Рейчел Кляйн - Дневник мотылька Страница 7

Конечно, я пролетела.

Если бы я удосужилась задуматься о том, что Боб совсем не похож на поэта. Клочковатые каштановые волосы, залысины у лба, очки с толстенными стеклами. Типичный остолоп. Поэт на его месте читал бы Китса или Шелли, а не вечернюю газету. Девчонки вызверились на меня — еще бы, я истратила попытку впустую. Мы помчались наверх, ведь наши повара приходят затемно, чтобы испечь булочки на завтрак. София очень расстроилась. Пришлось ей ложиться спать на пустой желудок.

ОКТЯБРЬ

1 октября

Вторая попытка — «продавец в обувном магазине» — тоже не удалась. Идею подкинула обкуренная Чарли. Не думаю, что мы вообще сможем угадать. Разве что выследим его в лесах, как того самого Гнома-Тихогрома. Сегодня мы ни о чем другом не могли говорить. Люси пришло в голову позвать Эрнессу. Она считает, что у той найдется свежая идея. На это я не сказала ни слова.

2 октября

Ну вот, наволочка с провизией у нас. Но у меня пропал аппетит.

Эрнесса явилась в комнату Люси сразу после полуночи, и мы все вместе отправились вниз — на кухню. Боб все так же сидел с газетой в руке и жевал свой дежурный крекер, словно три дня напролет с места не двигался. Его серый свитер был весь усыпан крошками.

И как всегда, он прикинулся, что не видит нас в упор, пока мы не подошли к нему вплотную.

Эрнесса молча обшаривала его взглядом.

— Я смотрю, вы привели новую подругу? — спросил Боб, глядя на нас поверх колонки спортивных новостей. — Это мухлеж, девочки. Думаете, ей больше повезет?

— Тоже мне тайна, — сказала нам Эрнесса. — Он работает в мертвецкой.

У Боба челюсть так и отвисла. Газетные листы выпали из рук и ворохом посыпались к нему на колени.

— Это правда! Днем я служу в погребальной конторе моего дяди. Бальзамирую покойников, одеваю их, гримирую, делаю им прически, надеваю ювелирные украшения. Но как ты догадалась?

— По запаху. Как только вошла в кухню.

— А откуда ты знаешь, как пахнет в погребальных конторах? — Я подозрительно посмотрела на Эрнессу.

— Мне приходилось бывать в одной из них, когда умер мой отец. Такое не забывается.

Она говорила, а сама сверлила Боба взглядом. Но девчонки не обратили на это внимания. Они побежали набивать наволочку провиантом. И только я слышала, что сказала Эрнесса. Я втянула носом воздух и ощутила сладковатый запах маринованного мяса — на ужин нам давали лондонское жаркое. Какая несусветная дурь: и эта наволочка с едой, и эта игра, и этот ночной сторож, грызущий соленые крекеры.

Эрнесса ничего не взяла из наших трофеев. Чарли тоже отказалась. У нее последнее время дикие причуды насчет еды, по каждодневной укурке. Уж не знаю, что девчонки думают о финале нашего приключения. Все молчат. София взяла в кровать пачку овсяных хлопьев. Потом мы спрятали наволочку у Люси в глубине шкафа и повалились спать.

Запах тут ни при чем. Она уже все знала, когда входила в кухню.

4 октября

Иногда я забываю о том, что Резиденция — место очень загадочное. Я уже так привыкла, что все кажется совершенно нормальным. Сегодня мы с Софией сидели в кресле у столика дежурной и ждали звонка на обед. Я устроилась у Софии на коленях, перекинув ноги через подлокотник. За столом сидела мисс Оливо — она весь день там торчит, отвечая на телефонные звонки и отмечая входящих и выходящих девочек. Вот и вся ее работа.

— Девушки! — раздался ее раздраженный голос. — Не сидите так — это крайне неприличное поведение для юных леди!

Я подскочила как ужаленная. По ее резкому тону мне стало ясно, что я совершила нечто ужасное, а не просто безмятежно сидела у подруги на коленях. Как только я встала, мисс Оливо тут же отвернулась. Я внимательно посмотрела на нее. Она сидела, аккуратно положив руки перед собой на синюю регистрационную книгу. Весь день она поворачивает голову то в одну сторону, то в другую и что-то невнятно бурчит себе под нос.

А это приличное поведение?

Грянул звонок, и София за руку поволокла меня в столовую. Оказавшись вне досягаемости, мы чуть не лопнули от смеха.

5 октября

Почему бы нам с девчонками не обсуждать книги, политику или что-нибудь еще, кроме секса, еды и наркотиков? Как это надоедает. Все талдычат об одном и том же без конца и края. Вчера мое желание отчасти исполнилось. После ужина мы тихо сидели в общей комнате. Ни у кого не нашлось темы для разговора. Люси и Эрнесса шептались в стороне. Уж не знаю о чем, но сомневаюсь, что о немецкой поэзии. Мне мало верится, что Люси вообще знает, кто такой Рильке. И вот среди общего уныния София вдруг сказала:

— Я немножко поговорила с мисс Руд и поняла, что жизнь вовсе не бессмысленна. Вокруг нас столько прекрасного. И в наших силах это увидеть и обрести смысл для своего существования.

— Обрести смысл для своего существования? И чем это она тебя потчевала? — оживилась Дора.

— Вальтером Патером, — ответила я.

Я знала, что у Софии давно вылетело из головы все, что я ей прочитала, поэтому процитировала:

— «Вечно гореть этой безжалостной, ослепительной страстью, вечно подпитывать это вдохновение — вот что значит преуспеть в жизни».

— Вот-вот! — подтвердила София.

— Эта идея почила с миром и была похоронена еще в девяностых годах прошлого века. Замшелая, как сама мисс Руд. Не давай себя одурачить. Она — дутая персона, ископаемое.

— Наверное, только искусство может нас спасти, — сказала я. — Оно доказывает, что существует нечто совершенно непохожее на наши уродливые жизни.

— И чем же лично тебе помогло искусство? — спросила Дора.

Она всегда завидовала моему происхождению из «артистической среды». Мне надо было парировать и уйти, но Доре я была уже неинтересна. Она слишком увлеклась, читая лекцию Софии, а та слушала с раскрытым ртом.

— Жизнь есть абсурд. И нужно учиться преодолевать страх и побеждать абсурд, и не говори, что это неправда. Нужно поступать так, как призывает Ницше: взять в руки тирсы и возродить трагедию.

Упоминание Ницше окончательно добило Софию — она даже не знала, как произносится его фамилия, а уж книг Ницше вообще в глаза не видела. Но это звучало так по-немецки, так внушительно.

— А тирсы — это что за хрень такая? — выкрикнула Кики из-за моей спины.

— Это такие ритуальные палки у древних греков, увитые виноградной лозой, — объяснила Дора. — Ну, у Вакха такой жезл, ты же у нас спец по этому делу.

— Кто? Я? — изумилась Кики.

— Вакх олицетворяет пьянство и секс. Эта дубинка и есть огромный член.

Девчонки грохнули.

— Вашу мать! — До Кики дошло наконец.

Все знают, что невинность она потеряла лет в пятнадцать или даже в четырнадцать и с тех пор у нее перебывало немало парней.

Пока мы ржали над Кики, а я размышляла о том, как меня бесит эта Дора, в комнату вошла Эрнесса. Она встала за спиной у Софии и сказала, обращаясь к Доре:

— Я полагаю, что идеи Ницше, если тебе угодно называть их таковыми, довольно упрощенческие, если не сказать — примитивные.

— В чем же это, поясни? — Дора не привыкла к тому, что ей возражают.

— Он делит мир на две части: дионисийскую и аполлоническую. Рациональную и иррациональную. Черное — белое, высокое — низкое, а между — ничего.

— Ничего, кроме скуки, лицемерия, обыденности. Большинству этого вполне достаточно, но это не значит быть по-настоящему живым. Все равно что живые на празднестве мертвецов.

— А что означает быть по-настоящему живым? — спросила Эрнесса.

— Не ведать страха, — ответила Дора.

— И всё? Тебе пора бросить твоего драгоценного Ницше. На самом деле быть живым — это совсем другое, это наслаждаться, не теряя своей личности. — И Эрнесса пояснила специально для Кики: — Это значит получить оргазм, не закрывая глаз.

Отвернувшись от Эрнессы, Дора обратилась к остальным:

— Она — лжепророк! Уверуйте вместе со мной в дионисийскую жизнь и в возрождение трагедии. Время сократического человека миновало: возложите на себя венки из плюща, возьмите тирсы в руки ваши и не удивляйтесь, если тигр и пантера, ласкаясь, прильнут к нашим коленям. Имейте только мужество стать теперь трагическими людьми, ибо вас ждет искупление[6].

— «Рождение трагедии», — сказала Эрнесса.

Мы все потеряли дар речи.

Обе они были посвящены в тайну, мне недоступную. Потом я ходила в библиотеку, чтобы отыскать эту цитату. Мне такого ни в жизнь не запомнить.

Никто и не подумал смеяться.

— Да ну, опять тирсы эти. А мне бы настоящую штуку. — Кики встала и собралась уходить.

Я представила, как Дора в своей комнате чахнет над книгами Ницше, заучивая цитаты, только для того, чтобы заставить нас, плебеек, почувствовать себя круглыми дурами. Что ж, Эрнесса сегодня предоставила ей великолепную возможность выпендриться по полной.