Рубаи Хайям - Сказание об Омаре Хайяме Страница 3

В нижних этажах размещались рабочие комнаты, комнаты для собеседований, комнаты для отдыха и даже для сна. На первом этаже -- самом прохладном -- можно было подкрепиться пищей, которая доставлялась из кухни, построенной по соседству. Не забыть бы сказать, что на самом верху имелись также и удобные, очень легкие переносные лежанки. Они предназначались для астрономов, ведших ночные наблюдения за звездным небом.

Обсерватория была огорожена высокой кирпичной оградой, а у входа стоял домик для привратника. Одним словом, Омар Хайям и его сотрудники имели все основания быть довольными обсерваторией, лучшей из созданных человеком в то время и до того.

Главные ученые обсерватории -- их было пятеро дежурили поочередно каждые сутки. Вот имена их: Омар Хайям, Абулрахман Хазини, Абу-л-Аббас Лоукари, Абу-Хатам Музаффари Исфизари и Меймуни Васети. Были они примерно одного возраста, вместе начинали свою работу в этой обсерватории и с помощью аллаха собирались дожить [А-017] здесь до конца дней своих в постоянных трудах и наблюдениях. Были у них также и помощники из числа способных молодых исфаханцев числом около десяти человек.

По распоряжению главного визиря бумага для обсерватории отпускалась самая лучшая -- сорта "самарканди". И чернила были отменными. Всякий мелкий инструмент, необходимый для ученых, доставлялся незамедлительно по первому же требованию.

С высоты обсерватории открывался вид на город и на окрестные горы -- голые, выжженные солнцем, похожие на огромные зубы сказочных зверей. Исфаханский оазис благодаря животворной реке Заендерунд стоял зеленый, жизнедеятельный посреди безжизненной серо-желтой пустыни.

Сюда, в обсерваторию, каждое утро шагал Омар Хайям. Идя по кирпичному мосту через Заендерунд, останавливался на минуту, чтобы полюбоваться зелеными струями реки и на минуту перенестись в область быстротечной человеческой жизни, которой нет ни начала, ни конца.

3

ЗДЕСЬ РАССКАЗЫВАЕТСЯ

О ЛИНИЯХ, ИМЕНУЕМЫХ

ПАРАЛЛЕЛЬНЫМИ

Омар Хайям вошел в обсерваторию улыбающийся, довольный прекрасной утренней погодой и видом своих друзей. Впрочем, Меймуни Васети -- широкоплечий, полнеющий, с изрядной лысиной и кареглазый -- выглядел бледным и усталым. И это понятно: он провел ночь там, наверху, тщательно обследуя небо и занося каждое новое явление в особую книгу, которая называлась "Суточные изменения небесной сферы".

-- Поздравьте меня, -- весело проговорил Омар Хайям и сбросил кабу. [К-002]

Исфизари -- высокий и худой, горбоносый шатен знал об удачной покупке господина Хайяма. Он слегка склонил голову и пожелал успеха заядлому холостяку.

Омар Хайям немного обиделся.

-- Почему "заядлому"?

-- Тот, кто не женился в сорок четыре, не женится и в шестьдесят.

-- Это почему же? Ты знаешь, Абу Хатам. что я люблю определения точные, доводы ясные. Почему это я, по твоему, заядлый холостяк?

Исфизари обратился к своим друзьям, Он сказал:

-- Если я не прав, пусть рассудят они.

-- Пусть! -- согласился Омар Хайям.

Меймуни Васети всю ночь наблюдал движения светил. Его взгляд переходил от одного созвездия к другому. А в созвездии Близнецов он обратил внимание на некое свечение, которого не было прежде и которое никем не описывалось. В это утро ум его был поглощен более серьезными делами, нежели проблема холостяцкой жизни господина Хайяма. Он сказал, что никто не может сказать, когда мужчина влезет в хомут семейной жизни. А посему сегодня "заядлый" холостяк, а завтра "заядлый" семьянин. Не так ли?

-- Господа, -- сказал Исфизари, -- наш уважаемый Хайям привел в дом прекрасную румийку с Кипра. Точнее, с невольничьего рынка. Но предупреждаю: она всего-навсего служанка в его доме. -- И ухмыльнулся.

-- Слышите? -- сказал Омар Хайям. -- Это сущая правда: именно служанка! И просьба не путать с госпожою дома, как называли жену в стародавние времена. И тем не менее я действительно в хорошем настроении, что, как вам известно, бывает со мною нечасто. Вы спросите меня: почему же у меня такое хорошее настроение? Не правда ли?

-- Правда, -- подтвердил Лоукари. -- Нам небезынтересно знать по возможности больше о своем товарище и наставнике.

Лоукари был малоразговорчивым, сухощавым человеком, настоящим ученым и с виду, и по сути. Провести ночь под звездным небом, наблюдая за светилами, что может быть лучше? Пожалуй, ничего, если не считать библиотеки, где время проходит еще быстрее за чтением книг. Книги и небесная сфера -- вот две любимые стихии Абу-л-Аббаса Лоукари, которому совсем недавно исполнилось сорок три года.

-- Ну что ж, -- сказал Хайям, -- не скрою причину своей радости. -- Он прошелся неторопливым взглядом по лицам своих друзей. -- Я знаю, что вы только что подумали обо мне и какое при этом слово произнесли про себя. Я знаю это слово, если даже начнете отпираться. -- Хайям прищурил глаза, подбоченился, слегка согнувшись в пояснице. -- Вы сказали про себя: "женщина". Вы сказали: женщина -- причина его радости. -- И замолчал, словно ожидая, что его начнут упрашивать продолжать рассказ.

Но все почтительно молчали. Эти воспитанные люди не торопили собеседника, не выказывали своего нетерпения. Они умели ждать...

Хайям махнул рукой. И сказал:

-- Женщина -- сама собою. Она всегда приносит радость, особенно если ты купил ее по дорогой цене, особенно если вызвал в ком-нибудь зависть и ревность. Но я сейчас не о женщинах. Я всю ночь думал о линиях -- самых различных и больше всего о параллельных. Да, да!

-- Может быть, мы сядем? -- сказал Васети.

В самом деле, почему бы не сесть и не поговорить по душам? А то получается как то на ходу...

-- В таком случае я не скоро отпущу вас от себя, -- серьезно сказал Хайям. -- Да, да! Потому что эти самые параллельные линии, которые вот уже полтора десятка лет не выходят у меня из головы, славные линии. Но в довершение ко всему это линии таинственные. Однако я это скорее добавляю для себя, чем для вас. Ибо вы не хуже меня осведомлены об этом. Вот эти самые линии причина особой радости. Клянусь аллахом! [А-017]

Ученые сели на ковер. А Меймуни Васети облокотился о небольшую горку жестких подушечек: ночная усталость сказывалась.

-- Начнем с самого простого, -- сказал Хайям, -- с пятого постулата его величества Евклида...

Он замолчал. И все молчали. Ожидая, что Хайям продолжит свою фразу, завершит свою мысль... А он спросил :

-- Кто помнит пятый постулат?

Попробовал было припомнить Васети, но где то на середине осекся. Лоукари тоже запутался в начальной фразе. Хазини сказал Хайяму:

-- Зачем ты нас испытываешь? Тебе ничего не стоит прочитать наизусть.

Действительно, память у Омара Хайяма была потрясающая: стоило ему раз пробежать глазами какой-нибудь текст, как он мог с удивительной точностью воспроизвести его спустя месяц или год. Хайям порою даже хвастал немножко этой своей памятью..,

-- Так слушайте же, -- сказал он и процитировал дословно Евклида на арабском языке (из книги, написанной а Каире): -- "И если прямая, падающая на две прямые, образует внутренние и по одну сторону углы меньше двух прямых, то продолженные эти две прямые неограниченно встретятся с той стороны, где углы меньше двух прямых".

Цитата была прочитана без запинки.

-- Так, -- проговорил Хазини. -- А дальше?

-- Дальше? Дальше значительно сложнее. Полтора десятка лет тому назад... Нет, еще раньше, там, в Самарканде, я начал решать эту задачу...

-- Какую? спросил Васети.

-- Я же сказал: пятый постулат Евклида...

-- А зачем ее решать?.. Постулат есть постулат. Это все равно, что доказывать: трава зеленая, а песок серый.

-- Не совсем так, -- возразил Хайям. -- Ты полагаешь, Меймуни, что все те, кто рассматривал этот постулат как теорему, требующую доказательств, были дураки ?

Васети сказал:

-- Тогда остается предположить, что сам Евклид поместил свой постулат не туда, куда следует...

-- Пожалуй, так.

Ученые переглянулись: что это Омар вдруг решил уличать Евклида в неточности? Евклида надо принимать, как он есть. Евклид -бог в геометрии. Вот и все!

-- Друзья, -- сказал Хайям, -- я, пожалуй, ослышался: разве боги занимаются наукой? Наукой занимается человек. А человеку свойственно ошибаться, каким бы он ни был великим. Я не могу понять: почему бы не подвергнуть доказательному рассмотрению этот самый, я бы сказал, пресловутый пятый постулат?

-- Очень просто! -- Васети потер лоб. -- Тогда придется построить новую геометрию.

-- Необязательно, Меймуни... Доказать -- значит утвердить Евклида в самой его основе... Я понимаю, когда Евклид пишет, что "все прямые углы равны между собою" или "ограниченную прямую можно непрерывно продолжать по прямой", -- это не требует никаких доказательств. Это все слишком самоочевидно. А вот что касается двух параллельных линий, тут дело посложнее.

Меймуни покачал головою: дескать, не все понимаю. Остальные молчали, размышляя над словами Хайяма.