться.

– Я пробовал, сэр, но там задвижка на болте! – крикнул кто-то.

– Ах, дражайший, вы никогда ничего не добьетесь, если не можете открыть окно, не подняв задвижку, – заявил Каллингворт, хлопая его по плечу. Затем он взял зонт и разбил им два стекла.

– Вот так надо! – сказал он. – Посыльный, проследи, чтобы болт вывернули. Так, Монро, идем, пора браться за работу.

Мы поднялись по деревянной лестнице без ковра, оставляя внизу, как я заметил, переполненные пациентами комнаты. Наверху оказался голый коридор, в одном конце которого были две двери друг напротив друга, и одна дверь