Томас Гарди - Стихотворения Страница 5

Не раз вы слышали такой;

Все люди думают, мудрят,

Как бы пролить побольше крови,

А для Христа они творят

Не более, чем вы во гробе.

Еще не Суд, и ваши внуки

За то должны мне петь хвалы,

Иначе бы за эти штуки

Скрести им на Небе полы.

Ох, жарко будет Судным днем,

Как запоет моя труба,

Коль захочу сыграть подъем!

Да нужно ль ворошить гроба?"

Мы вновь легли. "За годы эти

Стал мир безумней или нет,

Спросил один, - чем в том столетье,

Когда покинули мы свет?"

"Нет", - каждый подтвердил скелет.

"А я-то прожил как дурак,

Вздохнул поп Терли, мой сосед,

Отверг и пиво и табак".

И вновь орудья били ваши,

Как будто подняли мятеж.

Гром шел от Стоуртонской башни

На Камелот, и на Стоунхендж.

Апрель 1914

Перевод В. Корнилова

ПОСЛЕ ВСТРЕЧИ

(К Ф. Э. Д.)

Приходи еще раз!

Ты мелькнула листком над вершиной холма,

И лицо твое скрыла отвесная тьма,

Полземли заслоняя от глаз.

Приходи поскорей!

Невесомым клубком, точно чертополох,

Донеси, докати примирительный вздох

И замри у скрипучих дверей.

До вчерашнего дня

Уплывал незамеченным запах цветов,

И неслись вереницей цветных лоскутов

Облака, не тревожа меня.

Коридором пустым

Ты прошла, точно призрак из рыцарских книг,

И пока детский страх в душу мне не проник,

По ступенькам взбежала крутым.

Ты выходишь на свет,

Воплощаясь в обыденный облик земной,

Тихим взором, без слов, говоришь ты со мной,

И, не веря, молчу я в ответ.

Не захлопнулась дверь,

И вопрос я в глазах различаю твоих:

То, что жизненно важно для нас, для двоих

Отчего невозможно теперь?

Перевод Р. Дубровкина

ЛИЦО В ОКНЕ

Не дают счастливым быть

Грешной совести уколы!

Как поблек тот день веселый,

Не позабыть!..

Майский вечер был хорош,

Солнце падало устало,

И упряжка наша встала.

"Ты подождешь?

Здесь приятель давний мой,

Знаешь, болен безнадежно.

Загляну я, если можно,

К нему домой.

Десять лет назад всего

Чуть моим не стал он мужем,

С той поры мы просто дружим,

Как жаль его!"

Постучав, она ждала,

Тут из двери кто-то вышел:

"Очень плохи (я услышал)

Его дела.

В этом мире ей одной

Предан он и благодарен:

Ангел мне судьбой подарен,

Сказал больной".

Дальше помню со стыдом,

Как, нахмурясь недовольно,

Обернулся я невольно

На старый дом.

Тихо прочь катили мы,

И почти до поворота

Молча вслед смотрел нам кто-то

Из полутьмы.

"Никаких сомнений нет:

В этой комнате постылой

О моей вздыхает милой

Он столько лет!"

Глупой ревностью дразня,

Мной владел какой-то демон,

Не пойму доныне, чем он

Смутил меня.

В схватке с призрачным врагом

Обнял я ее за плечи,

Чтобы не было и речи

О том - другом!

Тьма сомкнулась позади,

Где лицо в окне белело,

И заныло, заболело

В моей груди.

Эта боль со мной всегда.

Слышал я: любовь тиранит,

Но любовь, что грубо ранит,

Душе чужда.

Нежно спутница моя

Улыбнулась, оживая,

Даже не подозревая,

Что сделал я!

Он в могиле с давних пор

И людской не знает злобы,

Где найду я слезы, чтобы

Смыть мой позор?

Чувство сводит нас с ума,

Как алмаз, в душе пылая,

Но бездушна ревность злая,

Как смерть сама.

Перевод Р. Дубровкина

УЭССЕКСКИЕ ВЕРШИНЫ

(1896)

Есть в Уэссексе вершины,

будто милующая рука

Их лепила для забытья, для мысли

и для смерти. Пока

Я стою к востоку, на Ингпен-Бикон,

или к западу, на Уиллз-Нек,

Я знаю, что здесь я был до рожденья

и сюда вернусь навек.

Внизу - ни братьев, ни друзей,

ни души, с которой дано

Понять, что все о тебе известно

и все тебе прощено.

Внизу они странны и далеки,

внизу мне союзника нет.

Но цепи рассудка не так гремят,

если небо - ближайший сосед.

В городах безумные тени,

как сыщики, ходят за мной,

Тени юности, спутники мои,

прошлого призрак худой.

Они меня ловят, они твердят

о том, чему я не рад:

Холодные усмешки мужчин,

женский презрительный взгляд.

Внизу я, должно быть, предал себя,

того, кем некогда был,

Кем быть перестал. Он бродит, ища,

кто бы его вразумил.

Какая сила меня вогнала

в этот облик чужой,

В бабочку, бросившую его

старинный кокон свой.

Я на равнину не спущусь,

чтобы призрака не встречать:

Он никем не видим, но сердце мое

перестает стучать.

И шпилей городских я боюсь

из-за тех, кто давно угас:

Никому не видимые, с меня

они не спускают глаз.

Есть призрак в Йеллем-Ботом,

он вечно стоит под луной.

Есть другой, он сжимает тонкий рот

под гробовой пеленой.

Есть еще дух железных дорог:

куда я ни сбегу,

Его профиль в окне, и он говорит,

чего слышать я не могу.

А дивная женщина... Но теперь

я - только мысль ее;

Мысль сменяет мысль; давным-давно

она думает свое.

Впрочем, она не знала,

как можно ее любить...

Но время от нежности лечит.

Я рад ее отпустить.

И я поднимаюсь на Ингпен-Бикон,

на Уиллз-Нек, на восток,

На ближние, дальние холмы,

где воздух пуст и высок,

Куда женщины со мной не пойдут,

где не встретишь мужчин,

Где призраки вынуждены отступить,

где я наконец один.

Перевод О. Седаковой

СПЯЩИЙ ПЕВЕЦ

(Алджернон Чарлз Суинберн, 1837-1909)

1

В чудесной нише, где, как на часах,

В ночном, в дневном недремлющем дозоре

Заливы, бухты, мол обходит море,

Там он и спит по воле вечных Прях

С высоким камнем в головах.

2

А было это, будто груда роз

Обрушилась на капюшон монаха:

Так, словно с неба, он кидал без страха

Охапки ритмов, лепестков и звезд

В разгар викторианской глухоты

Созвучий странные цветы.

3

О утро давнее! углы, ступени

Какой-то улочки; я брел сквозь тени

И летний блеск, не поднимая глаз,

Брел и шептал, впивая в первый раз

Классическую силу новых фраз.

4

Страницы страсти, лабиринты лет,

Укоров, слез, Восторгов, ласк и бед

Все зазвучало, как живая трель.

Но не простак был этот менестрель:

Он знал и смысл ее, и цель.

5

Еще шипят насмешки, беспокоя

Тень музыки твоей; ты вышел, тих,

Сквозь это пламя, ждущее других!

Молва слабеет, как волна прибоя.

А ты встаешь над веком и собою.

6

Его учила таинству ладов

Наставница с лесбийских берегов,

Мать племени, чье чувство есть звучанье

И мысль есть ритм; с левкадской крутизны

В мироохватный ропот глубины

Повергшая свое страданье.

7

И чудно думать, что ночной порой

Сбегает тень его к волне морской

И ей в ответ над зыбкой глубиной

Она, как пламя легкое, мерцает.

И с кораблей их встречу наблюдают,

Не зная ни того, ни той.

8

И он огню ее прозрачной сферы:

"Учитель, - молвит, - где твой жаркий стих?

Где скрыт, бессмертная, от глаз людских

Твоих созвучий пурпур беспримерный?"

Она с улыбкой: "Ученик мой верный,

Теперь довольно и твоих".

9

И так звезде его и песнопенью,

Которое валы гремят в веках,

Порою вызывая шевеленье

Подземных недр - и беспокоя прах

Его, их ровни в даре исступленья,

Как вихрь, врывавшегося в их размах,

Его оставил я, и день сгорал

На складках гор и скал.

Бончерч, 1910

Перевод О. Седаковой

КТО РОЕТ ЗЕМЛЮ НАДО МНОЙ?

"Кто роет землю надо мной?

Ты, милый? Для цветов?"

"Нет, обвенчался нынче он,

Взял богатейшую из жен,

Изменою не удручен,

Тебя забыть готов".

"Кто ж роет землю надо мной?

Наверное, семья?"

"Семья считает, что цветы

Не скрасят горя и беды

И с ними не вернешься ты

К семье из небытья".

"Но кто же роет надо мной?

Завистница со зла?"

"Ей долго злиться не дано,

Она опомнилась давно,

И ей сегодня все равно,

Где в землю ты легла".

"Кто ж все же роет надо мной?

Скажи - терпеть нет сил!"

"Я, дорогая госпожа,

Твой песик. Помнишь малыша?

Надеюсь, что, землей шурша,

Тебя не разбудил".

"Так вот, кто роет надо мной!..

Как я могла забыть!

Мой песик, свет души моей,

Ты всех отзывчивей, верней,

Ох, научил бы ты людей,

Как преданно любить!"

"Прости, хозяйка, в холмик твой

Я косточку зарыл,

Чтобы разгрызть ее и съесть,

Когда подаст мне голод весть,

А что твоя могила здесь,

Я просто позабыл".

Перевод В. Корнилова

У ВОДОПАДА

Притронусь к воде, и тотчас предо мной

Рождается прошлого призрак сквозной;

В душе воскресает щемящая дрожь

Как память о том, что уже не вернешь;

И песнь о любви,