Монах и дочь палача. Паутина на пустом черепе - Амброз Бирс Страница 40

Г: А та еда, которая его переживет?

В: Увеличивает великую желудочную страсть, которая мрачно выглядывает наружу и разверзается, чтобы поглотить материальное творение.

В: Брось ей печенье.

ГЛУПЕЦ: Ты посещаешь пациента. Он выздоравливает. Хорошо. Как ты определяешь, выздоровел ли он благодаря твоему лечению или вопреки ему?

ВРАЧ: Я никогда этого не делаю.

Г: Я хочу сказать: как ты об этом узнаешь?

В: Спрашиваю мнение человека, интересующегося этим вопросом, – то есть глупца.

Г: А как об этом узнает пациент?

В: Глупец спрашивает об этом меня.

Г: Любезный учитель! Как мне тебя вознаградить?

В: Съешь нарезанный огурец, залитый дешевым кларетом.

ВРАЧ: Отношения между пациентом и его болезнью в точности такие же, как между двумя деревянными фигурками, предсказывающими погоду в голландских часах. Когда болезнь проходит, пациент начинает двигаться. Когда на сцену выходит болезнь, пациент отступает.

ГЛУПЕЦ: Самомнение нищего. Выходит, отношения между ними не очень-то сердечные.

В: Отношения редко бывают сердечными, за исключением тех, которые питают к вам бедные родственники.

Г: Мое среднее ухо раздавлено приятной горячностью мудрости! Ставлю десять против одного, что ты не сможешь описать мне нынешнее состояние своего последнего пациента.

В: Готов!

Г: Ты выиграл пари.

ГЛУПЕЦ: Я однажды читал репортаж о разговоре, на самом деле состоявшемся между глупцом и врачом.

ВРАЧ: В самом деле? Обычно подобные разговоры происходят только между глупцами.

Г: Репортер решил наплевать на орфографию: он писал «влупец» и «грач». И получилось, что слова глупца стояли после буквы «В», а слова врача – после буквы «Г».

В: Должно быть, вышла ужасная путаница.

Г: Так и есть. Но никто не понял, что с орфографией обошлись вольно.

В: Ах ты паршивец!

ГЛУПЕЦ: Представь, что среди твоих слуг оказалась больная устрица.

ВРАЧ: Устрицы не болеют.

Г: Я слышал, что жемчуг – результат заболевания.

В: Стоит ли функциональное нарушение, приводящее к появлению ценной жемчужины, называть болезнью или обращаться с ним как с болезнью – это вопрос, который можно подвергнуть честному сомнению.

Г: Значит, в данном гипотетическом случае ты бы не стал выступать за удаление аномальной части?

В: Нет, я бы удалил устрицу.

Г: Но если бы жемчужина росла очень быстро, подобную операцию не стоило бы проводить немедленно.

В: Это зависело бы от симптоматического диагноза.

Г: Бестия! Дай мне перевести дух!

ВРАЧ: Я тут подумал…

ГЛУПЕЦ: (Лжец!)

В: …что для глупца ты довольно хорош. Возможно ли, что я все это время развлекаю ангела, не подозревая об этом?

Г: Отринь опасения; я такой же большой глупец, как и ты. Однако существует способ разрешить подобное сомнение в будущем.

В: Объясни.

Г: Поговори со своим гостем о симптоматическом диагнозе. Если он ангел, то его это не оскорбит.

III

СОЛДАТ: (читая из Нейпира[24]) «Кто бы не предпочел быть похороненным собратьями по оружию на поле битвы, а не могильщиком на церковном кладбище!»

ГЛУПЕЦ: Сдаюсь!

С: Разве кто-то спрашивал твоего мнения?

Г: А разве я его высказывал? Радость для тебя еще впереди.

С: Буду ждать с наслаждением.

Г: Ты должен как-то наслаждаться – ведь без наслаждения не было бы службы.

С: Идиот.

Г: Прошу прощения. Я думал, что твоя служба хотя бы научила тебя обращаться к людям согласно их званию. На службе человечеству я нахожусь в чине Глупца.

С: Эй, там! Без всяких там! Пусть раздадутся звуки труб!

Г: Прошу, не делай этого.

С: Верно: ты просишь, я не делаю.

Г: Но зачем грабить, если красть почетнее?

С: Подумай о конкуренции.

ГЛУПЕЦ: Господин Головорез, скольких детей вы сделали сиротами сегодня?

СОЛДАТ: К дьяволу сирот! У тебя есть семья?

Г: Убери штык, я последний в своем роду.

С: Как так? Не существует больше глупцов?

Г: Ни одного, ей-богу! Они все ушли воевать.

С: А почему же ты не завербовался?

Г: Знай я это, я не был бы глупцом.

ГЛУПЕЦ: Ты мне кое-что должен.

СОЛДАТ: Я не признаю твоих претензий. Давай передадим это дело в арбитраж.

Г: Единственный судья, к чьему решению ты отнесешься с уважением, находится на твоей стороне.

С: Ты имеешь в виду мой меч, самое беспристрастное оружие: он обоюдоострый.

Г: И каждое его лезвие странным образом вызывает возражения у твоего оппонента.

С: Но за что же я тебе задолжал?

Г: За существование: преобладание таких, как я, сделало возможным существование таких, как ты.

С: Выгоды от этого не особенно заметны; если бы не ваши ссоры, у меня было бы больше приятного досуга.

Г: И ты был бы неотесанным мужланом.

С: По крайней мере, я бы был смиренным христианином; а если бы кто другой не был бы таким же… Я умолкаю.

Г: Ты сказал достаточно; тогда случилась бы война.

СОЛДАТ: Зачем ты носишь колпак с бубенцами?

ГЛУПЕЦ: Я спешу просить о помиловании, и если меня пощадят, я сразу же обменяю мой колпак.

С: На что?

Г: На шлем и перо.

С: «Сбрось шкуру льва, скорей напяль телячью!»[25]

Г: Лишь мудрость следует облекать в телячью кожу.

С: Почему?

Г: Потому что мудрость – это теленок, из которого вырастает откормленный бык глупости.

С: Значит, глупость следует облекать в коровью шкуру?

Г: Да, чтобы она как можно быстрее предстала в своем истинном качестве – в виде голой правды.

С: Как же ей это удастся?

Г: Ты быстро снимешь с нее шкуру, чтобы сделать конскую упряжь и сбрую в придачу. Никто не думает о том, сколь многим завоеватели обязаны коровам.

ГЛУПЕЦ: Скажи-ка мне, герой, что такое стратегия?

СОЛДАТ: Искусство приставить два ножа к одному горлу.

Г: А что такое тактика?

С: Искусство вгонять их по самую рукоять.

Г: Суперсветский лексикограф!

С: Ну все, ты вывел меня из себя! (Пытается вынуть меч из ножен, спотыкается об него и падает.)

Г (издалека): Мне призвать армию или могильщика? А памятник ты хочешь бронзовый или из мрамора?

ГЛУПЕЦ: Когда ты одерживаешь великую победу, какая доля славы достается коню, на котором ты сидел верхом?

СОЛДАТ: Чушь! Конь не в состоянии понять, что такое слава, он предпочитает овес.

Г: И это ты называешь непониманием? (Читает.) «Во время крестовых походов частью вооружения турецкого корабля были две сотни змей.» В погоне за славой ты по крайней мере не брезгуешь тем, чтобы нанимать скромных помощников. Любопытные, должно быть, были союзники.

С: Ну что еще услышишь от глупца! Ни один истинный солдат не стал бы сражаться с храбрым врагом при помощи змеи. Эти ничтожества были моряками.

Г: Действительно, это меткое отличие! А ты, мой проницательный профессор вивисекции, когда-нибудь применял свое острое лезвие для того, чтобы отсекать несущественные аргументы?

С: Я отсек тысячи.

Г: Кстати о крестовых походах: во время осады Акры, когда христиане разрушили часть стены, пизанцы бросились в пролом, но поскольку большая часть их армии была занята обедом, их атаку потопили в крови.

С: Похоже, ты до мелочей знаком с военной историей.

Г: Да,