Иван Лазутин - Последний этаж Страница 6

Глаза молодой женщины выразили испуг. Но это были какие-то секунды, после чего на лице ее засветилась виноватая улыбка удивления, смешанного с тревогой.

— Да, это моя бабушка. Но она давно умерла… Десять лет назад. Похоронена на Даниловском кладбище. Бояринов нашелся быстро.

— Да, я знаю, что ваша бабушка давно умерла, но не могли ли вы принять меня и подарить мне несколько минут вашего внимания.

Молодая армянка, отступив в сторону, сделала приглашающий жест, который профессиональным глазом артиста успел оценить Бояринов: были в плавном движении ее руки и женственность, и душевная доброта.

— Пожалуйста, проходите… Только не осудите, у меня в квартире целый Седом и Гоморра. Готовимся к ремонту, а поэтому, сами понимаете… — Видя, что Бояринов, как только переступил порог, нагнувшись, хотел было расшнуровывать ботинки, чтобы разуться, хозяйка квартиры скороговоркой запричитала: — Нет, нет!.. Не делайте этого, ради бога, у нас квартира, а не музей. — С этими словами армянка прошла в ванную и тут же вернулась с мокрой мешковиной в руках, которую она ловким движением размашисто расстелила под ноги Бояринову. Разувайтесь себе на здоровье в других домах. А у нас на дежурные тапочки нет лишних денег. У нас вы всегда, если этот ваш первый визит — не последний визит, будете вытирать подошвы ботинок о сырую, чистую мешковину, Уж так у нас заведено. Вас это устраивает?

— Вполне! — широко улыбаясь, ответил Бояринов, а сам, наклонившись, принялся усердно вытирать о тряпку подошвы ботинок и не сводил глаз с хозяйки. Чем-то ему эта приветливая женщина понравилась сразу, может быть, тем, что она молода и как-то вызывающе красива, а может быть потому, что от всего ее облика, от фигуры, от жестов веяло не только душевной простотой и искренним гостеприимством, но и уверенностью в себе, в каждом произнесенном ею слове? А может быть, все это вместе взятое сразу подкупило Бояринова, и он в первую же минуту почувствовал себя свободно и облегченно в доме, куда нога его ступает первый раз.

В большой просторной комнате, куда хозяйка провела Бояринова, в углу стояло пианино старой немецкой марки. С высокого лепного потолка свисала старинная бронзовая люстра мастерских Кузнецова. Это Бояринов определил сразу: еще будучи мальчишкой, он часами простаивал перед старинными люстрами в комиссионном магазине на Арбате. И люстры Кузнецовские он мог безошибочно отличить от люстр других мастеров. Бросились в глаза и тисненые корешки старинных книг на застекленных стеллажах, инкрустированная венгерская мебель на гнутых ножках, на полу распластался болотного цвета огромный палас…

— Ну, что ж, давайте знакомиться, — улыбнувшись, сказала хозяйка и подошла и Бояринову, протягивая ему руку.

Бояринов крепко замкнул в своей ладони тонкую, гибкую кисть хозяйки.

— Меня зовут Магдой, мне двадцать восемь лет, по образованию я архитектор. Сейчас завершаю кандидатскую диссертацию. Два года назад развелась с мужем, и да будет вам известно — единственная внучка моей любимой бабушки, память о которой привела вас в мой дом. Вот вся моя анкета у вас, как на ладони.

Представился и Бояринов, сказав, что он актер театра, в котором когда-то работала бабушка Магды, и ко всему прочему — председатель месткома.

— А дальше? — Магда шаловливо, по-детски погрозила пальцем.

— Что дальше? — смутился Бояринов.

— Поподробней, по моей анкете!..

— Ну, знаете ли… Это уже называется вывернуться наизнанку… И причем так сразу… — пытался отшутиться Бояринов. Свой прошлогодний скандальный развод с женой он таил от людей, как грех и как позор. Хорошо, что в театре знали, что причиной развода было весьма вольное поведение жены, тоже актрисы, только другого театра.

— А вот и наизнанку! — настаивала Магда. — Как я. Что, не хватает духу?

Бояринов пожал плечами, протяжно вздохнул. В эту минуту ему казалось, что он давно знает эту женщину.

— Я ваша поразительная копия и в этой графе анкеты. Как и вы, одинок. И знаете… не жалею об этом. Как жернова свалил с души. Надеюсь, вы многое поймете, если я скажу, что моя бывшая жена — актриса. К тому же мы работаем в разных театрах.

— И пили разное вино? — Не сходя с шутливого тона, спросила Магда, закурила и, жестом приглашая Бояринова сесть, положила на журнальный столик сигареты. — Курите.

— Представьте себе, это, пожалуй, одна из главных причин наших хронических семейных размолвок. Я предпочитал сухие вина. Моя жена — коньяк и водку.

— И, очевидно, эта ее страсть разгоралась сильнее, когда театр был на гастролях в других городах, или когда она выезжала из Москвы на киносъемки? — Магда затянулась сигаретой и, подняв голову, пустила в сторону люстры красивое перекатное кольцо дыма.

— С вами опасно разговаривать, — разминая сигарету, ответил Бояринов.

— Потому что у нас слишком много общего. Мой бывший муж тоже служитель Мельпомены.

— Артист?

— Нет, он кинооператор на «Мосфильме». Причем, один из лучших операторов. У него всегда сходятся концы с концами.

Не сошлись только наши души и наши жизненные принципы. — Лицо Магды сразу как-то посерьезнело, словно его опахнуло пепельное облачко. — А теперь, когда я знаю, кто вы — я вас слушаю. Чем могу быть полезной?

Бояринов начал не сразу. С минуту он молча курил, рассеянно глядя на красивую хрустальную люстру, потом, словно боясь, что Магда может не так понять его затянувшееся молчание, начал:

— У актрисы Лисогоровой через месяц будет юбилей. Вы, очевидно, знаете ее по сцене?

— Лисогорова?!. Покажите мне человека, кто ее не знает. Можно всего лишь раз увидеть ее в фильме «Потерянное поколение», и она запомнится на всю жизнь. Я была еще девчонкой, когда проливала слезы во время чеховского спектакля «Чайка». Ей уже пятьдесят?

— Шестьдесят, — ответил Бояринов, наблюдая за игрой выразительного лица Магды, на котором каждое движение души находило моментальное выражение. Сейчас на нем были написаны удивление и искренний восторг. Они проступали в блеске больших черных глаз, во вздрогнувших ноздрях, в легком румянце, прихлынувшем к ее смуглым щекам.

— Вот что значит талант от бога!.. Он даже хранит в своей первозданной красоте тело. — Магда закрыла глаза и смолкла. — Сейчас я отчетливо вижу лицо Лисогоровой, каким видела его несколько лет назад в роли Кручининой. Боже мой, я не смогла сдержать рыданий в той сцене, когда Кручинина нашла своего потерянного сына Григория Незнамова. Чуть ли не наизусть, еще со школьной скамьи я знала текст пьесы Островского, уже наперед могла произнести почти каждую реплику действующих лиц, а все равно в этом месте спектакля заходилась в рыданиях. Лисогорова!.. В одной фамилии есть какая-то романтика и тайна. Люблю эту актрису!.. Вряд ли в нашем теперешнем театре с его давнишними традициями рядом с Лисогоровой можно кого-нибудь поставить. Это идет от корня Ермоловой и Комиссаржевской.

Видя, что Магда замолкла и ждет, когда же, наконец, Бояринов заговорит о конкретной цели своего прихода, связанного с тем, что до войны ее бабушка работала в театре, где состоит актером Бояринов, он решил заговорить о том, во имя чего он переступил порог этого дома.

— Вот уже две недели я ищу одну вещь, которая в какой-то степени связана с вашей бабушкой и с актрисой Лисогоровой. Как бы вам сказать… — Бояринов замолк, в уме подыскивая слова, которыми можно было бы точнее выразить причину, которая привела его в квартиру, где когда-то жила бабушка Магды.

— Говорите так, как лежит на сердце, — Магда насторожилась, словно боясь, что то, о чем будет говорить Бояринов, бросит хоть малейшую тень на светлую память ее бабушки.

— Вы располагаете десятью-пятнадцатью минутами времени? Я буду вам признателен, если вы выслушаете и поймете меня. — Бояринов почти молитвенно приложил к груди ладони.

— Хоть час! — ответила Магда. — У меня сегодня свободный день. А беседа с вами мне интересна.

Бояринов вытащил из папки стопку машинописных листов с очерком Лисогоровой и положил их на журнальный столик перед Магдой, которая, пробежав взглядом по заголовку и первым строкам, встала.

— Хотите кофе?

Бояринов снизу вверх смотрел на Магду, фигуру которой плотно облегал шелковый синий халат, четко вырисовывая плавные линии ее стройного, сильного тела.

Встал и Бояринов.

— Если позволите, это сделаю я. В нашем театре нет равных мне по знанию таинств приготовления кофе по-турецки. А вы тем временем прочитайте статью. Я хочу, чтоб вы читали ее наедине. Прочитав ее, вы поймете — зачем я к вам пришел.

Магда свела у переносицы свои густые, отливающие синевой черные брови, склонила голову и о чем-то задумалась. Может быть, в эту минуту она пыталась зримо представить, какой порядок у нее на кухне, решая: можно ли там появиться человеку, которого она видела впервые, к тому же — мужчине. И, резко вскинув голову, от чего брови как бы разомкнувшись, сами по себе взлетели вверх, она просветленно улыбнулась и громко, с какой-то детской веселостью воскликнула: